Я казак, но я считаю себя частью русского народа, и в первую очередь гражданином своей Родины, – настаивает Михаил Мерзляков, директор музея в станице Раздорской Ростовской области.
Его внешность, происхождение и род занятий не оставляют сомнений. Рост, сложение и борода – хоть сейчас на тематическую картину, происхождение тоже подходящее, а с казачьей историей директор Раздорского этнографического музея-заповедника имеет дело в течение всего рабочего дня.
Директор музея в Раздорской Михаил Мерзляков:
– Но я не служивый казак – ведь это такое же название, как милиционер или полицейский, это человек, который несет службу, – продолжает Михаил. – А еще я потомок людей, которые жили в этих станицах на протяжении многих веков. Мы выросли в станице, не зная, что наши предки были казаки и чем-то отличались от других людей. Мы росли все вместе: азербайджанцы, армяне, дагестанцы, русские… И мне нравится термин «донской житель».
Кстати, телеграм-канал и группа в ВК, где он и другие сотрудники музея каждый день выкладывают фотографии Дона, исторические зарисовки и местные новости, так и называются – «Донские жители».
Как рыбу палкой найти
Раздорский музей – провинциальный в квадрате: мало того, что не столичный, так и до областного центра – сотня километров. Но на подъезде к станице есть уголки, где можно встать высоком берегу Дона и начать развеивать мифы о бедности и скудности донской природы: да, у нас нет моря, гор, леса и прочих приманок для туристов, но посмотрите, как красиво там, где берега не завалены мусором и не тронуты уродливой застройкой. А еще отсюда рукой подать до самых интересных исторических мест: станицы Мелиховской, хуторов Пухляковского и Коныгина, острова Поречного…
На подъезде к станице Раздорской есть удивительно красивые места.
А здешняя научная сотрудница, рассказывая во время экскурсии о свадебном обряде, вспоминает собственную свадьбу, и казачьи песни она явно учила не по методичке, а с голоса.
– Мы единственный музей этнографии в наших краях, поэтому мы не только собираем чашки и плошки – нам нужно прежде всего сохранить дух наших станиц, – говорит Мерзляков. – Сейчас уже никто не знает, например, как поймать белугу, как поставить крючья, зарамковать сетку. Да и последнюю белугу поймали в 2000 году, 270 кг – совсем малявочка. Вот уже ушло поколение, которое знало, как палкой найти рыбу.
– Рыбу – палкой?
– Да, а я этот навык немного захватил и сумел перенять у старшего поколения. Инструмент называется «весло», это такой четырехметровый щуп. Судно идет на большой скорости, а я опускаю щуп и должен понять: камень под водой или рыба бьет. Я должен руками прочувствовать: вот лещ, удар сильный, но мягкий, это ласкирь – мягкий и легкий удар, а это карась – удар жесткий. Должен по этим ударам понять, где стоит рыба, где центр косяка и как нам правильно посыпать невод. Если неправильно определил, то мы закинем невод и вытащим одного карася, а если правильно почувствовал – выловим леща. Знаю, как на море определить последнее направление ветра по сторонам света. Дул, например, северо-восточный, и вдруг стих. А тут еще туман спустился – как узнать, где северо-восток? А вот как: на море остаются зеленые дорожки – они и показывают последнее направление ветра. А у наших предков таких знаний было в тысячу раз больше!
Возле куреня, где некогда проживал небогатый казак Енкин, Мерзляков показывает виноградную лозу:
– Два года назад сотрудники музея посадили виноград по примеру наших предков – полутораметровыми лозами, завязав узлом. На такой глубине его не поражают болезни. Когда-то все бугры на Нижнем Дону были покрыты виноградными садами. Видели когда-нибудь виноград, у которого диаметр ствола – метр? Это невероятно, но такой виноград сохранился с эпохи Петра I до наших дней. У меня прямо сейчас почти такой растет – 85 сантиметров. У нас и больше был, но мы не придавали этому значения – ну виноград метровый, ну и что? А люди удивляются.
По словам Михаила, только свои люди, от сохи, чьи предки лили пот на земле, будут ухаживать за виноградом как надо, потому что их предки так делали. Тем более что, хотя жители нижнедонских станиц вообще-то были «плохими земледельцами», но в виноградарстве и виноделии очень даже понимали:
– Виноград давал 250 рублей дохода, а земледелие – только 100 рублей, а это тяжелый физический труд. Но вообще, казаки выращивали хлеб, хоть и не в больших масштабах. Например, у семьи моего прадеда было четыре гектара пахотной земли и 20 гектаров винограда.
– У меня дома окна открыты, и у соседей тоже – мы не прячемся, любой человек видит, что происходит, – говорит Мерзляков.
В доме Енкина можно подсмотреть, как жила казачья семья в конце XIX – начале XX века.
– Вот спальня молодой семьи, – рассказывает Михаил. – Здесь женщина кормила ребенка грудью. Это колыска, это зыбка, у меня тоже такая есть, толкаешь – делает девять движений, и ребенок засыпает.
У ребенка, рожденного зимой, было намного больше шансов выжить, чем у весенних и летних: полевые работы в разгаре, а никаких детских садов не было. Зато были дизентерия, круп, скарлатина (глотошная)…
– Девочке с детских лет собирали сундучок – приданое. Потихонечку она плела коврики, вышивала салфеточки, наволочки… А во время казачьей свадьбы все шли и смотрели, что невеста принесла с собой. На старый Новый год у нас до сих пор поют щедровальные песни. Вот слова: «Отец хвалится лисьей шубою перед любою, а мать хвалится золотым кольцом». Мы эти песни, стараемся воспроизводить, чтобы люди вспомнили, что можно постучать в окошко, похристославить и пощедровать. А это очень важно в нашем цифровом мире, где человек скрывается за клавишами телефона и монитором компьютера от реальности жизни.
Изготовленные самой невестой кружевные салфетки – обязательная часть приданого. Когда шла свадьба, любой человек мог прийти и посмотреть: окошки были распахнуты, занавески распахнуты: все были рады гостям и простому человеческому участию. Они ходили по галдарее (наружный коридор, отгороженный досками, непременная часть казачьего куреня), смотрели: что на столах, как одета невеста? А когда свадьба подходила к концу, гостям подавали кисель. Кисель подали – свадьба окончена.
– Мы много работаем с детьми, и я заметил, что когда выбирают атамана – лидера, в 90 случаях из 100 – это девочка. Мы с ними бегаем, стреляем из лука, бросаем копье, идем в бой – а они выбирают девочку. Я с трудом представляю, чтобы жена Григория Мелихова или его матушка, жена Пантелея Прокофьича, сели на трактор. А у нас женщина добилась равенства, взяла в руки молот и, конечно же, победила слабое существо – мужчину.
– Вы за патриархат?
– Я за то, чтобы женщина была, как у наших предков: чуть-чуть сзади и слева.
– У вас в семье так?
– Как я сказал – только так, – насладившись реакцией слушателей, Михаил вдруг расплывается в улыбке. И продолжает уже серьезно:
– В семье нужен грамотный баланс, и в казачьих семьях такой баланс был. Казаки женились рано, не успев разбаловаться, еще до выхода на службу. И у них была удивительная самосохранность, как в бою, так и в быту. Они потому и пережили коллизии Первой мировой и революции. Уходя на службу, каждый мужчина оставлял по крайней мере двоих детей, то есть они очень хорошо воспроизводили свой род.
Симбиоз человека и Дона Иваныча
На галдарею казачки, выгнав коров на пастбище, выходили, чтобы выпить кофе:
– Кофе стоил недешево, поэтому она специально выходила, чтобы все видели, что она пьет кофе. А знаете, откуда пошло выражение «воду в ступе толочь»? Так-то кофе в ступке растирают. Но если у нее не хватало денег, она воду потолкла, чтобы видели, что она достаточно богата и тоже может пить кофе.
У нас на Нижнем Дону кофе пили с жирными сливками – каймаком, чай и кофе – с сахаром и сушками – сушеными яблоками и жерделами (местное название мелких абрикосов. – Прим. авт.), на празднике – с конфетами. Гостей выпроваживали так: переворачивали чашку вверх донышком – значит, всё, пора и честь знать.
Галдарею Михаил в шутку называет корабельным причалом: в сильный разлив сюда действительно причаливали лодки:
– Мир казачества – это симбиоз человека со степью и с рекой. Я на реке стараюсь бывать каждый день. В каждой семье раньше были лодки. Наши предки, когда приходили с похода, отдавали дань реке. Это хорошо описано в романе «Тихий Дон», когда казаки бросали в Дон фуражки. Во всех сказках у нас не только степь-матушка, но и Дон Иваныч.
Гостевая площадка – место, где готовят старинные казачьи блюда, прежде всего катламы – жареные пончики.
– Человек попал в музей – его надо обаять, – объясняет Мерзляков. А у нас свежий мед, самовар топим, чай с травами. Мы даже нашли, где растет фиолетовый чабрец, целые цветущие кусты, как в горах, лимоном пахнет. Мы собираем экологически чистые травы на наших раздорских склонах. Конечно, проще всего купить «Принцессу Нури», вскипятить воды из-под крана… Но раз уж вы совершили туристический подвиг, приехали к нам, мы вас напоим чистейшей родниковой водой, которая по полгода не пропадает, и сделаем чай с целебными травами – чтоб вы полюбили наш родной Донской край всей душой.
– Вы религиозный человек?
– Я не часто хожу в церковь, а считаю, что добро надо делать молча. Я верю в то, что Господь, наш творец, который создал всё на земле. И что зло всегда наказуемо, а добро и правда побеждают. Директор музея в Раздорской хочет, чтобы все полюбили Донской край!
На интерактивной площадке «Цыганский остров» воссоздана сцена из фильма «Будулай, которого не ждут». Фильм снимали здесь по соседству, в хуторе Пухляковском, там же жил Анатолий Калинин, автор романа «Цыган», легшего в основу сценария.
А рядом Мерзляков устроил собственное кинопроизводство. Дело в том, что когда три года назад Андрей Кончаловский снимал фильм «Дорогие товарищи» о расстреле демонстрации в Новочеркасске в 1962 году, Михаила пригласили для консультаций по местному колориту. И теперь на музейной площадке можно поучаствовать в съемках:
– И вот представьте: приезжает молодежь, а я им говорю: «Ребята, вы попали на киноплощадку». А в автобусе им потихоньку начинают рассказывать о новочеркасских событиях. Они идут, я примерно оцениваю рост, размер, типаж – выдаю одежду, обувь, гримируем…
Увлекшись, Михаил выстраивает ростовских гостей в шеренгу – и отправляет на демонстрацию, распоряжаясь не хуже самого Кончаловского и исполняя одновременно все роли – рабочих, провокаторов, милиционеров…
– И вот вы едете обратно в Ростов, а вам на e-mail приходит эпизод с вашим участием!
***
Несколько лет назад наша ростовская фольклористка Татьяна Семеновна Рудиченко сказала мне так: «Нет больше никаких народных традиций, поставь на этом крест». А как по-вашему?
– Действительно, старшее поколение практически не передает свои навыки детям и внукам. Зачем рассказывать, как нужно разогревать на печке пирожки, чтобы они не подгорели, если есть микроволновка? Зачем учить секретам стирки и полоскания белья, если есть стиральная машинка? Постепенно уходит родовая память, разрушается преемственность семейных традиций. Но для того и создаются такие музеи, как наш.
Музеи нужны для того, чтобы сохранить не только предметы, но и память о тех людях, которые здесь жили и живут. Сохранить нематериальное наследие – те навыки, умения, трудовые компетенции, которые в повседневной жизни уже исчезли.
Станислав ПОПОВ
Ростовская обл.
