Активные боевые действия на советско-германском фронте, начавшиеся с середины 1942 года, почти повсеместно приостановились к концу марта 1943 года. Однако в середине апреля 1943-го развернулись бои за станцию Крымская – железнодорожный узел, превращенный немцами в мощный опорный пункт на пути к Таманскому полуострову и Новороссийску. 9 мая советские войска взяли Крымскую. В небе Таманского полуострова происходили воздушные бои, в которых прославился летчик А.И. Покрышкин. В течение семи месяцев 1943 года героически защищали советские войны плацдарм в 30 кв. км под Новороссийском, получивший название «Малая земля». На остальных участках протяженного фронта шли бои местного значения. Затишье было временным и скрывало подготовку к новым сражениям.
Подготовка Германии к летнему наступлению 1943 года
Хотя план Гитлера по окружению и разгрому советских войск после взятия немецкими войсками Харькова и Белгорода был сорван, руководство рейха не отказалось от своих замыслов. План германского командования, разработанный в начале апреля 1943 года, предусматривал нанесение ударов на Курск с севера из района Орла и с юга из района Белгорода. Посредством обходного движения групп армий «Центр» и «Юг» предполагалось в течение четырех дней достичь Курска и окружить советские войска, расположенные на Курской дуге. Германский историк Гёрлиц пояснял, что затем «можно было думать, что делать – повернуть ли на север, на Москву, или уготовить русской армии на юге перед Донцом и линией по Миусу новые «Канны». 18 апреля фельдмаршал Манштейн направил Гитлеру письмо, в котором подчеркивал: «Теперь надо бросить все силы для достижения успеха операции «Цитадель»… Победа под Курском возместит нам временные неудачи на других участках фронта».
15 апреля 1943 года Гитлер подписал оперативный приказ №6, в котором были изложены задачи войск в наступательной операции «Цитадель». По словам Гёрлица, название, выбранное Гитлером, означало, что «данная операция представляет крупное наступление на последний оплот сопротивления русских». В приказе говорилось: «Я решил, как только позволят условия погоды, провести наступление «Цитадель» – первое наступление в этом году… Наступление должно дать в наши руки инициативу на весну и лето текущего года… Каждый командир, каждый рядовой солдат обязан проникнуться сознанием решающего значения этого наступления. Победа под Курском должна явиться факелом для всего мира».
Для осуществления намеченных планов немецкие военачальники полагались на применение самой совершенной военной техники. В 1943 году производство танков в Германии и союзных с ней странах выросло по сравнению с 1942 годом в два раза. К началу летнего наступления на вооружение вермахта поступили самоходные установки «Фердинанд», новые самолеты «Фокке-Вульф-190А» и «Хеншель-129», а также новые тяжелые танки «Пантера» и «Тигр».
По словам германского министра вооружений Альберта Шпеера, «танк «Тигр» должен был стать ответом на советский танк Т-34». Гитлер стремился сделать новый танк неуязвимым, а потому настаивал на увеличении танковой брони. Шпеер вспоминал: «Первоначально «Тигр» должен был весить 50 тонн, но в результате выполнения требований Гитлера его вес был доведен до 75 тонн. Тогда мы решили создать новый танк весом 30 тонн, название которого, «Пантера», должно было означать бóльшую подвижность. Хотя этот танк был легче, его мотор был такой же, как у «Тигра», а поэтому он мог развивать бóльшую скорость. Но в течение года Гитлер опять настоял на том, чтобы накрутить больше брони на танк, а также поставить на него более мощные пушки. В результате вес танка достиг 48 тонн, и он стал весить как первоначальный вариант «Тигра».
Однако предпринятые усилия по подготовке к наступлению не убедили некоторых военачальников в том, что их войска добьются успеха. В ходе совещаний с участием Гитлера, проведенных 3–4 мая 1943 года, Гудериан, по его словам, «заявил, что наступление бесцельно; наши только что подтянутые на Восточный фронт свежие силы при наступлении по плану начальника штаба будут снова разбиты, ибо мы наверняка понесем тяжелые потери в танках. Мы не в состоянии еще раз пополнить Восточный фронт свежими силами в течение 1943 года… Кроме того, я указал, что у танка «Пантера», на который начальник генерального штаба сухопутных войск возлагал большие надежды, обнаружено много недостатков, свойственных каждой новой конструкции, и что трудно надеяться на их устранение до начала наступления». Шпеер поддержал Гудериана. Однако, по словам генерала, «только мы двое были единственными участниками этого совещания, которые на предложение начальника генерального штаба Цейтцлера ясно ответили «нет». Гитлер, который еще не был полностью убежден сторонниками наступления, так и не пришел в этот день к окончательному решению».
Начало наступления было назначено на 12 мая. Встретившись с Гитлером 10 мая, Гудериан спросил: «Почему вы хотите начать наступление на востоке именно в этом году?». В их разговор вмешался Кейтель, заявив: «Мы должны начать наступление из политических соображений». Гудериан ответил: «Вы думаете, что люди знают, где находится Курск? Миру совершенно безразлично, находится Курск в наших руках или нет. Я повторяю свой вопрос: «Почему вообще вы хотите начать наступление на востоке именно в этом году?» По словам Гудериана, «Гитлер ответил на это буквально следующее: «Вы совершенно правы. При мысли об этом наступлении у меня начинает болеть живот». Я ответил: «У вас правильная реакция на обстановку. Откажитесь от этой затеи». Гитлер заверил, что в решении этого вопроса он никоим образом не чувствует себя связанным».
В результате Гитлер приказал перенести срок наступления. Так бывало не раз в ходе Второй мировой войны. По словам немецкого историка Типпельскирха, Гитлер хотел «применить в этой операции большое количество танков «Пантера», которые незадолго перед тем были пущены в серийное производство и на которые он возлагал особенно большие надежды». Наступление было назначено на 19 мая. Затем – на 26 мая. В течение июня Гитлер снова и снова переносил сроки наступления.
Подготовка отпора немецкому наступлению
Планы Гитлера и его военачальников, исходившие из возможности нанести СССР фатальное поражение летом 1943 года, игнорировали изменения, которые произошли в соотношении сил двух держав за два года войны. К началу летней кампании войска Германии и ее союзников имели на советско-германском фронте 4,8 млн человек, более 54 тыс. орудий и минометов, свыше 5,8 тыс. танков и штурмовых орудий, около 3 тыс. самолетов. В составе же советской действующей армии к этому времени имелось 6,4 млн человек, почти 99 тыс. орудий и минометов, около 2,2 тыс. боевых установок реактивной артиллерии, 9,58 тыс. танков и САУ, почти 8,3 тыс. боевых самолетов. Таким образом, впервые с начала войны у Красной армии было бесспорное преимущество в живой силе и технике по сравнению с войсками Германии и их союзников.
В то же время в советском военном руководстве знали о том, что германские военачальники намерены добиться решающего перевеса в силах на сравнительно небольшой части фронта. Немцы сосредоточили 17% всех своих пехотных дивизий, около 70% танковых и до 30% моторизованных дивизий на участке в 600 км, составлявшем лишь 14% всего советско-германского фронта. Численность немецких войск составляла 900 тыс. У них было 10 тыс. орудий и минометов, 2,7 тыс. танков и 2 тыс. самолетов, составлявших 60% военной авиации рейха.
8 апреля Г.К. Жуков представил Ставке доклад о плане действий на фронте, изогнувшемся дугой вокруг Курска. Вечером 12 апреля 1943 года в Кремле состоялось совещание у И.В. Сталина с участием Г.К. Жукова, А.М. Василевского и заместителя начальника Генерального штаба А.И. Антонова, на котором был обсужден план летней кампании. По словам Жукова, «одновременно с планом преднамеренной обороны решено было разработать и план наших наступательных действий, не ожидая наступления самого противника, если оно будет затягиваться на длительный срок».
По воспоминаниям главного маршала авиации А.Е. Голованова, генерал армии К.К. Рокоссовский предложил иной план действий, который был принят Ставкой. По замыслу Рокоссовского, Центральному и Воронежскому фронтам были даны указания об усилении работ по организации обороны. Глубина обороны вместо предполагавшихся 120–130 км была доведена до 150–190 км, где было оборудовано восемь основных оборонительных полос. Только в полосе Центрального фронта было отрыто траншей и ходов сообщения общей длиной свыше 5 тыс. км, что равнялось расстоянию от Москвы до Иркутска. Поскольку главной наступательной силой у немцев были танки, на ожидаемых участках возможного их прорыва была создана противотанковая оборона глубиной 30–35 км с большим количеством противотанковых районов и сотнями противотанковых опорных пунктов.
На танкоопасных направлениях были созданы сплошные зоны заграждений в виде надолбов, противотанковых рвов, лесных завалов, минных полей. Инженерные войска Центрального фронта установили около 400 тыс. мин и фугасов. Плотность минирования составляла 1,5 тыс. противотанковых мин и 1,7 тыс. противопехотных мин на 1 км фронта, что в четыре раза превысило плотность минирования под Сталинградом. Были сформированы подвижные отряды на случай прорыва танков, противотанковые артиллерийские резервы, которые в любой момент могли быть брошены на угрожаемые участки.
Говоря о «титанической работе», осуществленной в ходе оборонительной подготовки, маршал А.М. Василевский упоминал также «осуществление крупнейшего за все время войны сосредоточения у Курска мощного стратегического резерва Ставки – Степного фронта; организация специальных воздушных операций по нарушению вражеских коммуникаций и завоеванию господства в воздухе; активизация действий партизан с целью осуществления массовых диверсий в тылу врага и получения большого комплекса мероприятий по политическому обеспечению предстоящих действий Красной армии».
Характеризуя действия Красной армии на Курской дуге с конца марта, С.М. Штеменко вспоминал: «Наша оборона не была пассивной». Маршал рассказал о крупных операциях, проведенных советскими бомбардировщиками и штурмовиками против вражеских аэродромов, в ходе которых было уничтожено до 1,5 тыс. немецких самолетов.
Одновременно принимались меры для насыщения фронтов самой современной военной техникой. Авиаконструктор А.С. Яковлев вспоминал многочисленные совещания в Кремле, в ходе которых И. В, Сталин детально разбирал летные качества новых самолетов, новых авиамоторов, сурово критикуя руководителей наркомата за отставание в выпуске новых машин и несвоевременную информацию о возникших у них трудностях. Обращаясь к наркому авиационной промышленности Шахурину и его заместителю Яковлеву, «Сталин требовал выпуска самолета Як-9Д с дальностью полета 1,4 тыс. км, который в опытном образце также прошел испытания, о чем военные уже доложили правительству, но серийный выпуск задерживался. Нам предложили срочно представить проект решения Государственного комитета обороны о серийном выпуске в самые сжатые сроки истребителей Як-9Т с 37-миллиметровыми пушками и истребителей Як-9Д увеличенной дальности».
Подобные совещания были посвящены и другим видам вооружений. Яковлев стал свидетелем обсуждения у Сталина вопроса о танковом производстве, вызванный тем, что в разгар боев под Харьковом танки КВ вышли из строя. Оказалось, что превосходные танки стали жертвой непродуманных улучшений, которые, как признавал Яковлев, нередко губили уже проверенные в бою конструкции. Яковлев вспоминал, что «Сталин был очень рассержен и бросил танкистам серьезные обвинения в безответственности. Он сказал: «Улучшать боевые машины нужно с умом. Нельзя односторонне, не учитывая всего комплекса боевых качеств, увеличивать толщину брони, добавлять горючего, забывая о том, что вес танка увеличился, а двигатель оказался перегруженным, перенапряженным. Надежность машины уменьшилась, танк потерял проходимость и маневренные качества… И конструктору передайте, что нельзя быть таким мягкотелым. Конструктор не должен идти у всех на поводу, он в первую очередь отвечает за машины, и если предъявляются неосновательные, безответственные требования, он должен протестовать».
«Отпустив генералов-танкистов, Сталин обратился к нам: «Вы думаете, это вас не касается? Я ведь знаю, что вы тоже любите «улучшать» самолеты и моторы, охотно выполняете всякие безответственные требования, прислушиваетесь к обывательским разговорам. Советчиков много, а спросим с вас». Он погрозил пальцем: «Запомните: конструктор должен быть твердым, должен защищать машину от безответственных советчиков. Сделать хорошую машину трудно, испортить очень просто. А спрашивать будем с конструктора».
Напряженное ожидание перед битвой
Имея информацию о местах и направлениях действий противника в ходе его наступления, советское руководство не знало, когда оно начнется, так как этого не знали и сами немцы. 8 мая 1943 года были получены разведданные о том, что противник может перейти в наступление на Курской дуге 10–12 мая. Сталин отдал распоряжение к утру 10 мая иметь все войска на первой линии обороны, но наступление немцев не началось. Неопределенность в обстановку вносили не только колебания Гитлера, но и позиция западных союзников. В своем послании президенту США Ф.Д. Рузвельту от 26 мая И.В. Сталин сообщил о том, что «этим летом – возможно, еще в июне месяце – следует ожидать начала нового крупного наступления гитлеровцев на советско-германском фронте. Гитлер уже сосредоточил против нас около 200 немецких дивизий и до 30 дивизий своих союзников. Мы готовимся к встрече нового германского наступления и к контратакам, но у нас не хватает самолетов и авиабензина. Сейчас, конечно, невозможно предвидеть всех военных и других шагов, которые нам придется предпринимать. Это будет зависеть от развития дел на нашем фронте. Многое будет зависеть также от того, насколько быстрыми и активными будут англо-американские военные действия в Европе».
4 июня в Кремле был получено пространное послание Ф.Д. Рузвельта. В нем президент США подробно изложил решение Объединенного комитета начальников штабов США относительно стратегических целей американцев на ближайший год. В послании говорилось о планах ослабления военной мощи Японии, вовлечения Турции в войну против Германии, подготовки наступления англо-американских войск на Сицилию, проведения массированных бомбардировок по Германии, продолжения военных поставок СССР. В то же время из послания следовало, что западные союзники переносят срок десанта в Западную Европу на весну 1944 года.
11 июня Сталин, поблагодарив Рузвельта за информацию, указал, что очередное нарушение западными союзниками своих обязательств находится «в противоречии с теми решениями, которые были приняты Вами и г. Черчиллем в начале этого года о сроках открытия второго фронта в Западной Европе». Сталин писал: «Нужно ли говорить о том, какое тяжелое и отрицательное впечатление в Советском Союзе – в народе и в армии – произведет это новое откладывание второго фронта и оставление нашей армии, принесшей столько жертв, без ожидавшейся поддержки со стороны англо-американских армий. Что касается Советского правительства, то оно не находит возможным присоединиться к такому решению, принятому к тому же без его участия и без попытки обсудить этот важнейший вопрос и могущему иметь тяжелые последствия для дальнейшего хода войны».
Сталин переслал Черчиллю текст своего послания президенту США. Вместо Рузвельта оправдываться за союзников стал Черчилль, пытаясь доказать, что недостаточно подготовленный десант союзников через Ла-Манш мог бы лишь навредить общему делу.
24 июня Сталин написал ответ британскому премьеру, в котором отвергал аргументы Черчилля. В заключении своего послания Сталин писал: «Советское правительство не может примириться с подобным игнорированием коренных интересов Советского Союза в войне против общего врага. Вы пишете мне, что Вы полностью понимаете мое разочарование. Должен Вам заявить, что дело идет здесь не просто о разочаровании Советского правительства, а о сохранении его доверия к союзникам, подвергаемым тяжелым испытаниям. Нельзя забывать того, что речь идет о сохранении миллионов жизней в оккупированных районах Западной Европы и России и сокращении колоссальных жертв советских армий, в сравнении с которыми жертвы англо-американских войск составляют небольшую величину».
Коварство союзников и ожидание неминуемого немецкого наступления создавало напряженную обстановку. Штеменко вспоминал, что в эти дни «И. В. Сталин проявлял некоторую нервозность. И, пожалуй, именно в силу этого однажды в Ставке разразилась буря. Туда поступило сообщение о засылке на Курскую дугу самолетов-истребителей с негодной обшивкой. Сталин сделал из этого вывод о небоеспособности всей нашей истребительной авиации».
В июне 1943 года Яковлева и другого заместителя наркома авиационной промышленности П.В. Дементьева вызвали к Сталину. Как вспоминал Яковлев, «в кабинете кроме Сталина находились маршалы Василевский и Воронов. Мы сразу заметили на столе куски потрескавшейся полотняной обшивки крыла самолета и поняли в чем дело. Предстоял неприятный разговор». По словам Яковлева обшивка крыльев истребителей Як-9 стала растрескиваться и отставать в полете из-за ухудшения качества нитрокраски. «Сталин, указывая на куски негодной обшивки, лежавшие на столе, спросил: «Вам об этом что-нибудь известно?» – и зачитал донесение из воздушной армии, дислоцированной в районе Курска, присланное вместе с образцами негодной обшивки. Мы сказали, что случаи срыва обшивки нам известны. Он перебил нас: «Какие случаи? Вся истребительная авиация небоеспособна. Было до десятка случаев срыва обшивки в воздухе. Летчики боятся летать. Почему так получилось?!»
«Сталин взял кусок полотна, лакокрасочное покрытие которого совершенно растрескалось и отваливалось кусками, показал нам и спросил: «Что это такое?» Дементьев попытался объяснить причину этого явления и пообещал исправить ошибки в кратчайший срок. «Сталин с негодованием обратился к нам: «Знаете ли вы, что это срывает важную операцию, которую нельзя проводить без участия истребителей?» Да, мы знали, что готовятся серьезные бои в районе Орел – Курск, и наше самочувствие в тот момент было ужасным. «Почему же так получилось?! – продолжал все больше выходить из себя Сталин. – Почему выпустили несколько сот самолетов с дефектной обшивкой? Ведь вы же знаете, что истребители нам сейчас нужны как воздух! Как вы могли допустить такое положение и почему не приняли мер раньше?»
Яковлев и Дементьев пытались объяснить, что обнаружить дефект на заводе не представлялось возможным, а он обнаруживался лишь под воздействием атмосферной среды. Яковлев вспоминал, что ему «никогда не приходилось видеть Сталина в таком негодовании. «Значит, на заводе это не было известно?» «Да, это не было известно». «Значит, это выявилось на фронте только перед лицом противника?» «Да, это так». «Да знаете ли вы, что так мог поступить только самый коварный враг?! Именно так и поступил бы, – выпустил бы на заводе годные самолеты, чтобы они на фронте оказались негодными! Враг не нанес бы нам большего ущерба, не придумал бы ничего худшего. Это работа на Гитлера!» Он несколько раз повторил, что самый коварный враг не мог нанести большего вреда. «Вы знаете, что вывели из строя истребительную авиацию? Вы знаете, какую услугу оказали Гитлеру?! Вы гитлеровцы!» Трудно себе представить наше состояние в тот момент. Я почувствовал, что холодею. А Дементьев стоял весь красный и нервно теребил в руках кусок злополучной обшивки.
«Несколько минут прошло в гробовом молчании. Наконец, Сталин, походив некоторое время в раздумье, несколько успокоился и по-деловому спросил: «Что будем делать?» Дементьев заявил, что немедленно исправим все самолеты. «Что значит немедленно? Какой срок?» Дементьев задумался на какое-то мгновение, переглянулся со мной: «В течение двух недель» «А не обманываете?» «Нет, товарищ Сталин, сделаем». Я ушам своим не верил. Мне казалось, что на эту работу потребуется по крайней мере месяца два… Срок был принят».
«Когда мы выходили из кабинета Сталина, я облегченно вздохнул, но вместе с тем не мог не сказать Дементьеву: «Слушай, как за две недели можно выполнить такую работу?» «Там разберемся, а сделать надо», – ответил Дементьев… Благодаря экстренным мерам, принятым наркоматом, действительно удалось в течение двух-трех недель на многих самолетах укрепить обшивку крыла, полностью устранить опаснейший дефект, который в критический момент войны мог обречь нашу истребительную авиацию на бездействие и лишить воздушного прикрытия наши войска. Проведенная работа оказалась ко времени. Буквально через два-три дня началось знаменитое сражение на Орловско-Курском направлении».
Пока руководители авиационной промышленности устраняли огрехи, допущенные при производстве самолетов, на всем протяжении фронта шла подготовка к боям. По словам Штеменко, «Г.К. Жуков и А.М. Василевский… не покидали войска. С утра до утра, выкраивая лишь немногие часы для тревожного отдыха, они работали с командующими фронтами и армиями, с командирами соединений».
Генерал М.Е. Катуков вспоминал, как в его танковой армии проводили учения. В ходе «обкатки танками пехоты» учились преодолевать них с целью преодолеть «танкобоязнь». Катуков вспоминал: «Право, великое дело для человека… раз-другой пережить то острое, леденящее чувство, когда над окопом, в котором он укрылся, проползет, скрежеща гусеницами, тяжелый танк. Переживет солдат такое на занятиях – и на поле боя будет чувствовать себя спокойнее, увереннее».
По словам Катукова, учения помогали «сколачиванию подразделений и частей. Экипажи учились метко стрелять из танка, стоящего в окопе или движущегося на противника. Много внимания уделяли взаимозаменяемости в экипажах». Уточнялись малейшие мелочи. Катуков писал: «Договорились обо всем, вплоть до того, где будут находиться авиационные командиры во время боевых действий и как будет обозначен передний край наземных войск».
Штеменко писал: «Завершалось уточнений последних деталей контрнаступления… И тут в Генеральный штаб опять (уже в третий раз) поступили данные о том, что противник наконец готов к активным действиям». Советская разведка получила текст приказа Гитлера офицерскому составу войск, участвующих в операции «Цитадель». В приказе говорилось: «Эта начинающаяся новая немецкая операция не только укрепит наш собственный народ, произведет впечатление на остальной мир, но и, прежде всего, придаст самому немецкому солдату новую веру… Поражение, которое потерпит Россия в результате этого наступления, должно вырвать на ближайшее время инициативу у советского руководства, если вообще не окажет решающего воздействия на последующий ход событий».
Советская разведка получила также текст обращения Гитлера к солдатам накануне начала наступления. Оно открывалось словами: «Солдаты! Сегодня вы начинаете великое наступательное сражение, которое может оказать решающее влияние на исход войны в целом… Новое жестокое поражение русских еще больше поколеблет веру в возможность успеха большевизма, уже пошатнувшуюся во многих соединениях советских вооруженных сил».
Гитлер утверждал: «Русские добивались того или иного успеха в первую очередь с помощью своих танков. Мои солдаты! Теперь у нас лучшие танки, чем у русских… Могучий удар, который настигнет сегодняшним утром советские армии, должен потрясти их до основания. Я как солдат ясно понимаю, чего требую от вас. В конечном счете мы добьемся победы, каким бы жестоким и тяжелым ни был тот или иной отдельный бой. Немецкая родина – ваши жены, дочери и сыновья, самоотверженно сплотившись, встречают вражеские воздушные удары и при этом неутомимо трудятся во имя победы, они взирают с горячей надеждой на вас, мои солдаты».
Штеменко вспоминал: «В эти дни в районе Воронежа наш истребитель», управляемый лейтенантом А.Л. Кожевниковым, «сбил самолет-разведчик противника. Немецкий пилот был взят в плен и на допросе в штабе Воронежского фронта заявил, что наступление немцев намечалось в июне, но его отложили на начало июля… В 2 часа 15 минут 2 июля Антонов доложил Сталину по телефону написанное им третье предупреждение войскам. Оно гласило: «По имеющимся сведениям, немцы могут перейти в наступление на нашем фронте в период 3–6 июля». Ставка приказала усилить разведку и наблюдение за противником и быть готовым к отражению возможного удара противника».
На различных участках фронта Курской дуги немцы предприняли атаки на советские позиции. Так, 4 июля в 16:10 немцы нанесли сильные авиационные и артиллерийские удары в полосе обороны 6-й гвардейской армии. Затем два пехотных полка противника при поддержке 80 танков перешли в наступление, но им не удалось сбить боевое охранение армии. Затем в 22:30 советская артиллерия провела мощную контрподготовку.
Примерно в эти же часы в расположение советских войск перебежал солдат-сапер, словак по национальности. Он сообщил, что их часть получила приказ сегодня ночью разминировать проходы в полосе заграждений. На основе этого сообщения был сделан вывод, что рано утром 5 июля немцы перейдут в наступление. Подобные сведения поступали и с других фронтов. Пауза в активных боевых действиях, начавшаяся 27 марта 1943 года и продолжавшаяся 100 дней, сменилась ранним утром 5 июля сокрушительным грохотом артиллерийских орудий.
Юрий ЕМЕЛЬЯНОВ
