Мы нередко встречались с нею, особенно в последние годы ее жизни. Иногда я звонил своей учительнице русского языка и литературы и классному руководителю из Твери, чтобы обменяться мнениями о свежих публикациях в журнале «Наш современник», который она выписывала много лет. Советовался по отдельным литературоведческим моментам. Знания и память у Татьяны Васильевны были просто феноменальными. Она прекрасно знала русскую классическую прозу и поэзию. Краевед, фотомастер, поэт, автор и исполнитель песен о родном крае Михаил Ильюшонок рассказывал:
– Однажды вывез я Татьяну Васильевну на берег Лучанского озера. Виды там необыкновенные. Она так вдохновилась, что два часа без перерыва декламировала стихи. Я не смел ее тревожить, понимая, что единение с природой явилось для нее ощущением счастья…
В моем блокноте остались записи, дающие представление о ее жизненном пути, отношении к современной жизни.
Родилась Татьяна Васильевна в селе Покровском Зыковского сельского Совета 10 декабря 1922 года. Ее мама Елена Ивановна Невдачина (по рождению Дубровская) после окончания Торопецкой женской, с педагогическим уклоном, гимназии работала в Туровской (Покровской) школе учительницей начальных классов. Позднее была директором. Отец Василий Александрович Невдачин, окончивший духовную семинарию, также учительствовал в этой школе, ставшей в 1935 году семилетней.
В Покровском Татьяна Невдачина окончила четыре класса, в пятый ходила уже в Андреапольскую среднюю школу. Жила у дяди Николая Ивановича Дубровского, он работал завучем. Получив в 1940 году аттестат зрелости, сразу поступила в 1-й Ленинградский мединститут.
– Подружка меня зазвала поступать за кампанию, я и согласилась, – рассказывала Татьяна Васильевна. – А потом выяснилось, что она меня подвела, поступила в другой вуз. Спустя несколько месяцев я поняла, что выбор мой неверен и, оставив учебу, вернулась в Покровское, где появилась возможность преподавать в младших классах. Думала, через год поступать в педагогический институт, но началась война. В конце августа она добралась и до наших мест. Вместе с учительницей Анной Никитичной Ивановой (Забродой) я отправилась в Андреаполь за получением открепительных удостоверений на эвакуацию, но нам их не выдали. В это время в Покровском на короткое время обосновался эвакогоспиталь, Анна Никитична ушла вместе с госпиталем, а нашей семье, как, впрочем, и другим жителям Покровского, военные рекомендовали перебраться в Михеево. Мол, там, в трех километрах от большака, безопаснее. Часть жителей села, в том числе и моя мама (отец умер еще в 1936 году), последовали совету, а я с братом Володей, фельдшером Тоней Фомичевой и сестрой учительницы Симой Колпачевой отправилась пешком в наш тыл. Пройдя около сорока километров, остановились в деревне Берчиково, в полной уверенности, что дальше немцев не пустят. Недели две работали в колхозе, получив за это хлеб и курицу.
Война, однако, приближалась. Уходя от нее, добрались до Осташкова, где нас приняли на ночлег родственники нашей учительницы Елены Александровны Алексеевой, оттуда – последним поездом выехали на Калинин. В Калинине нам дали направление на завод в город Молотов, ныне Пермь, что на Урале. Плыли на пароходе «Профессор Мечников», затем в трюме баржи. В Рыбинске купили поесть кабачковую пасту и отравились. С подозрением на тиф нас высадили в Набережных Челнах. Подозрение не подтвердилось. После излечения работали на укладке теса. На работу надо было ходить через Каму. Я так обессилела, что однажды едва не замерзла. И замерзла бы, наверное, если б не счастливый случай. Слышу за спиной: «Эй, братка, садись, довезу!» Старый татарин меня спас.
Затем Тоня Фомичева уехала к родственникам в Сычевку, Володя и Сима пошли работать в эвакогоспиталь, а я подсобной рабочей в парикмахерскую. Люди были вокруг отзывчивые, связали мне варежки. Верхняя одежда была та, в которой эвакуировались, – демисезонное пальто и коричневый беретик. Из нижней два платья сатиновых. На ногах Володины кожаные сапоги. Вскоре я пошла на повышение. Назначили меня кладовщицей горкомхоза, где я стала распоряжаться мылом, запчастями, керосином. Жили в подвальчике у тети Поли Горбуновой, сына ее Алешей звали, потом у Порубовых, хозяйка – Люба, муж -– Саша.
Утром 16 января 1942 года пошла я на Каму за водой. Мороз был такой сильный, что подморозила щеки. Возвратилась к Порубовым, слышу, по радио сообщают, что освобожден от немцев поселок Андреаполь. Опустилась на стул, слезы потекли по моим щекам. Как это было замечательно! Написала письмо домой, 7 апреля пришел ответ. Число мне запомнилось еще и потому, что в тот день главный врач госпиталя пригласила меня на обед.
До сих пор помню эту женщину в военной форме. Она меня почти не знала, только видела, когда я приходила навещать брата и Симу. Видимо, поняв, как нелегко нам приходится, решила согреть мою душу вниманием. С нею я посоветовалась, как мне быть. «Надо ехать, девочка», – сказала она. Володя и Сима решили остаться, а я взялась хлопотать себе пропуск на пароход «Софья Перовская». Дело было почти безнадежное, но снова оказался на моем пути добрый человек – заместитель начальника милиции по фамилии Вячкирев. Встретила его уже на пароходе, спросила: «Почему вы многим отказали в получении пропуска, а мне нет?». «Так мне посмотрелось», – ответил.
Добралась я до Бежецка, оттуда до станции Бологое-два, а дальше транспорта никакого не было. Пошла пешком. Ночевала в разрушенном сарае рядом с какой-то деревней. Рано утром слышу, гудят машины. Колонна шла на фронт. Мне повезло, маршрут колонны проходил по торопецкому тракту через План, а от Плана до Покровского всего два километра. Следом добрался домой и Володя. Его 25 июня призвали в армию, в школу парашютистов в Иваново. Окончив ее, он воевал, был ранен в руку. Погиб Володя под Старой Руссой. В Книге памяти значится, что случилось это в деревне Марфино…
Только пережив все это, Татьяна смогла осуществить мечту: работая в Покровском, она заочно окончила учительский институт, затем педагогический. Во время одной из сессий познакомилась с Петром Ивановичем Супоневым. Он вспоминал:
– Покупая как-то в ларьке на улице Урицкого в Калинине смородину, встретил коллегу из Редкинской школы. Та была не одна, а с подругой Татьяной. Чтобы подтвердить, что встреча была не случайной, а судьбоносной, приехал на каникулах в Покровское. На печке она меня отогревала с дороги.
Татьяна Васильевна уехала с ним работать в Редкино, Конаковского района. Затем перебрались в Андреаполь. Вскоре появилась дочь, нарекли ее Еленой. Татьяна Васильевна преподавала русский язык и литературу в Андреапольской средней школе (впоследствии школе №1), работала в районном отделе народного образования. Петр Иванович преподавал в этой же школе физику и математику, работал некоторое время в отделе народного образования и два десятка лет директорствовал в Горской школе, преобразованной затем во вторую среднюю школу. Ему было присвоено звание почетного гражданина Андреапольского района. Дочь Супоневых Елена окончила биологический факультет МГУ и, защитив кандидатскую диссертацию, в 90-е уехала работать в США.
– Если б не ужасная ельцинская разруха, она могла бы найти применение своим знаниям и в России, – сетовала Татьяна Васильевна…
На всю жизнь запомнились мне наши преподаватели: физики – Тамара Ивановна Соловьева, химии – Галина Алексеевна Замховская, математики – Элеонора Александровна Андреева, географии – Валентина Васильевна Бурлакова, истории – Эдуард Эдуардович Шимкевич, немецкого языка – Валентина Алексеевна Аксанова, физкультуры – Валентин Петрович Волков, пения – Тамара Ивановна Сысоева, тракторного дела и электрики – Василий Сергеевич Новиков. Безусловным лидером среди них была Татьяна Васильевна. Прекрасный литератор, воспитатель, человек огромного внутреннего обаяния, она дала нам не только глубокие знания, но и научила ценить добро, правду, бескорыстие. В том, что почти все тридцать выпускников 1965 года стали достойными людьми и специалистами, ее заслуга чрезвычайно велика.
Получились из нас учителя, врачи, инженеры, представители других профессий. Не каждый класс может отметиться заслуженным военным летчиком СССР, почетным нефтяником РФ, почетным работником строительной отрасли, лучшим работником Октябрьской железной дороги, заслуженным работником культуры. И хотя разбросала судьба выпускников 1965-го по разным городам и весям (Москва и Московская область, Санкт-Петербург, Феодосия, Калининград, Архангельск, Тверь, Новгород, Мурманская область, Харьков и т.д.), с возрастом мы все чаще стремились встретиться в андреапольском краю, побывать в родной школе, навестить Татьяну Васильевну.
Вспоминаю, как летом 2005-го, в год сорокалетия нашего выпуска, ватагой нагрянули к Супоневым. Накрыли в саду, под старой яблоней, импровизированный стол, говорили речи, в которых неизменно присутствовали слова благодарности Татьяне Васильевне, слушали, как вдохновенно читала она стихи, а потом дали концерт. В нем участвовали, наверное, лучшие певцы Андреапольской средней школы 60-х лет: Инна Ухова (стала директором детского сада) и Юрий Стрелков (стал юристом, членом коллегии областного суда). Мы пели и играли в тот июньский день для своей любимой учительницы.
Татьяна Васильевн внимательно выслушала и растроганно сказала:
– Как хорошо, ребята, что вы храните светлую память о школе. Это животворящий свет. Дай Бог, чтобы он согревал вас и дальше.
Она отличалась удивительной скромностью, деликатностью в выражениях, однако за всем этим скрывались решительная воля, твердый, принципиальный характер. Вроде бы и не женское это дело – государственная политика, но Татьяна Васильевна была поистине государственным человеком. Кроме «Нашего современника», выписывала патриотическую газету «Советская Россия». Всегда имела твердую позицию по «демократическим переменам», что происходили в стране. Ей, всю свою жизнь посвятившей высоким идеалам, было больно видеть, как вместо служения Отечеству смыслом жизни для многих становится накопительство. Как пребывание в структурах власти превращается в личный бизнес. Как нарастает демографический кризис.
– Мы еще не осознали всей глубины потери нашей Родины – Советского Союза, и той бездны, в которую тащит Россию либерализм, – говорила она. – Нужно менять социально-экономический курс, спасать русский народ…
Случалось, мы беседовали о судьбе русской литературы, русского слова, о том, как неуютно всему русскому, когда на первый план вышло поклонение «российской элиты» перед всем западным. Сейчас я ловлю себя на мысли, что тогдашние рассуждения моей учительницы были очень созвучны тому, что написала недавно в «Советской России» по поводу грядущей «реформы» русского языка Светлана Замлелова.
– Русский язык – драгоценный дар, в нем наработанный веками духовный опыт нашего народа, – говорила Татьяна Васильевна. – Внедряя иностранные словечки, вульгаризмы, легализуя мат, «элита» уродует, ранит живую его ткань, наносит удар по духовности, опошляет смыслы человеческой жизни. Поощрение стяжания отрицательно отразится на преподавании не только русского языка, но и русской литературы. Уму непостижимо, многие произведения русской классики без видимых на то причин выдавливаются из школьных программ. Так дело может дойти до дискриминации Пушкина, Гоголя, Толстого вследствие их, так сказать, несовременности или сложности восприятия.
Идеальным инструментом разрушения духовности, сокровенных традиций, исторической памяти стали средства массовой информации, в первую очередь телевидение, – продолжала она. – Когда смотришь иные телепередачи, в расстроенных чувствах думаешь, что их авторам совершенно неведомо такое понятие как совесть. Разве это не мерзостно, когда телеведущие подглядывают в «замочную скважину», пропагандируя низменное, развратное? Передач подобного уровня множество. При этом власть делает отстраненный вид.
– Как же быть, Татьяна Васильевна? – спросил я.
– Все зависит от народной воли. Надо собраться и сообща противостоять планам разрушителей русского мира, – сказала она. – Вспомните слова Валентина Распутина: «Нас развращают – давайте не развратимся»…
Дом Супоневых всегда был притягателен для местных творческих людей – художников, поэтов, музыкантов. И после кончины Петра Ивановича одинокой Татьяна Васильевна себя не ощущала. Часто звонила дочь Елена, приходили родственники, друзья, соседи, бывшие ученики. На склоне жизни ее заботливо опекала преподаватель пения Нина Ивановна Васильева. Последний раз мы разговаривали с Татьяной Васильевной по телефону 5 августа 2012 года. В тот день я передал для нее только что вышедшую свою книгу «Ощущение рода», и она, уже не встававшая с постели, нашла силы позвонить мне. Поблагодарила за внимание, пожелала успехов. В мыслях тогда вернулись тютчевские строки, которые в трудную для меня пору (шесть лет безработицы) Татьяна Васильевна прочла по телефону:
Когда дряхлеющие силы
Нам начинают изменять
И мы должны как старожилы
Пришельцам новым место дать, –
Спаси тогда нас, добрый гений,
От малодушных укоризн,
От клеветы, от озлоблений
На изменяющуюся жизнь;
От чувства затаенной злости
На обновляющийся мир,
Где новые садятся гости
За уготованный им пир…
Не погрешу против истины, если скажу: для большинства своих учеников она и была таким добрым гением. С ощущением горькой утраты 15 августа 2012 года мы проводили ее в последний путь. Осталась и живет память, негромкая, но чистая и светлая, как речка Любутука в том краю, где Татьяна Васильевна родилась.
На снимке: Т.В. Супонева,
Фото 50-х гг.
