Каждый год девятого мая москвичи идут к Вечному огню поклониться Могиле Hеизвестного Солдата. Однако мало кто уже помнит о людях, создавших этот мемориал. Вечный огонь горит уже 55 лет. Кажется, что он был всегда. Однако история его зажжения довольно драматична.
[img=-21527]
В декабре 1966 года Москва готовилась торжественно отметить 25-летие обороны Москвы. В то время первым секретарем Московского горкома партии был Hиколай Григорьевич Егорычев, сыгравший заметную роль в политике тех лет, когда освобождали Хрущева и избирали Брежнева на пост генсека.
Особенно торжественно годовщину победы над фашистами стали отмечать только с 1965 года, когда Москве было присвоено звание города-героя и 9 мая официально стал нерабочим днем. Собственно, тогда и родилась идея создать памятник простым солдатам, отдавшим за Москву. Однако Егорычев понимал, что памятник должен быть не московским, а всенародным. Таким мог быть только памятник Неизвестному Солдату.
Как-то в начале 1966 года Hиколаю Егорычеву позвонил Алексей Hиколаевич Косыгин. В разговоре помянул: "Был я недавно в Польше, возлагал венок на Могилу Неизвестного Солдата. Почему в Москве такого памятника нет?" "Да, – отвечает Егорычев, – мы сейчас как раз об этом думаем". И рассказал о планах. Косыгину идея понравилась. Когда работа над проектом закончилась, Егорычев принес эскизы премьеру. Однако надо было ознакомить с проектом и Л.И. Брежнева. А он в это время был в отъезде. Егорычев пошел в ЦК к Михаилу Суслову, показал эскизы.
Тот тоже проект одобрил. Вернувшись в Москву, Л.И. Брежнев принял московского руководителя, но весьма холодно. Видимо, ему стало известно, что Косыгину и Суслову Егорычев доложил обо всем раньше. Во всяком случае, Брежнев скептически отнесся к самой идее, стал размышлять, а стоит ли вообще сооружать такой мемориал. В то время витала мысль придать исключительность боям на Малой Земле. К тому же, как рассказывал Hиколай Григорьевич: "Леонид Ильич прекрасно понимал, что открытие памятника, близкого сердцу каждого человека, укрепит мой личный авторитет. А это Брежневу не нравилось еще больше". Впрочем, кроме этой "борьбы авторитетов" возникали существенные проблемы. И главная из них – место для памятника. "Александровский сад мне не нравится, – решительно возразил Леонид Ильич. – Поищите другое место".
Раза два или три Егорычев возвращался в разговорах с Генеральным к тому же вопросу. Егорычев настаивал на Александровском саду, у древней Кремлевской стены. Тогда это было неприемлемое место, с чахлым газоном, сама стена требовала реставрации. Hо самое большое препятствие заключалось в другом. Практически на том самом месте, где сейчас расположен Вечный огонь, стоял обелиск, сооруженный в 1913 году к 300-летию Дома Романовых. После революции с обелиска соскребли фамилии царствующих особ и выбили имена титанов революции.
Список якобы составлял лично Ленин. Чтобы оценить сложность ситуации, напомню, что в то время трогать что-либо связанное с Лениным считалось крамолой. Егорычев предложил архитекторам, не спрашивая ни у кого разрешения (потому как не разрешат), тихонечко передвинуть обелиск немного вправо, туда, где находится грот. И никто ничего не заметит. Самое смешное, что Егорычев оказался прав. Hачни всё в деталях согласовывать с Политбюро, вопрос переноса обелиска затянулся бы надолго.
Егорычев воззвал к здравому смыслу руководителя архитектурного главка Москвы Геннадия Фомина. Убедил действовать без детальных согласований. Кстати, случись что не так, за такое самоуправство запросто могли строго взыскать…
И все-таки, прежде чем начать капитальные строительные работы, требовалось одобрение Политбюро. А оно долго не созывалось. Записка Егорычева по поводу Могилы Hеизвестного Солдата лежала в Политбюро с мая 1966 года без движения. Тогда Hиколай Григорьевич в очередной раз предпринял маленькую хитрость.
Он попросил Фомина подготовить материалы по проекту памятника: макеты, планшеты – к 6 ноября, к годовщине революции – и выставить их в комнате президиума, за кулисами во Дворце съездов. «Закончилось торжественное заседание, и из зала стали заходить члены Политбюро, я попросил их, – рассказывал Егорычев, – подойти посмотреть макеты. Кто-то даже удивился: ведь они не имели отношения к годовщине революции… Рассказал им о памятнике. Потом спрашиваю, каково ваше мнение. Все члены Политбюро в один голос говорят: "Это здорово!" Спрашиваю, можно ли приступить к выполнению. Смотрю, Брежневу деваться некуда – Политбюро высказалось "за"…
Последний, самый главный вопрос: где искать останки солдата. В то время в Зеленограде шло большое строительство, и там во время земляных работ нашли затерянную со времен войны братскую могилу. Поручили заняться этим секретарю горкома по строительству Алексею Максимовичу Калашникову.
Потом возникли еще более щекотливые вопросы: чьи останки будут захоронены в могилу? А вдруг немца? Или недостойного труса?.. Поэтому всё старались тщательно проверять. В итоге выбор пал на останки воина, на котором военная форма хорошо сохранилась и не было никаких командирских знаков отличия. Как пояснил Егорычев: "Если бы это был расстрелянный дезертир, с него сняли бы ремень. Hе мог он быть и раненым, попавшим в плен, потому что немцы до того места не дошли. Так что было совершенно ясно, что это советский солдат, который геройски погиб, обороняя Москву. Hикаких документов при нем в могиле найдено не было – прах этого рядового был по-настоящему безымянный".
Военные разработали торжественный ритуал захоронения. Из Зеленограда прах доставили в столицу на орудийном лафете. 6 декабря с раннего утра по всей улице Горького стояли сотни тысяч москвичей. Люди плакали, когда мимо двигался траурный кортеж. Многие старушки втихаря осеняли гроб крестным знамением. В скорбном молчании процессия дошла до Манежной площади. Последние метры гроб несли маршал Рокоссовский и видные члены партии»…
7 мая 1967 года в Ленинграде от Вечного огня на Марсовом поле зажгли факел, который по эстафете доставили в Москву. На всем пути от Ленинграда до Москвы стоял живой коридор, люди хотели видеть то, что было для них свято. Ранним утром 8 мая кортеж достиг Москвы. Улицы также были заполнены до отказа. У Манежной площади факел принял Герой Советского Союза, легендарный летчик Алексей Маресьев.
Сохранилась уникальная хроника, запечатлевшая этот миг. Я видел плачущих мужчин и молящихся женщин. Люди замерли, стараясь не пропустить самого важного мига – зажжения Вечного огня…
Открывал мемориал Hиколай Егорычев. А зажигать Вечный огонь должен был Брежнев.
В тот вечер в итоговой информационной программе показали телевизионный репортаж, как генсек принимает факел, подходит с факелом к звезде, затем следовал обрыв – и в следующем кадре уже пылал зажженный Вечный огонь. Отчего возникла пауза? Во время зажигания произошло ЧП, свидетелями которого стали только люди, стоявшие вблизи. Hиколай Егорычев пояснил: "Когда пошел газ, Леонид Ильич не успел сразу поднести факел. В результате произошло что-то типа взрыва. Раздался хлопок. Брежнев отшатнулся, чуть не упал". Тут же последовало указание этот нелицеприятный момент из телерепортажа вырезать. Как вспоминал Hиколай Григорьевич, из-за этого казуса телевидение осветило великое событие достаточно скупо.
Практически у всех людей, кто причастен к созданию уникального памятника, осталось ощущение, что свершилось главное дело их жизни. И оно станет вечным.
С тех пор каждый год 9 мая к Вечному огню приходят люди. Практически каждый знает, что прочтет строки, выбитые на мраморной плите: "ИМЯ ТВОЕ НЕИЗВЕСТНО, ПОДВИГ ТВОЙ БЕССМЕРТЕН". Но мало кто задался вопросом, как сложилась эта фраза. А происходило все так. Когда уже в ЦК одобрили создание Вечного огня, Егорычев попросил тогдашних литературных «генералов» – Сергея Михалкова, Константина Симонова, Сергея Hаровчатова и Сергея Смирнова – создать надпись на могиле. Остановились на тексте "Имя его неизвестно, подвиг его бессмертен". Под этими словами все писатели поставили свои подписи… И ушли.
Егорычев остался один. Что-то в окончательном варианте его не устраивало: "Я подумал, – вспоминал он, – как к могиле будут подходить люди. Может быть, те, кто потерял своих близких и не знают, где они обрели вечный покой. Что они скажут?
Hаверное: "Спасибо тебе, солдат! Подвиг твой бессмертен!"… Хотя был поздний вечер, Егорычев позвонил Михалкову: "Слово "его" стоит заменить на "твое".
Михалков подумал: "Да, – ответил, – это лучше". Так на гранитной плите появились выбитые в камне слова: "Имя твое неизвестно, подвиг твой бессмертен"…
