И снова в регионах Сибири начали массово гибнуть пчелы. В Красноярском крае умерли миллионы насекомых. Фермеры предупреждают, что меда уже не будет. На Алтае пострадали и жители. Пчеловоды из Первомайского, Ребрихинского, Усть-Калманского, Петропавловского, Благовещенского и Тальменского районов Алтайского края пожаловались на массовую гибель пчел. Специалисты Россельхознадзора уже подтвердили связь между обработкой рапсовых посевов и гибелью пчел в Косихинском районе края.
– Горько. Столько труда погибло! Говорить даже не хочу на эту тему, – отбивается от расспросов Владимир Тимофеевич Гура.
Владимиру Тимофеевичу 71 год, он из Шипуновского района Алтайского края. Я расспрашиваю его о событиях августа прошлого года. Тогда погибли 39 пчелиных семей (одна семья занимает улей). О собственной пасеке он мечтал полвека. И как только ему удалось найти подход к этим хитро устроенным созданиям и вырастить сильные (значит, максимальные по количеству и работоспособности) пчелосемьи, пасека превратилась в кладбище.
– Я работал инженером-механиком. Летом с утра и дотемна. Хотя с детства мне нравились пчелы, – рассказывает Владимир Тимофеевич. – Первый раз попробовал их завести – не получилось, времени не хватало. Так и ждал пенсии.
И пчелы, похоже, тоже ждали Владимира Тимофеевича. Как-то сын подарил отцу улей, но тот годами стоял пустым на приусадебном участке. А когда Владимир Тимофеевич вышел на пенсию, в тот самый улей прилетел пчелиный рой и поселился в нем.
– С этого улийка пошла моя пасека. Шесть лет я расширялся. Но меда у меня много не выходило. Я ведь самоучка, плохо знал пчел, поэтому семьи у меня были слабые. Урожай по родственникам расходился – в Волгоград, в Новосибирск, в Барнаул. Мне много не надо. Мне пчелы нужнее для души и чтобы повод был на улицу выйти, поковыряться. Но тут беда случилась.
А случилась обработка полей Шипуновского района пестицидами против вредителей. И пчелы у 32 пчеловодов отравились агрохимикатами. Подали в суд на фермера. Это было самое масштабное по числу участников судебное разбирательство в России, связанное с отравлением пчел. Суд признал фермера виновным и взыскал с него около 9 миллионов рублей в пользу пчеловодов в качестве возмещения реального ущерба. Как утверждает юрист фермера Юрий Богатырев, пчеловоды воспользовались юридической безграмотностью фермера. Он неправильно составил объявление о проведении химобработок. По закону растениеводы обязаны не позднее чем за три дня оповестить пчеловодов в радиусе семи километров об обработках. Любым возможным способом – через СМИ, СМС-рассылку и так далее. В объявлении положено указывать точные даты работ, название используемого препарата, его класс опасности для насекомых и период действия. А фермер ограничился единственным оповещением в районной газете, в котором говорилось, что химобработки будут проводиться «с 10 июня по 30 сентября».
Наступившим летом 20 фермеров Шипуновского района создали первое в России объединение, «чтобы взаимодействие полеводов и пчеловодов носило благоприятный характер», – иными словами, для юридической защиты от пасечников. Пчеловоды и полеводы в здешних краях друг для друга враги первейшие. В Татарстане и Башкирии, где тоже развито пчеловодство, местами наблюдается похожее противостояние. А войны между полеводами и пчеловодами разгорелись из-за увеличения посевов рапса.
Рапс с успехом идет на экспорт (из рапса делают пищевое масло, биодизель, горюче-смазочные материалы и многое другое), что подталкивает аграриев к его выращиванию. В 2021 году в России, по данным Минсельхоза, эту культуру посеяли на площади 1,4 миллиона гектаров.
Чем плох рапс? Сам по себе – ничем. Рапс к тому же прекрасный медонос, его обожают пчелы.
– В Европе с рапсового меда с ума сходят, – посвящает меня в тонкости медового рынка пчеловод из Калманского района Алтайского края Алексей Найденко. – Лично мне он не по вкусу. Но в Европе к нему привыкли. У них земли мало, и подавляющая часть полей занята рапсом. Я сам ездил в Австрию: рапса вокруг море, и на нем кочуют пчеловоды.
Проблема рапса в том, что за ним охотятся насекомые-вредители. За лето рапсовому полю требуется до шести обработок пестицидами. Для сравнения, пшеницу, гречиху, горох и лен в благополучные сезоны вообще можно не протравливать.
– Без химии рапс не вырастить, – поясняет фермер из Ребрихинского района Алтайского края Евгений Долгов.
Предприятие Долгова выращивает рапс восемь лет подряд. И ни разу, по словам Евгения, от химобработок не пострадали пчеловоды.
– Мы закупаем препараты от мировых лидеров и исключительно третьего-четвертого класса опасности (самые ядовитые – первого и второго классов), соблюдаем регламенты применения: дозируем согласно инструкциям, обрабатываем поля ночью с земли в безветренную погоду (ночью пчелы не работают). У нас нормальные отношения с пчеловодами. Они грамотнее стали. Сами приезжают к нам, если размещают кочевую пасеку рядом с нашими полями, знакомятся. Мы обмениваемся телефонами – и за несколько дней до обработок предупреждаем их. Химия третьего и четвертого класса малоопасна для пчел, но мы все равно ставим их в известность. Пусть пасечники сами решают: оставаться у поля или уезжать, закрывать пчел в ульях на какой-то период или наутро выпускать.
– В больших хозяйствах за грамотную обработку полей отвечают агрономы. Обычно же растениеводством занимаются мелкие фермеры. Они сами себе агрономы. Узнали, что от химии первого и второго класса все вредители мрут, и шпарят, чтобы наверняка, – сердится пчеловод Найденко, и с ним соглашаются опрошенные мной аграрии.
Бывает, обрабатывают поля с опозданием: маленький очаг возник, а они медлят – авось пронесет. А потом, когда поле поражено от кромки до кромки, в панике бросаются травить. И днем, и в ветер, и с воздуха, так что химия разлетается на десятки километров.
– Поэтому я стараюсь держаться подальше от культур, которые нуждаются в обработке, – говорит Найденко.
«Держаться подальше» стало принципом для Алексея Найденко, потому что мед для него – главный источник дохода, в его хозяйстве 250 пчелосемей. Попадет под отраву – «останется без штанов».
Алексей жалеет, что поздно ушел в пчеловодство. Его молодость прошла на заводах, из мастера он вырос до руководителя производства. При этом у него всегда была так называемая пасека выходного дня. Его коллеги зазубрили: Алексей всегда берет отпуск в августе – это самая горячая пора для пчеловода.
Каждый год он узнает у районных властей, кто и что планирует сеять в округе, наводит мосты с аграриями и, исходя из этого, выбирает место для кочевки. Раздраженно признается: не понимает коллег-пасечников, которые втихую становятся у полей и неизвестно на что уповают. На заседаниях отраслевых объединений он вдалбливает коллегам: берите ответственность на себя, устанавливайте личные контакты с аграриями, с районными чиновниками (к сведению, мобильные приложения, разработанные для оповещения пчеловодов об обработках, выручают не везде – из-за плохой сотовой связи).
– Я забочусь о своих пчелах, наверное, больше, чем о себе. Я десять раз узнаю, что, где, как и почему. Помню, один пчеловод выступал. Спрашивает: «Как мне быть? Я встал на границе двух районов. Что мне, туда и туда?» Говорю: «Разумеется, туда и туда. В районах есть начальники развития сельского хозяйства, которые курируют полеводов и пчеловодов. Они в курсе всех дел. Можешь приехать к ним – приезжай. Не получается приехать – позвони». Я же почему-то с прошлого года своих пчел начал возить аж в Чарыш, на маральник в предгорье. Там полей нет, по химии 100% чисто. 350 километров от основной базы расстояние.
Отчасти Найденко помогает контактировать с чиновниками и полеводами тот факт, что у него зарегистрировано крестьянско-фермерское хозяйство. К пчеловодам, у которых пасеки в виде личных подсобных хозяйств (их в России свыше 90%), власти и фермеры-полеводы относятся подчас высокомерно, с презрением: налогов не платят, а права качают. А с «официальными» пчеловодами разговаривают на равных.
– Прошлой весной местный фермер решил посеять рапс рядом с моей стационарной пасекой в Шадрине. Зимой, значит, когда обсуждали, что будут сеять, не собирался, а весной засобирался. Так я его переубедил. Позвал я с собой представителя районной администрации, и поехали к нему. Спрашиваю: «Вы что? Хотите мою пасеку положить? Из-под моих ног табуретку выбить? Не дай бог!» Он: «А что мне делать? Я семена закупил, химию». Говорю: «Продавай, у тебя с радостью купят. Сей гречку – и будешь с деньгами». Вот я поехал к своим друзьям-фермерам, встал перед ними: «Мужики, мне нужно 10 тонн семян гречки. Денег у меня нет». Спрашивают: «А кому она нужна?» Называю фамилию – идут в отказ. Я им: «Да вы не ему дадите, а мне. Если он осенью не отдаст, я отдам». Они под мое честное имя выделили 10 тонн, тот посеял.
Никто – ни чиновники, ни руководители объединений пчеловодов – не называет точных цифр по гибели пчел от пестицидов в России.
– Большинство пчеловодов не заявляют об отравлениях, не ходят по судам, особенно старшее поколение. А они составляют костяк отрасли, – объясняет преподаватель пчеловодства в Алтайском государственном аграрном университете Сергей Кузовлев.
Если отравления не остановятся, пенсионеры, по мнению Сергея Валентиновича, забросят пчеловодство. Ведь пожилым людям восстанавливать пасеку труднее, чем молодым, тем более зная, что завтра трагедия запросто повторится. Последствия будут удручающими.
– Пенсионеры сейчас вынуждены увеличивать пасеки – пенсии маленькие, а жизнь все дороже и дороже. Им самим нужны дополнительные средства, и детям хочется помочь: собрать внуков в школу, заплатить за вуз. Но проблема глубже. Что значит забрать у старика любимое занятие? Он благодаря ему двигается и продлевает себе жизнь. Мы же по своим дедам бьем, укорачиваем их век, – рассуждает Кузовлев. – Бьем вдобавок по молодым людям, которые живут в селах за счет пчел. Провоцируем отток населения.
На полях после обработок умирают птицы, грызуны, мелкие звери. У людей в окрестных селах ухудшается самочувствие: возникают одышка, аллергия, головные боли…
– Народ понимает, откуда это идет, и протестует. В Усть-Калманском районе несколько лет назад женщины выходили вместе с детьми на поля, останавливали технику, – вспоминает Кузовлев.
Сельские жители жалуются, что им теперь нечего показать ребятне: куда-то исчезли лисы, корсаки, барсуки, зайцы… Связывают они опустошение с применением пестицидов.
Петр Абрамов из Смоленского района Алтайского края (там фермеры неоднократно устраивали пчеломор) возмущается:
– После химобработок на полях стоит тишина и местами смердит. Приглядишься – на земле дохлые птицы, мыши… Пройдет дождь, воду смоет с полей в реки, и рыба всплывает.
Пчеловод из Шипуновского района Николай Воропаев в сердцах описывает, что увидел на своей пасеке после обработки полей химикатами:
– Я еще охотник. День на третий после потравы поехал с собаками на пасеку. Барсуки постоянно туда приходят. Где-то пыльца бывает просыпана, и они ее едят, пчел едят тоже. Смотрю, сидит барсук. Видимо, нажрался дохлых пчел и стал ни живой ни мертвый. Уж насколько собаки азартные, но они его не тронули: подошли к нему, стоят и не знают, что с ним делать. Птиц полно погибло – наклевались дохлых пчел. Такая вонища на пасеке стояла, что ужас. На семнадцатый день прошел дождь. Поле рапсовое было наверху. Вода с него вместе с отравой попала в пруд, и рыба всплыла.
— Пестициды – это яды, – продолжает ученый. – Однако у нас они бесконтрольно льются в природу. Сейчас используются препараты, которые в 7000 раз страшнее знаменитого ДДТ (дуста), давно запрещенного в мире. Они созданы на основе синтетического никотина, называются неоникотиноидами. За рубежом их давно запретили, например в Германии. В России неоникотиноиды разрешены. Их продают всюду, в том числе в магазинах для садоводов. Ни продавцы, ни покупатели не подозревают, что имеют дело с жесткой химией. Она напрямую идет к нам на стол. Пусть в малых количествах, которые не вызывают видимых реакций. Но происходит ее накопление. И в первую очередь страдает репродуктивная система человека.
Про беспредел с химикатами Сергей Кузовлев не утрирует. Десять последних лет ввоз и обращение пестицидов в России находились без государственного надзора: поступающие в страну препараты никто не проверял. Доля контрафакта и фальсификата, по оценкам Российского союза производителей химических средств защиты растений, доходит до 30%. По информации AgroXXI, до 30% рынка пестицидов в ряде российских регионов занимают сомнительные средства защиты растений. Раньше обязанности по контролю за пестицидами выполнял Россельхознадзор.
Затем ведомство отстранили от этих функций и, согласно заявлению самого Россельхознадзора, никому их не передали. В 2019 году на фоне скандала с отравлениями пчел Россельхознадзор опубликовал официальное заявление: «Последние восемь лет в России не контролируется производство, хранение, реализация и применение пестицидов и агрохимикатов. Такая беспрецедентная ситуация сложилась в 2011 году, когда у Россельхознадзора практически в полном объеме были изъяты и в дальнейшем никому не переданы полномочия по надзору в этой области».
Из-за хаоса на рынке пестицидов травили пчел даже порядочные растениеводы. Им попадалась продукция, класс которой не совпадал с указанной информацией на упаковке. Допустим, фермер думал, что приобрел препарат третьего класса опасности, а ему подсунули пестицид первого класса.
С июня 2021 года на Россельхознадзор снова возложили обязанности по контролю за пестицидами. Но, как считают пчеловоды, возвращение утраченных полномочий Россельхознадзору не даст должного эффекта, пока в стране не будут тщательнее следить за содержанием химикатов в почвах и продуктах питания.
Но самую ощутимую государственную защиту отрасль получит, если в России запретят неоникотиноиды, глифосат, а в идеале – полностью препараты первого и второго класса опасности.
– Меня поражают безграмотность и непробиваемость некоторых аграриев и чиновников, – критикует пчеловод из Первомайского района Алтайского края Алексей Коверзнев. – Давно посчитано, какую выгоду получают растениеводы от пчеловодства. У меня дома остался учебник под редакцией Ковалева 1949 года, который принадлежал моему деду. И там было сказано, что пасека на 70% прибыль приносит за счет опылительной деятельности, на 30% – за счет продукции пчеловодства (мед, воск, прополис, пыльца, перга, трутневый гомогенат, маточное молочко). На Ютьюбе можно найти советские фильмы о пчеловодстве. В них говорится, сколько миллиардов рублей теряется ежегодно за счет недостатка опыления.
Но локальные примеры сотрудничества все-таки существуют. К примеру, в Михайловском районе Алтайского края фермер Андрей Кожанов приглашает на свои поля подсолнечника пчеловодов и гарантирует им полную безопасность. В Калманском районе Алтайского края до схожей взаимной любви шагать и шагать, но, по мнению Алексея Найденко, прогресс в отношениях явно намечается:
– Этой весной я выступал на встрече с фермерами. Когда я закончил, встал один фермер: «Мужики, мы скоро всех пчеловодов перетравим. Они уйдут из степи в горы. А мы останемся без гречки, потому что опылять некому будет». Против никто не пикнул, и вышли с совещания молча.
Перспектива остаться без пчел и урожаев, между прочим, вполне реальная. Пчелы очень чувствительны к химикатам. Их называют индикаторами состояния окружающей среды. В Китае есть провинции, где пчелы перестали жить. Фермеры для опыления растений нанимают рабочих. Китайцы орудуют кисточками вручную. Домашних медоносных пчел (если их окончательно перетравят), по словам ученых, заменить некому.
