Социальная пропасть опасна для российской государственности
Сословное разделение стало очевидностью наших дней, превратившись в тлеющий источник внутренней нестабильности. Ведь тяга русского народа к социальной справедливости никуда не исчезла. Во многом именно по этой причине старшее поколение ностальгирует по советской эпохе, когда не существовало вызывающего разделения на народ и «элиту» – мы, советские, были равными среди равных, и не забивало уши навязчивое жужжанье рекламщиков и политиков: «Комффо-рт! Комффо-орт!»
В суете будней не больно-то склонны мы задуматься (а надо бы), что комфорт бывает разный. Внешний, материальный, и – внутренний, тот, что в душе и с которым неразделимо связаны такие понятия, как правда, совесть, справедливость, доброта, здравый смысл. Приходит время, и выясняется, что за внешним комфортом, за всеми этими искусственно насаждаемыми «трендовыми инициативами», «брендовыми инновациями» и «нарративами» скрывается лукавство, моральная ущербность, внутреннее опустошение, оторванность от понимания реальной жизни тех, кто отдавал предпочтение внешнему в ущерб духовному. Форма не способна заменить содержания.
В начале 2000-х годов, оказавшись в глухой деревеньке Козлово Село Андреапольского района, я поразился тому, что она вдруг наполнилась жизнью. Все 11 пустовавших изб скупили и восстановили ученые и инженеры Курчатовского ядерного центра. Одна из изб, под толевой крышей, низенькая, с глинобитной печью на срубе внутри, принадлежала Николаю Николаевичу Кузнецову, сыну легендарного адмирала Н.Г. Кузнецова. Он и его жена Раиса Васильевна (ныне доктор исторических наук) ощущали себя в этом краю, как, впрочем, и другие обитатели, удивительно комфортно. Оказалось, в летнюю пору, вместе с Николаем Николаевичем и Раисой Васильевной, восемь дачных сезонов жила в Козловом Селе и Вера Николаевна Кузнецова, вдова легендарного адмирала. По воспоминаниям земляков, они ощущали ее своей, ибо она ничем от них не отличалась.
Как-то в беседе с Николаем Кузнецовым зашла речь об одном из сменивших его на должности главного инженера ядерного центра. Этот человек, покинув пост, создал фирму в Америке, заработал миллионы долларов, заимел шикарную виллу.
– Неизвестно, кому больше повезло, – произнес Николай Николаевич. – У меня были два приятеля с завышенными самомнением и запросами. Страшно вспоминать, как сложилась их жизнь. За что я не люблю олигархов? Они дали повод и другим пытаться жить подобным же образом. Это ведет Россию к нравственному Чернобылю. Самое страшное, что многие этого не замечают…
Еще до нашей встречи познал Николай Николаевич настоящий Чернобыль. Будучи руководителем отдела по предупреждению техногенных катастроф, он осуществил съемки разрушенного чернобыльского реактора с борта вертолета, а затем отснял временный саркофаг изнутри. Полученная тогда огромная доза радиации станет причиной инвалидности и преждевременной смерти этого скромнейшего и талантливого человека. Незадолго до того, как это произошло, я посвятил ему и Раисе Васильевне песню со словами:
Средь озер голубых и горушек крутых
Затерялся в тиши уголок для души.
До Козлова Села нас судьба довела –
Здесь, в избушке простой, сердцу мир и покой.
Деревеньки моей нет на свете милей –
Чтоб Россию понять, надо в ней побывать.
От столицы устав, в нежном шелесте трав
Мы с тобою вдвоем здесь красиво живем…
А недавно прочел в воспоминаниях бывшего корреспондента «Красной звезды» Павла Ивановича Трояновского о сообщенных ему генералом В.И. Казаковым двух интересных фактах, касающихся семьи другого легендарного полководца – К.К. Рокоссовского:
«…В октябре 1941 года семья Константина Константиновича, тогда еще командующего 16-й армией, была временно эвакуирована в Новосибирск. Местные органы, ведающие распределением трудовых ресурсов, направили Юлию Петровну Рокоссовскую в госпиталь. Там ей предложили работать прачкой. Месяца через два начальнику госпиталя попалось личное дело Ю.П. Рокоссовской. Он был в шоке, вызвал к себе Юлию Петровну и спросил:
– У вас в анкете сказано, что ваш муж, Рокоссовский, находится на фронте.
– Да, он на фронте, – подтвердила Юлия Петровна.
– А это не тот ли генерал Рокоссовский, армия которого отличилась при обороне Москвы?
– Мой муж командует шестнадцатой армией, которая действительно обороняла Москву.
– Так вы являетесь женой Константина Константиновича Рокоссовского?
– Да.
– А что же вы об этом никому не сказали?
– Меня не спрашивали.
Полковник снова начал просматривать личное дело.
– «Владею французским, английским, польским и немецким языками», – прочитал он. – А кто же вас поставил прачкой?
– Я горжусь тем, что в меру своих сил и возможностей помогаю нашей Красной Армии в тяжелые для страны дни! – с достоинством ответила Рокоссовская.
– Это правильно. Но знаете, как многие военные училища нуждаются в преподавателях иностранных языков?
Юлия Петровна пожала плечами. А утром ее вызвали в военкомат и дали направление на работу в училище…
И еще одна деталь: дочь К.К. Рокоссовского Ада, оказывается, после окончания специальных курсов находилась в тылу врага, у партизан.
Я написал репортаж и показал его Константину Константиновичу. Попросил прочитать. Командующий по ходу дела внес несколько добавлений и поправок… Слова «видный советский полководец» заменил на «один из советских полководцев». Вычеркнул слова «любимец армии и народа».
Скромность, патриотизм, коллективизм, уважение к традициям предков – понятия взаимосвязанные. Отец мой, Яков Кириллович, крестьянский сын, начинал с председательства в колхозе, после совпартшколы, долго возглавлял промкомбинат. По местным меркам это было крупное предприятие – около 500 рабочих, номенклатура – свыше восьмидесяти наименований: мебель, школьные парты, печное литье, втулки, воинские повозки, бондарная посуда… Наверное, лет десять истекло после войны, а в нашем доме (обычной крестьянской избе) было то же, что и в войну, посеченное осколками от немецких бомб крыльцо. И мама Анна Дмитриевна (в девичестве Дмитриева), крестьянская дочь, мужа не укоряла: понимала, некогда ему: уходил на работу в пять утра, возвращался в десять вечера. Однажды я спросил у него, зачем на комбинате в войну и первые послевоенные годы существовали подсобное хозяйство и рыболовецкая артель. Ответ был прост:
– Людей надо было кормить.
Обеды в комбинатской столовой в ту пору были бесплатные. Кроме того, поскольку множество изб в райцентре и ближних деревнях были сожжены оккупантами, каждый рабочий имел право бесплатно получить древесину для сруба и пиломатериал. Собиралась «толока» из плотников и столяров и бесплатно ставили избу «под козырек».
Одно время мама, считавшая себя «беспартийным коммунистом», трудилась прачкой – женщины вручную «обстирывали» воинские части, располагавшиеся в Андреаполе. Работать приходилось и ночами. Помню ее слова: «Сын, любую работу надо делать хорошо, а Я – последняя буква в алфавите, знай: встречают по одежке, а провожают по уму». Помню ее руки – натруженные, жилистые, с истонченной от ежедневного многочасового использования хозяйственного мыла кожей. Единственное «социальное различие» ее с отцом состояло в том, что отец происходил из бедняков, в шутку называя себя «добывашкой», а жену – «богачкой». Мама была из середняков, в ее семье имелись две лошади, а в отцовской семье лошадь была одна.
Хранятся в памяти образы руководителей районов и области, теперь уже давней поры. Они были из народа, с народом и не боялись народа. Не совершали парадных выездов на дорогих иномарках, не летали на вертолетах, не окружали себя сонмищем угодников. Запросто ходили в «кирзачах» по полям и фермам, как первый секретарь обкома Николай Гаврилович Корытков и председатель облисполкома Федор Васильевич Казнов, ночевали в крестьянских избах. Могли и косить, и за плугом стоять, и плотничать, то есть были своими среди своих.
Приведу фрагмент из воспоминаний бывшего первого секретаря Сандовского райкома партии, Героя Социалистического Труда Александра Ивановича Виноградова: «Для меня неоспоримой обязанностью было вести кропотливую, постоянную работу с кадрами, с народом. В этом ключ успеха в любом деле. Узнавая их в жизни, в умении преодолевать трудности бытия, я узнавал и о себе. Любил кадры, которые были честными. Тех руководителей, которые, допуская ошибки, признавали их и стремились быстро исправить в практической работе. Не любил тех, у кого, как говорили древние, «над гибкостью ума преобладала гибкость поясницы». Это, наверное, было привнесено в мой характер от отца и с фронта. Ведь там, на фронте, некогда было изгибаться, времени не было. Меня не называли руководящим работником, я стремился быть равным в отношении к другим, жил в многоквартирном доме, где проживали пенсионеры, механизаторы, пользовался, как и все, общепоселковой баней…»
Или вот однажды мой друг, краевед Александр Васильевич Рачеев, вспоминая пору своей комсомольской юности (он был первым секретарем райкома комсомола), рассказал, как оказался в дальнем колхозе вместе с председателем райисполкома Виталием Павловичем Вандышевым:
– Пришли мы ранней весной на ферму, а там доярки плачут: корова никак растелиться не может. Пока дождешься ветврача из района, может подохнуть. Виталий Павлович без лишних слов снял куртку, пиджак, рубашку, оставшись в одной майке, и помог корове растелиться. Спас и взрослую животину, и теленка. Настоящий русский мужик был. Работать в колхозе начал с четырнадцати лет. В юношеском возрасте получил медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне».
Слава Богу, есть у нас и ныне «народные руководители», о них иногда рассказывает «Советская Россия». Звоню на днях ранним утром главе Калязинского муниципального округа Константину Геннадьевичу Ильину. Только что вернувшийся с домашнего подворья, он говорит:
– Подоил коз, собираюсь на работу
– Сколько же в наличии коз?
– Четыре дойных и семеро козляток. Ну и конечно, другая живность на дворе. Как же без этого? Телевизор смотреть, что ли, впустую прожигая время? Я его уже давно не смотрю.
Крестьянский сын, почти два десятка лет успешно руководивший крупным колхозом, он так и живет в своем скромном председательском доме. Единственный на всю Россию из районных глав, помимо светского сельскохозяйственного образования, имеет и церковное – окончил Ярославскую духовную семинарию. А кандидатскую диссертацию защитил по… опыту самоуправления в СССР начала 50-х годов, т.е. еще в сталинский период. Поясняет:
– Заинтересовало, как обеспечивалось участие народных представителей в управлении государством. Без опоры на народ результата не добьешься…
Именно благодаря Константину Ильину Калязин стал одним из центров духовного оздоровления России. «Вот бы таких мужиков, как он, в губернаторы или в Государственную думу двинуть», – думаю я. Так ведь в депутаты Госдумы выдвигают по корпоративному принципу. Кто ближе к народу, тех не больно-то привечают. А губернаторов «изготавливают» в какой-то особой «школе губернаторов» при администрации президента. Однако с точки зрения пользы для государства воспитание руководящих кадров должно идти не сверху, от бюрократии и от корпораций (этот – «человек Миллера», этот – «человек Чемезова», этот – «человек Собянина»…), а снизу. Лучшая школа для руководителя – знание народной жизни и практический опыт созидания, а видение снизу происходящих в стране процессов куда объективнее, точнее, поскольку это видение от истоков, питающих реку общероссийского бытия.
Ладно, неопытность – это куда ни шло. Глядишь, обуркаются выдвиженцы, поймут, что к чему, если есть искреннее желание дело делать. Другая беда опаснее – в креслах руководителей часто оказываются сознательно «заточенные на коррупцию» фигуры. Создается впечатление, что их специально туда двигают под интересы кланов, ибо коррупция стала своего рода «смазкой», обеспечивающая работу властного механизма. При этом правоохранители если и выявляют факты коррупции, то, как правило, затрагивают лишь отдельные звенья коррупционной цепи, не касаясь конечных бенефициаров. То ли сами чувствуют, где «горячо», то ли кто-то свыше указует им, где следует остановиться, не переходя невидимую «красную линию».
Сегодня много разговоров и публикаций о масштабах коррупции в Минобороны России. Судя по всему, власть по имя «баланса интересов» различных группировок может свести дело лишь к «отдельным проявлениям коррупции», а не к «системной коррупции», которая у нас в действительности наличествует, и не только в Минобороны. Видимо, и здесь обозначена или может быть обозначена «красная линия», переступать через которую в отношении отдельных персон «не положено».
Но по большому счету речь должна идти не о персонах, а о необходимости возврата не на словах, а на деле к социальному государству, в том числе с использованием лучшего опыта СССР. Нам сегодня остро недостает народности власти, отчего принцип денежной выгоды для узкого круга лиц (господ) преобладает над интересами народа и государства. Соответственно, возник дефицит народности в культуре, образовании, журналистике, литературе… Убиение деревни есть убиение народности. Свято место пусто не бывает: если истончается народность, ее место занимает антинародность или, в лучшем случае, псевдонародность, и, в конечном итоге, происходит отчуждение власти и элиты от народа. Федор Михайлович Достоевский, размышляя об этом, отмечал: «Беда наша в том, что на практике народ отвергает нас. Это-то и обидно; этого-то причины и должны мы доискаться. Родились мы на Руси, вскормлены и вспоены произведениями нашей родной земли, отцы и прадеды наши были русского происхождения. Но, на беду, всего этого слишком мало для того, чтобы получить притяжательное местоимение «наш». В.И. Ленин прозорливо увидел причину в непримиримых противоречиях между трудом и капиталом, т.е. в противоречиях классовых.
Почему я не воспринимаю популярную песню Олега Газманова «Господа офицеры»? Потому что слова «господа» и «офицеры» в моем представлении несочетаемы. Спасли Родину, одержав победу в войне с гитлеровским фашизмом, отнюдь не господа. Почти все командующие фронтами, флотами, армиями были «деревенщиками». И в многочисленных братских могилах лежат не господа, а боевые товарищи, происхождением в основном из крестьян и рабочих, советских служащих. И сегодня в спецоперации сражаются отнюдь не господа, а дети и внуки из иного сословия. Думаю, и сам президент Владимир Владимирович Путин, выходец из семьи тверских крестьян, в душе не ощущает себя господином. И многие из генералов, губернаторов и депутатов не ощущают. Однако понимают ли они в полной мере, какими неприятными последствиями для государственности России способно обернуться вопиющее социальное разделение?
Нельзя считать нормальным, когда количество коренных жителей России, прежде всего – русских, тридцать лет кряду убывает, многие живут в бедности, а чиновников и олигархов становится год от года все гуще, а жизнь их – все слаще. Нужно сверху, последовательно и жестко, в корне менять ситуацию.
Валерий КИРИЛЛОВ
г. Тверь
