Надя, Надежда Викторовна Троян, не служила ни в НКВД, ни в родственных этому наркомату ведомствах. Но ее с полным основанием можно назвать настоящей разведчицей. Молодая девушка, студентка медвуза, во время войны быстро осваивала совсем иные университеты – партизанский отряд стал для нее настоящей школой разведки, которую она окончила экстерном и с золотой медалью – Героя Советского Союза. Отряд, в котором воевала Надежда Троян, относился как раз к Четвертому управлению. А руководил управлением товарищ Андрей – чекист, а в свое время и нелегал Павел Анатольевич Судоплатов.
Закончилась война, и Надежда Викторовна Троян начала жизнь сначала. Училась в Первом Московском медицинском институте имени И.М. Сеченова, защитила диссертацию, работала проректором, доцентом кафедры госпитальной хирургии, директором крупного НИИ.
Но война не отпускала, привязала накрепко, и Троян успевала еще работать в Комитетах ветеранов войны и защиты мира. Как председатель Исполкома Союза обществ Красного Креста и Красного Полумесяца подняла эту организацию на небывалую высоту.
А после ранней смерти мужа – журналиста-фронтовика Василия Коротеева растила двух сыновей. Всё получалось. Так бывает у талантливых людей, и Надежда Викторовна никогда не обижалась на банально-обывательский вопрос: «Как вы только все это успеваете, как?»
Долгая жизнь удалась: до девяностолетия, которое отмечалось 24 октября 2011 года, она не дожила меньше двух месяцев.
Нет, не случайно именно она вместе с Еленой Мазаник и Марией Осиповой совершила невозможное: уничтожили фанатичного палача Вильгельма Кубе, за два года правления убившего более четырехсот тысяч белорусов, русских, евреев на территории Белоруссии.
Кубе был не только убежденным нацистом – протеже Гитлера превратился в настоящего изувера. Публично повторял, обращаясь к своим: «Надо, чтобы только упоминание одного моего имени приводило в трепет русского и белоруса, чтобы у них леденел мозг, когда они услышат «Вильгельм Кубе». Я прошу вас, верных подданных великого фюрера, помочь мне в этом».
О своей матери – Надежде Викторовне Троян мне рассказывал ее сын, потомственный медик, известный кардиохирург Алексей Васильевич Коротеев:
– Давайте вместе перелистаем наш семейный альбом. О моей маме есть что рассказать. Иногда меня спрашивают: что это за фамилия такая – Троян? Троя, Троянский конь… древняя династия… Но нет, ничего общего с древними родами. Троян в переводе с белорусского – всего лишь вилы с тремя зубцами. Мама очень гордилась тем, что она белоруска.
Вот первая фотография. Наде Троян четыре года. Родилась в маленьком городке Дрисса Витебской области. Теперь город переименовали в Верхнедвинск.
Это фотографии маминых родителей. Моей бабушке Дусе – Евдокии Григорьевне Троян здесь за 40. Дед был участником Первой мировой войны, кавалером Георгиевского креста. После выучился на бухгалтера и работал на различных предприятиях.
В 1920–1930-е годы в поисках хоть какого-то нормального заработка семья с двумя детьми – Надей и ее младшим братом Женей – вынуждена была частенько менять место жительства. Где они только не останавливались – и в Иркутске, и в Канске, и в Воронеже, и даже в Грозном. Поэтому Надя за время учебы сменила немало школ.
А в 1939 году семья переезжает в Красноярск. И Надежда поступает в школу имени 20-летия комсомола. Название было символичным: в дальнейшем с комсомолом было в ее жизни много чего связано. Стала секретарем комсомольской организации. Участвовала в школьных спектаклях. Организовывала встречи со знатными людьми. А еще она очень любила со своими школьными друзьями ходить в походы. Места там красивейшие, особенно знаменитые красноярские столбы. И вот они с одноклассниками разжигают лесной костер. На обороте этой фотографии интересная надпись: «Перед испытаниями по алгебре – 1939 год». Никто из них не подозревает, какие испытания ждут их всех всего через два года.
В параллельном классе учился Боря Галушкин. Занимался он в аэроклубе Красноярска. После школы судьба их развела. Они вновь встретились при совершенно неожиданных обстоятельствах. Весной 1943-го, когда мама была в диверсионно-разведывательном отряде «Буря», входившем в состав «бригады дяди Коли», переходила она через ручеек по бревнышкам. А на противоположной стороне ручейка стоял какой-то парень и специально эти бревна раскачивал. Хотел привлечь внимание симпатичной девушки. Мама удержалась, дошла до берега, собиралась отчитать паренька, как она умела. Тут и выяснилось: это же ее школьный друг Борис Галушкин.
Студент института физкультуры, он, как и многие ребята из Московского инфизкульта, прошел специальную подготовку, стал бойцом омээсбоновского отряда и был десантирован в то самое подразделение, где сражалась мама. Борис погиб, посмертно ему присвоено звание Героя Советского Союза. Именем Бориса Галушкина названа одна из московских улиц. До сих пор в его институте физкультуры, теперь он именуется университетом, проходят соревнования на приз Бориса Галушкина. Вот такие ребята учились с мамой.
Мама была интересной, на мой взгляд, даже красивой, очень красивой. И было у нее немало поклонников. Училась только на отлично. И вдруг в десятом выпускном классе неожиданно получила двойку за контрольную по математике. А написала-то всё правильно. И тогда в первый раз пошла в школу моя бабушка Дуся: что, собственно, происходит? Проведенное ею «следствие» установило, что в школе появился молодой учитель математики, который был не прочь проводить дополнительные занятия с десятиклассницей после уроков. И решился ради этого влепить отличнице Троян двойку за контрольную. После воспитательной беседы с матерью ученицы пришлось ему поставить Наде Троян отличную оценку.
А у мамы был красный аттестат, который позволял без экзаменов поступить в любой институт. Она выбрала московский Первый медицинский, санитарно-гигиенический факультет. Почему? Да потому, что на сангике была возможность попасть в общежитие, а на лечебном факультете – нет.
Но второй курс пришлось начинать в Минске: отец нашел работу на шоколадной фабрике «Большевичка», она до сих пор радует минчан конфетами. И семья воссоединилась.
Вот интересная фотография. На обороте надпись: «День рождения Петра». Кто такой Петр, я не знаю, но карандашиком написано: «Суббота, 21 июня». Смотрите: за окном темно, а в июне темнеет поздно. Следовательно, ориентировочно это часов 11–12 ночи. Ребята радостно отмечают день рождения, и никто не подозревает, что через несколько часов их жизнь круто изменится. В следующую субботу Минск уже будет занят фашистами.
Вся семья оказалась в оккупированном Минске. Мама сразу же начала борьбу. Оружием студентки мединститута были находчивость, решительность, смелость. Еще в школе она прекрасно выучила немецкий. Это ей потом не раз помогало. Говорила без акцента, и немцы считали ее фольксдойче.
Уже в первые дни войны немцы устроили концлагерь на том самом месте, где Надя любила отдыхать с ребятами. Она знала, как туда подобраться незамеченной, да и фашисты в то время еще не были осторожными. И мама вместе с подругами перебрасывала за колючую проволоку хлеб, тряпки, смоченные водой, чтобы пленные могли хоть как-то утолить жажду. Она с девчонками помогла нескольким военнопленным бежать из концлагеря.
Дома у нее был радиоприемник, и она слушала сводки Совинформбюро. Писала листовки, расклеивала их. Делала примерно то же, с чего начинали краснодонцы из «Молодой гвардии». Никакой серьезной организации не было.
В 1942 году семья переехала в небольшой городок Смолевичи, километрах в сорока от Минска. И мама устроилась в контору «Торфзавода». Знала, что в тех местах действует партизанский отряд, народ об этом уже поговаривал. Но как установить связь с партизанами? Чувствовала, догадывалась, что ее подруга – медсестра Нюра Косаревская каким-то образом с партизанским отрядом связана. Но та на расспросы не отвечала, молчала.
Однажды мама случайно услышала разговор между двумя немцами: запланирована карательная операция по уничтожению отряда. Мама всё бросила, побежала к этой Нюре: «Слушай, можешь мне верить, можешь – нет, но попробуй предупредить ребят, что здесь будут каратели». Подруга промолчала, но когда приехали несколько грузовиков и солдаты, выстроившись в цепь, начали прочесывать лес, то обнаружили там только погасшее партизанское кострище.
Через неделю Нюра подошла к Наде: «С тобой хотят познакомиться партизаны. Ты должна будешь прийти на поляну на краю города, в лесочке, встать около большого дуба и три раза свистнуть». Сюжет прямо из пушкинского «Дубровского».
Мама взяла велосипед, добралась до поляны. Но свистеть не умела и прихватила милицейский свисток. Стала перед дубом и три раза свистнула – тишина. Походила-побродила, свистнула еще три раза. Решила: что-то перепутала, села на велосипед, чтобы уехать обратно.
И прямо перед ней зашевелился куст. Вылезает парень чуть постарше ее и спрашивает: «Ты чего здесь делаешь?» Отвечает: «Гуляю». А он: «Ты прямо соловей-разбойник, нас всех перепугала. Думали, это полицейская облава». Так мама познакомилась с бойцами партизанского отряда «Буря», который входил в разведывательно-диверсионную «бригаду дяди Коли». Ее возглавлял старший майор госбезопасности и будущий Герой Советского Союза Петр Григорьевич Лопатин.
Раньше было принято считать, что партизанские отряды – образование стихийное. Но теперь-то мы знаем, что их действия координировались Центральным штабом партизанского движения, который возглавлял Пантелеймон Кондратьевич Пономаренко. И было у партизанского движения два направления. Тем, что создавалось в первые месяцы 1942 года, знаменитым ныне Четвертым управлением НКВД СССР, руководил из Центра генерал Павел Анатольевич Судоплатов – легенда советской разведки. Главная задача – разведка и диверсии. Большинство военных фильмов о разведчиках – и «Фронт за линией фронта», и «Фронт без флангов», «Часы остановились в полночь» (о казни Кубе), и множество других кинокартин и книг – как раз о бойцах этого самого Четвертого управления. В Москве, в районе Измайловского парка, в учебных лагерях готовились разведчики-диверсанты. Помимо разведки и диверсий, задачей радистов, подрывников, бойцов, владевших всеми видами оружия, было создание отрядов из местных жителей с твердой воинской дисциплиной.
К примеру, в момент высадки в немецком тылу в отряд Петра Лопатина входили 12 человек. Ядро – из чекистов, пограничников. Затем отряд превратился в огромную бригаду, состоявшую из нескольких подразделений.
Ну и – назовем это вторым направлением – стихийно возникавшие партизанские отряды из местных жителей, сбежавших из плена или попавших в окружение солдат и командиров. Их тоже постепенно брал под опеку Центральный штаб партизанского движения.
В один из лесных отрядов «бригады дяди Коли» перешла вслед за мамой и вся наша семья, включая и маминого брата Женю. Бабушка моя в свои тогдашние 40 лет стала кашеваром. Дедушка помогал по хозяйству, выпускал партизанскую газету, оба воевали.
Пишут, что мама была медсестрой, но из ее рассказов я понял: в 1942-м, это уж точно, оказалась она вторым номером пулеметного расчета. Участвовала в боевых операциях.
Наиболее значительная из них – рельсовая война. Каждый немецкий эшелон – несколько батальонов живой силы, десятки танков и артиллерийских орудий. За два с половиной года разведывательно-диверсионная «бригада дяди Коли» пустила в Белоруссии под откос 328 немецких эшелонов – получается, что несколько дивизий.
Дело было рискованное. Если кто сейчас мирно едет в Минск на поезде, то сразу видит: в двухстах метрах от железной дороги – лес молодой, а дальше – высокий, старый. Немцы леса вырубали, не давали партизанам подойти близко к железнодорожному полотну, его берегли, тщательно патрулировали. Перед проходом важного эшелона обязательно проверяли, заминировано или нет, пуская дрезину. А прямо перед эшелоном шла платформа с пулеметчиками. Делали всё, чтобы предотвратить партизанские диверсии.
Поставить мину было реально единственным способом – только под носом у врага. Мины были двух видов – контактные и те, что взрывались при поджигании бикфордова шнура.
Отряд «Буря» состоял в основном из молодых ребят, года по 23–24. Комиссаром был дядя Рома. Так у нас дома называли его после войны, фамилии уже и не помню. Худенький, тихий, скромный и застенчивый еврей, потом перебравшийся в Израиль. И здоровенные бойцы-бугаи относились к нему поначалу несколько снисходительно.
Но однажды зимой получили приказ: любой ценой уничтожить эшелон, на котором перевозились танки «Тигр-34». Днем партизаны заминировали полотно. И вот картина: белейший снег, горит бикфордов шнур, подожженный метрах в тридцати от приближающегося эшелона, с которого немцы всё это видят. Кажется, операция пройдет, как надо. Шнур должен догореть, состав уже не успевает затормозить, и поезд полетит под откос. Еле успели унести ноги и скрыться в лесу. И вдруг непонятно почему бикфордов шнур погас. Задание сорвано.
И мама вспоминала, что в тот раз вперед особенно никто не рвался. На верную смерть идти не спешили. Эшелон с немецкими пулеметчиками совсем близко. И всякий из леса выходящий превращается в живую мишень. Все залегли, и тут тихий и щуплый дядя Рома кубарем несется к шнуру и поджигает его под градом пуль. Уцелел он чудом. Эшелон не успел затормозить и пошел со всеми своими танками под откос. Отношение к дяде Роме после этого существенно изменилось.
В феврале 1943-го во все партизанские отряды была послана сталинская директива: уничтожить наместников Гитлера на Украине – палача Коха, в Белоруссии – бесчинствовавшего Кубе.
На Украине на Коха охотился отряд Медведева, к Коху совсем близко подбирался Николай Иванович Кузнецов. Он сделал несколько попыток покушения на Коха, но тот избежал возмездия и дожил до глубокой старости. Умер он в польской тюрьме, где содержался в удивительно мягких условиях. Выходил на прогулки, смотрел телевизор. Ему было разрешено получать письма, выписывать газеты.
А в Белоруссии с февраля 1943 года разведка, все партизанские отряды, подполье стремились уничтожить Вильгельма фон Кубе. Участвовала в этом и моя мама.
Кубе был не просто гауляйтером, но и лицом, приближенным к Гитлеру. Это его приказом Кубе, уничтожавший людей в концлагере Дахау, был назначен 17 июля 1941 года генеральным комиссаром генерального округа Белоруссия в рейхскомиссариате Остланд.
[img=-19044]
Для белорусов Кубе – воплощение дьявола. В первых числах июля в концлагерь рядом с Минском немцы поместили больше 140 тысяч человек – не только военнопленных, но и мужчин – жителей города и соседних сел. Быть славянином, русским или белорусом считалось преступлением. В гетто содержалось 80 тысяч евреев. Одной из самых бесчеловечных в мировой истории является операция с кощунственным названием «Волшебная флейта». С согласия гауляйтера арестовали около 52 тысяч жителей Минска. Большинство из них были зверски убиты. Повторю еще раз трагическую цифру – за два года правления Кубе было уничтожено 400 тысяч жителей Белоруссии. Был такой концлагерь – Тростянец, ассоциировался он со словом «смерть». В нем погибли 206 500 человек. Из всех лагерей стран Европы только в Освенциме, Майданеке и Треблинке было убито больше.
Сожженная, уничтоженная гитлеровцами и бандеровцами белорусская деревня Хатынь превратилась в трагический памятник мужеству простых людей и фашистской безжалостности. Были мы там с мамой холодной зимой, незадолго до открытия мемориального комплекса. Приехали в деревню, когда уже наступили сумерки. Мороз, народу – никого. Впечатления – на всю жизнь.
Кубе – не какой-то тупоголовый исполнитель чужой воли. Это он отдавал приказы на уничтожение людей и внимательно следил за их исполнением. Присутствовал на казнях, а однажды демонстративно вышел на площадь, мимо которой вели на расстрел колонну евреев.
Да, ликвидация Кубе была актом возмездия. Но не только. Его уничтожение должно было показать не одним фашистам, всему народу, что такие, как Кубе, – совсем не хозяева на оккупированной белорусской земле.
По данным историков, за Кубе охотилось больше десятка различных спецподразделений – оперативно-разведывательные группы ОМСБОН и Разведуправления Генштаба, созданные с их помощью партизанские отряды.
Было около десяти известных мне тщательно подготовленных покушений на Кубе. Немцы называли его везучим. Мне кажется, дело не только в везении. Гауляйтер окружил себя профессиональной охраной, которая знала: случись что с Кубе, им тоже не сносить головы. Передвижения палача могли бы показаться хаотичными. Нет, они были хорошо продуманы. Он сознательно опаздывал на назначенные встречи. Переносил их, никого не предупреждая. Менял маршруты. Назначал важные мероприятия и не приезжал на них. Он был не просто осторожен. У него было звериное чутье.
В книге Главного маршала авиации Александра Евгеньевича Голованова «Дальняя бомбардировочная» упоминается одна из попыток ликвидации Кубе. Партизаны дали информацию, что он должен в определенный день и час приехать в Прилуки. И туда направили дальнюю бомбардировочную авиацию. Провели, по существу, войсковую операцию. Бомбы были сброшены, цели поражены точно. Но Кубе в Прилуках не оказалось.
В машину гауляйтера пытались въехать на заминированном грузовике.
Были намерения его отравить. Однажды казалось, что с Кубе покончено, но он каким-то чудом не выпил приготовленную для него отраву.
В феврале 1943-го все было готово, чтобы уничтожить его на охоте. Ждала в лесу палача засада. Люди подполковника Орловского уничтожили «охотников» шквалом огня, весь кортеж машин изрешетили пулями. Завязался бой, во время которого Орловский получил ранения обеих рук, практически потерял слух. К счастью, потерь у группы не было, и она сумела добраться с раненым командиром до партизанской базы. За эту героическую вылазку и за другие подвиги Орловскому впоследствии было присвоено звание Героя Советского Союза. Готовилась радиограмма в Центр об уничтожении мерзавца. Но оказалось, что Кубе, не доехав трех километров до места охотничьего сбора, возвратился в Минск.
А чуть позже ликвидировать Кубе ценой своей жизни поклялся агент группы «Местные» Куликовский. Группа называлась так неслучайно. Входили в нее в основном белорусы, жившие раньше на территории Западной Белоруссии, где их звали «местными». Командиром «Местных» был опытный разведчик и будущий Герой Советского Союза Станислав Ваупшасов. А Куликовский, тесно связанный с партизанами, руководил у немцев отрядом самообороны. Имел все необходимые пропуска, чтобы проникнуть даже в Генеральный комиссариат. Ваупшасов честно предупредил Куликовского, что ни одного шанса выйти оттуда после покушения у того не будет. Но Куликовский был непреклонен. Спокойно зашел в комиссариат, предъявив аусвайс, уселся в ожидании приезда Кубе. Но то ли тревожным жестом, то ли какими-то нюансами поведения насторожил гитлеровцев. Они окружили его, потребовали сдать оружие. Куликовский предпочел смерть плену. Убив двух немцев, пустил в себя пулю.
«Местные» во главе с Ваупшасовым провели еще одну операцию. Подготовили ее тщательно, привлекли для этого немало помощников. Кубе не мог не приехать на городской вокзал, где ждали специальный поезд с фронта. В поезде находился высший командный состав и офицеры. Людям Ваупшасова удалось немыслимое. Они заминировали охранявшийся днем и ночью вокзал. Взрыв прогремел в точно назначенный час, уничтожив немецкую верхушку. Но не Кубе. Тот приехал на вокзал гораздо позже.
И еще была одна попытка. Из минского подполья дошла до партизан проверенная информация. Гауляйтера ждут на заводе, где полно разбитой немецкой техники. Кубе хотят показать, как ее ремонтируют в главном цехе. Его и заминировали. Понятно, на скорую руку. Подпольщики рассчитывали, что до прибытия Кубе оставался час-полтора и следов минирования заметить никто не успеет. А уж после будет не до того. «После» не наступило. Гауляйтер так и не приехал. Цех пришлось всё равно взрывать, завод надолго вышел из строя.
Кубе должен был быть ликвидирован 10 июня по дороге на Слуцк. Группа военной разведки подготовила засаду и уничтожила немало соратников Кубе. А его самого в длинном кортеже машин не оказалось.
Гауляйтера хотели подорвать в театре 22 июня, где немцы отмечали начало войны. Взрыв уничтожил десятки немецких офицеров, но Кубе в театр не пришел.
Вроде бы удалось подобраться к его имению под Минском, но и здесь не получилось. Чудом удалось заложить мину в машину Кубе. Но автомобиль отправился в поездку без хозяина. Тот в последний момент изменил решение и остался в своем особняке.
В сентябре 1943 года Кубе был приглашен на банкет в офицерской столовой. Он дал согласие, и его терпеливо ждали. Прогремевший взрыв уничтожил три десятка фашистских офицеров. Но гауляйтер на банкет не явился.
А в «бригаде дяди Коли» руководство операцией поручено было майору госбезопасности Ивану Федоровичу Золотарю. Они с мамой после войны встречались, и на фотографии он написал уже в Москве: «Моему боевому товарищу Надюше Троян от майора госбезопасности Ивана Золотаря». В отряде «Буря» за операцию по уничтожению Кубе отвечал начальник разведки Володя Лапин, настоящее имя, по-моему, – Владимир Рудак.
В бригаде решили пойти по другому пути, более сложному, исключительно рискованному. Решили искать подходы к особняку на Театральной улице, где жил Кубе. Этот особняк существовал в Минске до 1970-х годов, и находилось в нем правление Союза писателей Белоруссии. Затем его снесли.
В 1943 году Минск находился на осадном положении. У всех казарм, домов, где размещались немцы, – опорные точки с охраной, а в квартале, где жил Кубе, строжайшие проверки. На улицу, где был дом Кубе, можно было попасть, только имея специальный документ. Даже многочисленной обслуге Кубе, его жены Аниты и двух маленьких сыновей надо было пройти две проверки, чтобы войти в зловещий особняк. Сначала их тщательно обыскивали нижние чины, а при входе в сам дом – дежурные офицеры.
А мама поддерживала связь с минским подпольем. Была удачлива, осторожна и с людьми сходилась не просто умело, а легко, искренне. Поэтому поручали ей самые сложные задания. Поставили перед ней задачу – сначала собрать сведения о распорядке жизни как можно большего числа обитателей дома.
И тут Кубе ошибся, допустил роковой просчет. Забывшись, пренебрегая предупреждениями охраны, купался в роскоши. Слишком много челяди, всякой обслуги. По самым приблизительным подсчетам, обслуживали дом около сотни человек, в том числе местные жители. Среди них, как верили в специальной группе «Артур», входившей в «бригаду дяди Коли», мог, должен был отыскаться кто-нибудь, кто бы решился помочь партизанам.
Если бы верный человек был даже не найден, а хотя бы присмотрен, предварительно определен, надо было его завербовать и затем любым способом внедрить в дом.
Учитывая знание немецкого, маме сделали документы, и она переселилась в Минск под своей фамилией. Она даже заключила фиктивный брак, чтобы в случае чего объяснить этим свой переезд в Минск. Молодой человек, выбранный в «мужья», догадывался, что мама – подпольщица. Поэтому и помог.
Мама начала искать подступы и обнаружила, что в этом особняке работает горничной Татьяна Калита – бывшая студентка медицинского института, учившаяся на несколько курсов старше ее, которая потом преподавала в том же институте. А с мужем Татьяны мама училась в одной группе.
Связалась с Татьяной Калитой. Выяснила у нее, что среди обслуги, убирающей дом, трудно найти подходящего для партизан человека. Гестапо для этой работы подбирало тех, кто советскую власть ненавидит.
Однако, намекнула Калита, есть среди прислуги народ порядочный. У некоторых родственники до войны работали в государственных учреждениях – партийных или военных. Была и еще категория граждан – обиженных немецкой властью, втихую презирающих фашистов и того же Кубе. Но самой надежной была только одна горничная – Галина Мазаник. Настоящее ее имя – Елена.
Есть несколько версий того, почему Мазаник была допущена в дом Кубе.
По одной из них, 55-летний гауляйтер благоволил к красивым девушкам. А Елена Мазаник была женщиной интересной. И у нее сложились очень хорошие отношения с женой Кубе – Анитой и двумя их детьми. В доме Кубе ее называли «Большой Галиной». Анита со временем собиралась забрать ее в Германию. Но даже Большой Галине не разрешалось убираться у них в спальне. Эти обязанности выполняла другая горничная, преданно служившая немцам. Искать подходы к ней было бесполезно.
Эти сведения в Центре проверили. И выяснилось, что немцы действительно недосмотрели. Мазаник и ее муж до войны работали… в минском НКВД, она – в столовой, муж – шофером, а теперь он в Москве.
Почему гестаповцы допускали подобные просчеты? Потому что им и в голову не приходило, что чувство ненависти может пересилить страх. Они считали, что сопротивление на местах подавлено, и сами уверовали, что жители Белоруссии превращены в послушных рабов. Исход войны не был еще предрешен. Но те, кто стал служить фашистам ради спасения собственной жизни, чтобы не подохнуть с голоду, натерпевшись и насмотревшись, имели теперь к гитлеровцам свои счеты. И до колебавшихся, сомневавшихся начало доходить, что просто так отсидеться не получится…
Моей маме представился случай выйти на Елену Мазаник. Было несколько встреч. Из дома Мазаник отпускали редко, и она, чтобы приходить к маме, придумала, будто у нее болят зубы. Записывалась к врачу, и мама этот момент использовала.
Но не сразу Елена Григорьевна, ставшая после войны маминой близкой подругой, согласилась сотрудничать с партизанами. Поначалу боялась, требовала доказательств, что мама действительно выполняет поручение командира партизанского отряда.
Мама передала в отряд всю полученную информацию. Партизаны смогли получить простенький, однако очень важный чертеж расположения комнат в доме Кубе, сделанный Еленой Мазаник.
Восемнадцатого августа 1943 года между Мазаник и мамой состоялся разговор. Это не было даже вербовкой. Просто одна смелая и убежденная в своей правоте молодая женщина поставила перед другой, в которой больше не сомневалась, сложную задачу: надо убить Кубе в его доме. Другого пути нет. Мазаник дала согласие. Начались уже вполне конкретные обсуждения, как практически осуществить акт возмездия.
Думаю, две организации – военная разведка и разведка НКВД – свою работу в какой-то степени координировали. Упоминал об этом в своих воспоминаниях и начальник партизанского штаба Пантелеймон Кондратьевич Пономаренко. Мама сообщила о вербовке Мазаник в свой разведывательный отряд. Оттуда эту информацию передали в «отряд дяди Димы» – его действия контролировала военная разведка. В распоряжении партизан были магнитные мины английского производства с часовым механизмом.
В сентябре 1943-го Мария Осипова из «отряда дяди Димы» смогла доставить такую мину Елене Мазаник. А та прикрепила эту мину к пружинам кровати Кубе. В три часа ночи 22 сентября произошел взрыв. У Кубе оторвало левую часть тела.
По некоторым рассказам, беременная третьим ребенком Анита фон Кубе находилась рядом с мужем, но чудом не пострадала. По другим – Елена Григорьевна посоветовала ей спать в другой комнате. У них были доверительные отношения. Большая Галина знала, что между Анитой и Кубе нет согласия, и сжалилась над молодой немкой. Анита Кубе дожила в Германии до глубокой старости и до конца дней старалась всячески обелить своего супруга.
Ну, поведение Аниты объяснимо. Но в последние годы нашлись и другие «адвокаты», которые пытаются представить палача чуть ли не защитником белорусского народа, спасавшим от казни даже евреев. Увы, подобная чушь тиражируется и в нашей прессе. Ее даже пытаются обманом выдать за официальную российскую точку зрения.
А моя мама, еще не зная о взрыве, – после него прошло всего несколько часов, – пробиралась в уже оцепленный город, чтобы передать мину той же Мазаник. Запрятала мину в торт и благополучно миновала все посты. Ее и проверяли, и обыскивали. Но мама обладала хладнокровием уникальным, к тому же была человеком очень общительным. Она заговорила охранников – и мину пронесла.
Когда пришла на место, где должна была встретиться с Мазаник, выяснилось, что город блокирован, потому что ищут убийц Кубе. Мама поняла, что надо как можно скорее уходить в лес. Но выйти из города было практически невозможно. Да еще с миной. Ее потом часто спрашивали: зачем опять рисковала жизнью, снова пронося сквозь кордоны эту английскую мину? Разве нельзя было от мины избавиться? Ведь Кубе казнен, акт возмездия совершен. Она объясняла мне: партизанам не хватало таких вот английских миниатюрных мин, выбросить мину – это как избавиться от боевого, лично тебе доверенного оружия. Такие были понятия о чести у того боевого партизанского поколения. На выходе из города маму проверяли стоявшие в оцеплении словаки в немецкой форме. Она с ними нашла контакт, и они ее выпустили из Минска. А через несколько дней в партизанский отряд пришли 12 словаков из того подразделения.
Для фашистов уничтожение Кубе стало страшным ударом. Они объявили траур. Гитлер прислал в Минск самолет с гробом для Кубе.
Немцы провели следствие. Довольно быстро выяснили, кто провел операцию. И Гитлер объявил всех ее участниц своими личными врагами. Были у него в личных врагах и подводник Маринеско, и художник Борис Ефимов…
