Вот там, на неведомой еще земле, вблизи знакомого лишь по картам Сейсина – портового города Северной Кореи, она, Мария Цуканова, санинструктор 355-го отдельного батальона морской пехоты, очень скоро примет боевое крещение.
Мысль об этом волновала, заставляла сердце биться учащенно. Что это? Страх? Может быть, и страх… Только Мария больше всего тревожилась об одном: сумеет ли она, санинструктор, в первом своем бою не растеряться? А берег все приближался. Пока еще чужой, враждебный. Вот уже перед глазами не узкая полоска, окаймляющая горизонт, а земля, на которой отчетливо видны сопки, поросшие деревьями и кустарником, дома, портовые сооружения. Там, конечно, уже заметили советские боевые корабли. На высотках, обступивших город, враз замелькали орудийные вспышки. И в тот же миг перед торпедным катером, на борту которого находилась Мария, вздыбились фонтаны воды, поднятой разрывами вражеских снарядов. А еще минуту спустя в грохот артиллерийских залпов вплелись дробные перестуки пулеметных очередей.
«Вот оно и началось», – подумала Мария и вдруг почувствовала чью-то руку на своем плече. Она оглянулась: рядом стоял Маркелов, человек, с которым и сама Мария, и, наверное, любой из бойцов батальона всегда могли поделиться самым сокровенным.
– Ну как, Маша? Держимся?
– Держимся, товарищ парторг! – ответила девушка. И, как бы подтверждая ее слова, корабельные орудия дали по врагу первый ответный залп…
К парторгу Маркелову Мария относилась с особым уважением. Этот уже немолодой человек, всегда спокойный, деловитый, напоминал девушке Николая Васильевича Крохмалева, того самого дядю Колю, что заменил ей отца.
Отца своего Мария не знала. Он умер в 1924 году, за несколько месяцев до ее рождения. Однако девочка не росла сиротой. Она была еще совсем маленькой, когда в ее дом пришел Николай Васильевич, муж Ольги Васильевны Цукановой.
Отчим… В представлении многих людей он, как и мачеха, почему-то должен доставлять ребенку одни лишь огорчения. Однако у Маши отчим был совсем не такой. Девочка очень скоро привязалась к дяде Коле. Да и как ей было не полюбить человека, который внес в ее детский мир много нового, увлекательного? Простой рабочий, коммунист Крохмалев, видно, обладал педагогическим даром. Не только Маша, но и все соседские ребятишки так и льнули к нему.
Много светлых воспоминаний осталось у Марии от детства. Но, пожалуй, крепче всего запомнились ей долгие зимние вечера. За окном вьюга наметает громадные сугробы, а в доме уютно и тепло. Мать собирает на стол ужин, а Маша, пристроившись поудобнее на коленях у дяди Коли, слушает его рассказы. И какими же они были интересными! Дядя Коля говорил и о родной Хакасии, и о том, как велика и богата Сибирь, и о далеких городах, где только на одной улице живет народу больше, чем во всем их поселке.
А больше всего Маша любила рассказы о смелых людях, о том, как они воевали, били белогвардейцев: о сибирских партизанах, о Чапаеве, Сергее Лазо, Котовском, Блюхере.
Однажды Маша спросила Николая Васильевича:
– А какие они, герои? Небось большие-пребольшие, сильные-пресильные? Да, дядя Коля?
– Почему обязательно большие? – возразил Николай Васильевич. – Героем может стать всякий.
– Дядя Коля, а правда, что все герои – и взрослые, и маленькие – самые смелые?
– Вот это правда, Машенька, – подтвердил Николай Васильевич.
Маше очень захотелось тоже быть смелой. Однако это желание лишь прибавило маме хлопот.
Записавшись в школьную секцию легкоатлетов, Маша свою энергию отдавала тренировкам и состязаниям. И по бегу, и по прыжкам Маша вскоре стала первой среди своих сверстниц.
Тогда же у нее появились новые друзья. Их оказалось несчетное множество. Это были книги. Самыми любимыми стали «Как закалялась сталь», «Овод», «Мать», а позже поэмы и стихи Маяковского, рассказы Джека Лондона. И те страницы, которые рассказывали о борцах за народное счастье, перечитывались много раз.
Наступил сорок первый год. В весенние дни Маша как-то вдруг сразу почувствовала себя взрослой. Школьные годы позади, пришла пора вступать на самостоятельный жизненный путь. А на какой? Их же много, таких путей. Можно поехать на строительство нового завода, а можно и пойти в трудный и увлекательный поход с геологами, которых Маша не раз встречала в тайге. А еще больше ее привлекал такой путь: поступить в педагогическое училище, чтобы после, вернувшись в родную школу, самой учить детей, быть для них таким же большим другом, как дядя Коля.
На семейном совете решили: быть ей учительницей. Начались сборы в дорогу, Марии предстояло проститься с матерью и отчимом на несколько лет, покинуть таежный поселок, где прошло ее детство. День отъезда был назначен на 23 июня. А 22-го…
Война!.. Ушли в армию и Николай Васильевич Крохмалев, и почти все мужчины из поселка Орджоникидзе. Их рабочие места заняли женщины.
Мария тоже пошла работать. Стала телефонисткой. Но очень скоро поняла: это дело ей не по душе. Конечно, связь нужна и в глубоком тылу. Но ей хотелось быть на фронте.
С просьбой зачислить ее на военную службу обратилась Мария в райвоенкомат. Но ей разъяснили, что молода она для фронта.
Только в декабре Маша почувствовала, что и она в какой-то мере тоже стала бойцом. В поселке временно расположился госпиталь, эвакуированный из Ростова. Врачам и медсестрам было, понятно, нелегко на новом, необжитом месте. На помощь пришли местные жители. И первой была Мария. Отдежурив на коммутаторе, она спешила в госпиталь. Там охотно бралась за самую тяжелую работу. Раненые вскоре приметили эту неутомимую девушку. Ее полюбили, стали называть не иначе как Машенькой.
Госпиталь, однако, пробыл в поселке недолго. Его перевели в другой район. И Мария вновь почувствовала себя оторванной от настоящего дела. Еще раз сходила в военкомат, и опять безрезультатно. Тогда решилась поехать в Иркутск, поступить на завод, куда еще раньше уехали ее подруги.
И вот Мария – работница завода, выпускающего продукцию, нужную фронту. Поначалу она уставала настолько, что после смены едва хватало сил, чтобы добраться до общежития. Но потом привыкла, втянулась, приобрела навыки, рабочую сноровку. И дело пошло лучше.
Не только мастер, обучавший Машу, но и все, кто вместе с ней работал, уважали ее за скромность и трудолюбие. И когда на комсомольском собрании обсуждалось заявление работницы Марии Цукановой о приеме ее в ВЛКСМ, много хороших слов было сказано об этой простой труженице. Решение было единодушным: принять!
В те же дни на рабочем месте Марии появился красный вымпел. «Гвардеец тыла» – было написано на кумаче. Гвардеец… Это здорово! Тыла?.. Да, Маша хорошо знала: без прочного тыла не может быть побед на фронте. Но все же… Все же ей хотелось в действующую армию. Ведь не только парни, но и девчата тоже воюют. Вот Наташа Ковшова и Маша Поливанова. Подвиг этих славных девушек-бойцов глубоко взволновал Марию.
Как-то в разговоре с подругами она узнала, что и ее могут взять в армию, если у нее будет медицинская подготовка. На другой же день Маша вступила в санитарную дружину, созданную на заводе с начала войны. Там без отрыва от производства ей удалось окончить курсы медицинских сестер. И тогда – снова в военкомат. На этот раз ее просьбу удовлетворили.
| [img=-11509] |
Однако радоваться Марии пришлось недолго. Когда она явилась в военкомат за назначением, пожилой майор вручил ей предписание отбыть… во Владивосток.
– Почему во Владивосток? – запротестовала Мария. – Я на фронт хочу!
Но майор был неумолим:
– Вы теперь человек военный и обязаны подчиняться приказу. И вообще, скажу вам, уж если вы стали солдатом, то забудьте про свои «хочу» и «не хочу».
«Вот же сухарь какой попался!» – с досадой подумала Мария. Она не знала, что этот человек с усталым лицом только вчера получил извещение о гибели своего старшего сына в бою под Калачом.
Во Владивостоке все устроилось быстро. Молодого санинструктора направили в отдельный батальон морской пехоты. Новые товарищи – матросы встретили Марию по-братски. Каждый старался помочь ей быстрее привыкнуть к воинским порядкам, войти в курс дела. Даже вечно суровый начштаба в разговоре с Цукановой временами изменял привычному официальному тону и говорил с ней запросто.
Время на военной службе шло быстро. Это, наверное, оттого, что каждый день у санинструктора Цукановой был загружен до предела. Занятия по специальной подготовке, затем по боевой и политической, дежурства на медпункте, тревоги и учения – все это требовало от девушки немалого напряжения сил. Свободных часов оставалось совсем немного. Да и они почти все посвящались общественной работе. Марию назначили агитатором. И ей очень нравилось разговаривать с товарищами, сообща обсуждать вести с фронта, беседовать с ними о самом сокровенном. Бойцы охотно делились с ней новостями, полученными из дому. И если в часы службы она для них была санинструктором Цукановой, то в часы досуга ее все называли просто Машенькой.
Три года прослужила Мария Цуканова во Владивостоке. И вот настала весна, когда на западе смолкли пушки и небо над Москвой озарилось победным салютом.
Но на востоке тревожные ночи еще не миновали. Японская военщина не собиралась складывать оружия. Видно, требовалась сила, способная вынудить ее к этому. И тогда наша великая держава, верная союзническому долгу, объявила войну империалистической Японии.
Это произошло 9 августа 1945 года. А спустя пять дней бойцы отдельного батальона морской пехоты, в котором служила Мария, вступили в свой первый бой. Им приказали высадиться с моря на корейскую землю, занять город и порт Сейсин и удерживать до подхода наших главных сил.
…Высаживались на берег под огнем пулеметов и минометов. Еще на борту катера появились раненые. Перевязав, Мария передала их на попечение экипажу, а сама поспешила за бойцами, уже отвоевывавшими у врага плацдарм – узкую полоску холмистой земли.
В первые минуты девушка растерялась. Повсюду рвались снаряды и мины, строчили автоматы и пулеметы. Весь берег окутало едким дымом. Где наши, а где враги? Разве поймешь это сразу? Но, оглядевшись, Мария заметила у подножия крутой сопки парторга Маркелова и нескольких матросов. Закинув автоматы за спину, они карабкались к вершине, откуда били вражеские пулеметы. Минуту спустя к этой сопке устремились другие бойцы, вместе с ними была и Мария.
Вдруг матрос, бежавший впереди всех, словно споткнувшись, упал на каменную землю. Маша кинулась к нему. Ранен! Пулями в обе ноги. Стараясь действовать спокойнее, она перевязала бойца и оттащила его за большой камень, где его не могли достать пули. А сама опять побежала вперед. На бегу увидела Маркелова. Он был уже почти на вершине сопки и вдруг взмахнул рукой. Такое движение повторили и другие бойцы. На вершине гулко грохнули гранаты. Пулеметы противника замолчали.
Бойцы, окружившие сопку с трех сторон, вновь рванулись вперед. Мария напрягала все силы, чтобы не отстать от них. У самой вершины она заметила еще одного матроса, лежавшего среди камней. Девушка осторожно перевернула его на спину. Он был без сознания. Лицо его залило кровью.
Мария перевязала товарища, потом, собравшись с силами, взвалила его, такого грузного и неподвижного, на свои плечи и понесла вниз. Там, у подножия высотки, уже успели развернуть перевязочный пункт. Тут было, конечно, потише. Но Маша не задержалась ни минуты, снова поспешила на вершину сопки. Там начали рваться снаряды – самураи, видно, не могли примириться с потерей высоты. Однако морские пехотинцы прочно закрепились на позиции, отбитой у врага. Правда, многие уже были ранены. Но оружия не оставляли. Только троих, совсем тяжелых, Мария вынесла из-под огня.
Занятая своим тяжелым и опасным делом, девушка не заметила, как солнце спряталось за гребни далеких гор, вершину сопки окутал ночной сумрак.
С момента, как Маша вступила на корейскую землю, прошло уже не менее пяти часов. Пять часов… Много ли? Да, много, если учесть, что каждая из этих трехсот минут могла оказаться последней в ее жизни.
Мария вдруг почувствовала страшную усталость. Заныло неизвестно как и когда ушибленное колено. Ладони, сплошь покрытые ссадинами, горели, словно обожженные. А больше всего мучила жажда. Ведь свой запас воды она отдала раненым.
Девушка решила спуститься к перевязочному пункту, передохнуть там немного и, главное, раздобыть воды. Но бой, притихший было с заходом солнца, разгорелся вновь. Самураи опять полезли на сопку. И Марии стало не до отдыха. Она снова перевязывала раненых, выносила их из самого пекла туда, где пули свистели пореже. Она забыла и про усталость, и про неутоленную жажду.
Лишь перед рассветом наконец наступило затишье. И только тогда Мария сделала несколько глотков из фляги, переданной ей Маркеловым, а потом немного даже вздремнула.
А когда над морским горизонтом поднялись косые лучи восходящего солнца, санинструктор Цуканова опять была на ногах и выполняла свои нелегкие обязанности. Вскоре ее вызвали на командный пункт батальона. Комбат майор Бараболько сказал, что противнику удалось окружить роту офицера Осокина, ведущую тяжелый, неравный бой на левом фланге батальона. Там есть раненые. Им нужна помощь. Надо пробраться в расположение окруженной роты и при первой же возможности постараться вынести оттуда тяжело раненных бойцов в безопасное место.
Комбат был суров. Но под конец он просто, по-дружески сказал:
– Подступы к той роте почти повсюду видны врагу. Будь осторожна, Машенька. Береги себя!
От основных сил батальона роту Осокина отделяли несколько сот метров. Вроде бы немного, но ведь простреливался почти каждый метр.
Прижимаясь как можно плотнее к каменистой земле, Мария ползла туда, где было особенно опасно и где ее помощь была нужнее всего. В эти минуты она, как никогда раньше, боялась быть убитой. Боялась только потому, что ее гибель грозила гибелью раненым бойцам.
И в то же время надо было спешить. Дорога была каждая минута. Марии очень хотелось подняться во весь рост и единым духом одолеть опасную зону. Но сознание тут же подсказывало: этого делать не следует.
От камня к камню, от бугра к бугру ползет девушка с тяжелой санитарной сумкой. И вот уже остается несколько метров опасной зоны. А там – густой кустарник. Он надежно укроет от глаз противника.
Собрав последние силы, Мария вскакивает и перебегает к кустарнику. И тут же позади раздается гулкий хлопок: вражеская мина взорвалась совсем рядом с тем местом, где только что ползла девушка.
В роте Осокина более половины уцелевших бойцов имели ранения. Сам командир тоже был ранен в плечо. Поправив ему повязку, Мария осмотрела тех, кто уже не мог держать оружие. Таких было одиннадцать. Товарищи укрыли их в глубоком окопе, отрытом неподалеку от командного пункта. Пулям сюда не залететь.
А снарядам и минам? Они-то рвались повсюду! Нет, оставлять тут раненых нельзя. Их надо доставить в медпункт батальона. Непременно! Но как?
– Путь есть только один, Машенька, – сказал девушке Осокин. – Он, правда, самый длинный, зато поспокойнее. Надо спуститься к морю, а оттуда по кромке берега можно добраться до медпункта. Только будь поосторожнее. Берег тоже кое-где простреливается.
Мария взялась за дело. Вместе с матросом, выделенным ей в помощь, она взяла бойца с перебитыми ногами и на самодельных носилках понесла подальше от опасного места. Спасибо сержанту Бахно: он, человек зоркий и памятливый, указал ей тропку, которая, петляя меж колючих кустов, спускалась с высотки прямо к морю. Но дальше в полный рост идти было опасно. Пришлось опять ползти, телом своим прикрывая раненого бойца. Ползти одной, потому что своего помощника Маша попросила вернуться на высотку и постараться доставить к берегу остальных раненых.
Уложив бойца на плащ-палатку, девушка потянула его за собой. Делала она это осторожно, чтобы не причинять раненому боли. Было адски трудно. Не хватало дыхания. Временами сердце стучало так, будто вот-вот выскочит из груди. Сколько времени ушло на то, чтобы преодолеть расстояние до медпункта, – этого Мария не запомнила. Она пришла в себя, лишь добравшись до скал, где раненого приняли у нее врач и фельдшер.
А потом – обратно к высотке. Даже минутной передышки она себе не могла позволить. Ведь ее ждали другие раненые.
Были минуты, когда ей казалось, что силы иссякли. Но мысль о том, что ее помощи ждут люди, пролившие кровь за любимую Родину, придавала девушке новую энергию, поднимала ее на новые подвиги.
Уже двое суток батальон майора Бараболько вел тяжелый, неравный бой. И двое суток матрос Мария Цуканова самоотверженно выполняла свой долг санинструктора. Она перевязала и вынесла из-под огня пятьдесят два раненых бойца и командира.
Наступил третий боевой день. Наш десантный отряд расширил плацдарм. Но враг еще сопротивлялся. Подтянув резервы, он снова усилил нажим на роту Осокина. Совсем немного осталось там людей, не тронутых пулями и осколками. Мария тоже вдруг почувствовала в плече такую острую боль, что на несколько минут лишилась сознания. И тогда на помощь санинструктору пришли бойцы. Они отнесли девушку в укрытие, перевязали ей рану.
Придя в себя, Мария не оставила поля боя. Она поднялась и поспешила к матросам, отбивавшим очередную контратаку самураев. Упал сержант Бахно, рослый здоровяк, всегда неутомимый, полный задора и энергии. Мария кинулась к нему, но тут же сама рухнула на землю как подкошенная: она была ранена в ногу.
Превозмогая боль, Маша подползла к сержанту. С трудом перевязала его, крикнула бойцам, чтобы отнесли Бахно в укрытие. А сама поползла дальше по склону сопки, обращенному к противнику. У большого замшелого камня она заметила еще одного матроса, лежавшего без движения. Что с ним? Убит или ранен? Мария решила во что бы то ни стало добраться до него. Может быть, ему еще потребуется помощь.
От усталости и потери крови в глазах расплывались разноцветные круги. Марии почудилось, что она снова в родной тайге, видит ее в чудесную пору весеннего цветения. Но свист пуль вернул ее к страшной действительности. И не цветы, а кровь бойца, убитого или раненого, видела она перед собой. Уже несколько метров отделяли ее от матроса. Вдруг в глаза ударило ослепительно-яркое пламя, и Мария как будто провалилась в бездонную пропасть…
Когда бойцы морской пехоты вместе с солдатами, прибывшими им на подмогу, ворвались на сопку, где находился штаб противника, Марии Цукановой уже не было в живых. Тело ее было исколото самурайскими ножами и залито кровью.
Марии шел двадцать первый год, когда оборвалась ее жизнь, честно и до конца выполнила она долг воина.
Родина высоко оценила подвиг матроса Марии Цукановой. Отважной патриотке посмертно присвоено звание Героя Советского Союза. Приказом министра обороны СССР она навечно зачислена в списки школы санинструкторов Н-ского военно-морского госпиталя. Ее имя золотыми буквами начертано на Доске славы Советского флота, установленной в Центральном военно-морском музее.
Свято чтят память Маши Цукановой и на земле, где она совершила свой геройский подвиг. Вблизи города Чхончжина (так теперь называется Сейсин), на самой крупной сопке, высится памятник из белого мрамора, увенчанный красной звездой. На нем надпись: «Здесь похоронено 25 русских героев, павших смертью храбрых за освобождение Кореи от японских захватчиков», и среди них – матрос Мария Цуканова.
Г. СУДАКОВ
***
Недавно на Дальневосточном форуме российский президент вновь встретился с японским премьером Абэ. И конечно, вновь обсуждалась тема Курил. Когда после встречи президента спросили о судьбе Курил, он меланхолично ответил: «Давайте будем на это (1945 год) и опираться, на исходную точку. Папаша всё забрал – и всё, и дело с концом. Отец народов».
Не «папаша забрал»… Это матрос Мария и тысячи-тысячи советских солдат, Иванов и Марий, отдали свои молодые жизни в последние дни Второй мировой за родную землю – Курилы и Сахалин, за освобождение оккупированных японцами территорий Кореи и Китая. Важно всем это помнить.
***
