Возможно, существует в нашей загадочной Вселенной некий параллельный мир, в котором все так и случилось. Четверть века назад в той, другой, Москве не промокла от человеческой крови листва в Останкине, не палили танки по Дому Советов и не расстреливали в темных дворах и на стадионах защитников Советской власти. И эти двое были счастливы друг с другом.
Но в мире насущном Октябрь 1993-го навсегда разделил жизнь огненной чертой: на ДО и ПОСЛЕ. После расстрела парламента по приказанию российского президента Ельцина (с благословения и при самой горячей поддержке американского президента Клинтона) возможными в нашей стране стали любые, самые страшные злодеяния против народа. А смертные списки, тайком составлявшиеся осенью 1993-го, за четверть века сделались обычным делом. Две чеченские войны, Буденновск, Каспийск, взорванные по России дома, Дубровка, Беслан, теракты… Счета им нет…
Многие, родившиеся позже, забывшие или вообще не знавшие осени 1993-го (в учебниках об этом пишут скупо, а нынешние власти стараются даже не упоминать), и не предполагают, сколько нынешних бед родом из тех страшных дней расстрела, ужаса, безмолвия.
А 19-летняя Наташа и 26-летний Алексей, которые в 1993 году собирались пожениться, навсегда остались юными, последним для них стал ясный московский вечер 3 октября 1993 года…
Первой об их судьбе, любви и подвиге рассказала всего через пару месяцев после гибели ребят «Советская Россия».
Наташа училась на 3-м курсе Московского государственного технологического университета (МГТУ «Станкин»), писала песни, стихи, фантастические рассказы. А еще была спортивной, рисковой, неугомонной – в сложные походы ходила, в кино каскадером снималась, занималась каратэ и легкой атлетикой.
Как и большинство юных, искала ответы на главные вопросы. Еще 14-летней размышляла в стихах:
Если не знаешь, зачем ты живешь,
Ты – просто улитка,
ты – жалкая вошь.
Лишь тот, кто с вопросами
жизни – весь век,
Вот тот значит – личность!
Вот тот – Человек!
Ну, что же ты – думай!
Ну, что же: страдай!
И десятилетья покоя не знай!
Нет, жалкой улиткой Наташа быть не хотела! Но ведь и риск, отчаянная храбрость должны быть не просто так, а ради чего-то настоящего! Она рано поняла свое призвание: помогать людям, бороться за справедливость.
Это ведь еще начало года,
Дальше может все произойти.
А гроза близка –
и нет громоотвода,
Нет спасения на избранном пути.
Где же выход?
Скоро, может статься,
Недовольные приклад получат в бок:
«Эй, вы, больше двух не собираться,
Руки за спину, язык на поводок!»
И по площади в дыму
проедут танки,
Гусеницей тяжкой смерть суля,
И восстанут баррикады
и землянки,
И слезами пропитается земля.
Строчки из Наташиной песни, которую она написала после побоища 1 мая 1993-го, потом назвали пророческими. Наверное, и Наташа не предполагала, насколько близка к страшной истине. Как мало времени осталось до баррикад, до танков, как мало времени осталось у нее самой!
Но эпоха торжествующего богатства и безысходной бедности, показного цинизма и предательства рождала в чистых и благородных сердцах тотальное неприятие, желание противостоять и бороться. И разве давние Наташины строки только о прошлом?
Алексей Шумский был человеком той же пробы. Молодой инженер-компьютерщик, увлекался химией и биологией. А еще – спелеолог, романтик, любитель путешествий и приключений. Но, как и Наташа, – наполненных смыслом. Он неоднократно участвовал в спасательных экспедициях, помогал попавшим в беду людям.
В семье Алексея вспоминали, как однажды перед экспедицией мать спросила, хороший ли у их группы инструктор, надежный ли. Алексей ответил: «Хороший, надежный». А когда мама поинтересовалась, кто же это, коротко сказал: «Я».
Он и впрямь, как говорили друзья, был очень надежным человеком.
Удивительно ли, что такие ребята – с обостренным чувством справедливости и долга – сразу после преступного ельцинского Указа №1400 отправились к Дому Советов?
«Здесь очень пригодились их навыки спортсменов-спасателей. Они вошли в группу, которая осуществляла связь Дома Советов с внешним миром через подземные коммуникации. Это благодаря им в блокированном и обесточенном здании появились свечи, при которых проводились заседания Съезда народных депутатов. Ребята доставляли в Белый дом и медикаменты, консервы, проводили связников в Краснопресненский райсовет», – это слова из статьи «Расстрелянная нежность», опубликованной 25 декабря 1993 года в «Советской России».
3 октября после прорыва блокады Дома Советов вместе с восставшими, требовавшими прямого эфира, Наталья и Алексей отправились в Останкино. Под шквальный огонь попали в первые секунды расстрела.
Алексея, по словам очевидцев, ранило в бедро и в спину. Находившиеся в здании телецентра бойцы спецподразделений не давали спасать раненых, стреляли по всем двигавшимся. По американцу Терри Данкену, спасавшему людей, тоже стреляли. Но Алексея он донес до машины скорой. Через несколько минут Терри убьет выстрелом в голову снайпер.
Алексей Шумский умер на операционном столе в Институте Склифосовского.
А тело убитой Наташи несколько дней искал по Москве ее отец – Юрий Евгеньевич Петухов. Его рассказ об этих поисках – еще одно свидетельство совершенного в те дни ельцинской властью злодеяния.
«4 октября я узнал от друзей Наташи о ее гибели, но где это произошло, они толком не знали. Рано утром 5 октября, еще затемно, я подъехал к горевшему Белому дому со стороны парка. У палатки возле жилого дома, самого близкого к парку, лежали несколько расстрелянных молодых ребят, а у подъезда дома – еще двое. Ощущение свершившейся великой трагедии пришло ко мне.
Я подошел к оцеплению очень молодых ребят-танкистов с фотографией моей Наташи, и они сказали мне, что много трупов на стадионе, есть еще в здании и в подвале Белого дома. Я прошел через оцепление и подошел к Горбатому мосту со стороны Белого дома. Подошел офицер и сказал, что много защитников попали в отделения милиции.
Я пошел в ближайшее отделение милиции у кинотеатра «Октябрь». В отделении милиции дочери не было. Я вернулся на стадион и зашел туда со стороны памятника жертвам 1905 года. На стадионе было очень много расстрелянных людей. Часть из них была без обуви и ремней, некоторые раздавлены. Я искал дочь и обошел всех расстрелянных и истерзанных героев.
…Я был на опознаниях в моргах Боткинской больницы, Склифа и других, и везде одна и та же скорбная картина… Я не считал погибших, но то, что я видел, говорит, что их было больше тысячи.
7 октября я снова на Петpовке, 38, но теперь я прошу у дежурных данных по всем погибшим девушкам и женщинам. В этом скорбном перечне моя Наташа была 9-я. По описанию в дежурной части – женщина 45 лет с седыми волосами….
В морге я ее узнал сразу. Но то, что я увидел, меня потрясло: изувеченное лицо, синяки под глазами, выбитые зубы, пулевое ранение в ногу со стороны спины, очередь из 4 пуль от плеча до плеча в грудь и пуля в затылок со следами кольцевого ожога…
Из материалов дела выяснился еще ряд обстоятельств: из Останкино Наташу доставили в 111-е отделение милиции в 21–22 часа, а, по данным медэкспертизы, смерть наступила 04.10, т.е. Наташа умерла в милиции».
Та «трехдневная война» в центре Москвы только кажется короткой. На самом деле она не окончена – пока не названы и не увековечены все ее герои и жертвы, пока не наказаны убийцы. А раз война продолжается, она будет собирать новые и новые жертвы.
В одной из своих песен Наташа Петухова, как оказалось, написала о себе и других погибших героях 1993-го:
Блаженны те, кто,
описав свой круг,
Уйдет из жизни, не дождавшись
срока.
Пусть говорят, что слишком уж
жестоко, –
Но я прошу: «Желай мне это, друг!»
Они, безумной пролетев стрелой,
Взрываются под взглядами
вселенной,
Минуя пору старости согбенной,
Встают зарей кроваво-золотой.
Я голову в почтенье преклоню –
Они достойно пали в рукопашной,
О них скорбим в застолье
бесшабашном,
Их поминаем много раз на дню.
Их старость тихая не ждет,
Их путь лежит в миры иные –
Пусть грешники, они святые,
Их только Бог у нас берет.
Все эти долгие 25 лет вы с нами – даете нам мужество и силы для борьбы. Потому что только помнить – мало, пока ваш неотомщенный пепел стучит в наши сердца.
В «Отечественных записках» мы обращаемся к редакционной папке «Вынужденное молчание»
К 25-летию октябрьского восстания в Москве в «Советской России» уже опубликованы размышления политиков и публицистов, письма, хроники, воспоминания о тех событиях.
Сегодняшний выпуск «Отечественных записок» – особенный. Он целиком посвящен «Черному октябрю» 1993 года. От пожелтевших газетных страниц тех тревожных дней, кажется, до сих пор пахнет порохом.
Заголовки материалов «Советской России» после ельцинского Указа №1400 говорят сами за себя: «Россия перед выбором», «Защитить народовластие», «В блокаде», «Ночь черных дубинок». «Оккупация спецназом» – так называется репортаж с московских улиц, напечатанный в субботу, 2 октября. И – обрыв. На два с лишним месяца «Советская Россия» оказывается под запретом. Как и других бойцов-баррикадников, ее поразили выстрелы танковый орудий по Дому Советов. Но – не на смерть!
14 декабря 1993-го в первом после перерыва номере «Советская Россия» объясняет, почему газета молчала, приводит ряд документов. В их числе приказ от 4.10.1993 первого заместителя министра печати и информации Д. Цабрии, требующего неукоснительного выполнения распоряжений Ельцина по запрету «Советской России» и других левых и патриотических газет.
Из информационной блокады удалось вырваться, чтобы работать и сражаться дальше. «Из редакционной папки «Вынужденное молчание» – под такой рубрикой газета в конце 1993-го – начале 1994-го рассказывала о кровавом уничтожении Советской власти и подвиге сопротивляющегося народа. Печатались свидетельства очевидцев и участников событий, очерки о павших героях, аналитика и политические прогнозы. В день четвертьвековой годовщины расстрела Дома Советов мы воспроизводим некоторые из этих публикаций, ставших частью истории.
