Честное слово, нет. Я ведь за него не голосовал – вот хоть так загадал ему приятное сделать.
Завернул я томик в крафт-бумагу от картофельного пакета, что на кухне нашел, адрес надписал: «Кремль. Путину». На почте девушка взвесила бандероль, посчитала, сколько марок надо. Я для порядка спросил:
– А быстро дойдет?
– Быстро. За два дня. Или за девять.
Да хоть и за девять – до того у меня на душе хорошо сделалось от такого доброго дела! Но чую – из очереди бабулька сбоку за рукав дерг-дерг:
– А я ведь ему стих сочинила. Патриотический. Про рыбалку и дзюдо. Дозволь, милай, вложить листочек? И мне радость: за конверт не платить.
Тут все и завертелось. Какая-то баба в соболях протиснулась:
– Еще шоколадку, «Аленку», – с намеком. И мою фотографию. Допишите там, что это меня Аленкой звать.
Еще тетка, у которой болоньевая куртка поверх грудей, пакет сунула:
– А от меня апельсинов передайте. Тут для него крупные – полтора кило.
Почтовая приемщица говорит:
– Это уже не бандероль, а посылка будет. Приобретайте вон специальный короб.
Небритый мужик обдал мое ухо горячим перегаром. – И на-ка вот сунь туда складную табуретку! Сам смастерил, сидеть указы подписывать.
– Еще альбом! – пискнула снизу девчушка в трехцветной пилотке. – Мы всем классом тут про триумфы реформ оформили. Пусть дядя Вова удивится!
– И варежечки! – молодая мамаша протянула мне сверток. – С носочками. Он же по всему миру летает – так сама связала, чтоб ноги с руками не зябли… Пока из декрета в декрет сидела, как в майских указах сказано.
Взвесив огромную посылку, приемщица развела руками:
– Перевес. Четыреста граммов.
– Да вон книгу уберите, – посоветовала баба в соболях. – Зачем она ему? Что он, читать, что ль, станет? Сразу заснет, как Медведев в кресле.
В дверях почты я догнал отличницу в трехцветной пилотке:
– Девочка, послушай. Вот моя книга, удивительно интересные рассказы. Можете с классом почитать. Или одна. Я тебе ее подарю. Хочешь книгу?
– Не-а! Делать мне нечего, глаза таращить! – жизнерадостно ответила она и, не оглядываясь, весело запрыгала вниз по ступенькам.
Каталбурун
Перед большим днем оглашения Послания у нас в Олишаевке праздник наметился – снова радио провели. Первый-то раз это стряслось еще до колхозов, вместе с лампочкой Ильича. А тут, значит, повторно репродуктор на столбе включили, провода где-то раскопали. Их же еще при Ельцине в металлолом сдали, но вот, гляди ты, обратно натянули аж от самого города. И высоко, не сразу оторвешь. Поэтому затеплилась надежда, что радио это побалакает немного…
Все прямо обрадовались: хоть какое-то развлечение вместо закрытого сельпо, медпункта и клуба. Из райцентра два представителя приехали. Сказали, что на такое торжество много уважаемых людей собиралось, даже пресса, но в кабину гусеничного трактора только вдвоем поместились. А иначе не на чем, окромя гусеничного к нам и не проедет никто.
Деревня в полном составе вкруг столба встала, все семь старух и четыре деда. И еще Витька – балбес малолетний. Сорок пять ему на Покрова стукнуло, а все шлындрает, матери огород не вскопает. Впрочем, парень он отзывчивый, в райцентр через лес ходит – остальные-то старики лишь до уборной могут, и то через раз… А он, значится, вот даже в город по нашей просьбе. Там у Тоньки ночует, уже без нашей просьбы, а потом возвращается с мешком хлеба на всю деревню, и наши пенсии по доверенности на почте берет. Куда девает, не знаем, но временами и приносит деньги какие-то…
Ну, в общем, провода смыкнули. Колокольчик на столбе вдруг чихнул на всю Олишаевку – бабка Антипова от неожиданности аж на приблудную курицу села. А из радио девка заговорила: «Авнимание! Поезд сорок седьмой Вологда–Вернадовка опаздывает сорок минут. Повторяю…» Мы, конечно, ахнули: видать, в райцентре нас вместо трансляции к вокзалу подключили. Хотя за каким лешим? От нашей-то деревни до чугунной дороги сутки на телеге трюхать.
Двое, которые от властей, стушевались и живо в трактор запрыгнули, уехали. А нам без этих верещалку самим не отключить уже – провода, как их из рук отпустили, кверху взлетели. Витька березовой веткой пытался достать, но никак не допрыгнул. Совсем парень ни к чему не способный. Говорилка же орет как оглашенная: «Прибывает скорый Ухта–Верхоянск, нумерация вагонов с центра состава»… «На вокзале работает салон красоты! Гарантия увеличения губ и груди за время стоянки поезда»… «Электропоезд до Малосолья отменен в связи с отменой электропоезда»…
И так круглые сутки на всю деревню. Бабки сон потеряли, до того им обидно стало за опоздание российских скоростей. Дед Куропатов между объявлениями задумался, потом вздрогнул от громкого звука, склянку с первачом выронил, и пошел за ножовкой, чтобы столб спилить.
Но едва ножовку приложил, девка по трансляции вдруг сообщила, что в районе второй платформы пропал кобель породы каталбурун. Мы тогда деда Куропатова угомонили, дружно плюнули, увязали в узлы самое необходимое – чашки, ложки, крупу с солью, смену белья – и подались из деревни прочь к чертовой бабушке, этот самый каталбурун искать.
Вы не глядите, что все с подагрой и в мэ и жо не всегда успеваем… У нас закалка еще о-го-го! Нам только дай – мы до самой нашей загибаловки буруны-то катать сможем!