Сын писателя Вильяма Федоровича Козлова. В девяностые годы писатель обращается к публицистике, печатается в центральных СМИ, работает в газете «Россия», в пресс-службе Государственной думы. С 2005 по 2011 г. Юрий Козлов – начальник управления пресс-службы Совета Федерации. С 2001 г. по настоящее время Юрий Козлов является главным редактором журналов «Роман-газета» и «Детская роман-газета».
– Юрий Вильямович, Вы – автор многих книг прозы, Вы родились и выросли в литературной семье, сегодня Вы – главный редактор одного из самых уважаемых литературных изданий нашей страны, перед Вами проходит множество текстов, знакомиться с которыми нужно и в силу профессиональной необходимости. Можно сказать, что Вы – человек сугубо литературный. Что значит, по-Вашему, быть писателем? В чем заключается литературное дарование, какими навыками нужно обладать для того, чтобы серьезно заниматься литературой и зачем вообще люди пишут?
– Литература во все времена была альтернативной жизнью, причем часто более интересной, насыщенной и яркой, нежели реальная жизнь. Литература – это синтез настоящего, прошлого и будущего, уникальная возможность самореализации. Наконец, литература – это то, что делает избранных авторов бессмертными. В этом деле отсутствуют логика и справедливость, велика доля риска. Настоящий писатель выносит на суд общества собственную модель мироздания, и общество, как правило, ее отвергает, потому что не желает знать правду о себе, страшится ее. Серьезно заниматься литературой сегодня означает быть изгоем. Одного таланта мало, нужны воля и несокрушимая уверенность, что твое слово кто-то услышит, кому-то оно нужно, при ясном понимании того, что, скорее всего, этого не произойдет. Дорога продвижения талантливого текста к читателю надежно заблокирована. Контроль там весьма жесткий. Пропуск в «лидеры продаж» выдается единицам. Что остается не вписавшемуся по идейным или морально-нравственным соображениям в рынок талантливому писателю? В лучшем случае – журнальная или сетевая публикация, книжное в несколько сот экземпляров издание без гонорара, а то и за собственный счет. Заниматься литературой сегодня означает жить внутри противоречия, которого окружающие люди не понимают. Но оно наполняет жизнь писателя жертвенным, скажем так, смыслом.
– А что значит быть читателем? Зачем надо читать, и нужны ли какие-то навыки для осмысленного чтения художественной литературы, как неискушенному читателю отличить хорошую книгу от разрекламированной графомании?
– В сознание нормального образованного человека обычно вмонтировано что-то вроде маячка «свой-чужой». Навык осмысленного многолетнего чтения как раз и проявляется в том, чтобы безошибочно различать литературу «массовую», сконструированную под навязываемые обществу разрушительные «тренды», и литературу настоящую. Искушенный читатель свободно ориентируется в книжном пространстве, однако сегодня он в меньшинстве. Разрекламированная графомания, как правило, гибрид, хамелеон, подделка под настоящую литературу, но в «массовой» (из статей в глянцевых журналах, мнений обслуживающих издательства экспертов, восторженных типа «Эта книга перевернула мою жизнь!» откликов в Сети) упаковке. На это прежде всего ориентируется массовый читатель. В идеале он должен понуждаться к чтению серьезных книг культурной политикой государства, но в современной России литература отделена от государства, отдана на откуп ориентированным исключительно на прибыль издательствам-монополистам. Они не только рекламируют и продают очевидную, как правило, исполненную презрения и нелюбви к исторической России графоманию, но сами же ее производят, а потом награждают премиями сотрудничающих с ними авторов. Массовый читатель дезориентирован, литературный процесс в стране подменен премиальным, оптика восприятия литературы у читателей сбита, точнее искажена. Результат – ежегодное падение тиражей и названий, повсеместное закрытие книжных магазинов, отчуждение народа от книги и повседневного чтения.
– Какая, на Ваш взгляд, разница между писателем русским, советским и российским? Как изменился литературный процесс за последние сто лет, и чем принципиально новым отличается современная российская словесность?
– Русский писатель опирался на национальные культурные традиции, православную этику, историю страны. Советский писатель вынужденно делал упор на классовую мораль, примат общественного над личным, творил по законам соцреализма. Хотя, конечно, было много исключений из правил. Горький, к примеру, это одновременно русский и советский писатель. А Булгаков – писатель русский, но при этом антисоветский. Литературный процесс в дореволюционной России носил социально-общественный, гуманитарно-просветительский характер, был идейно направлен против «царюющего» (Из стихотворения «Памяти отца» (1858) Н.А. Добролюбова), как писали в то время, зла. В СССР литературный процесс был ритуально идеологизирован, подведен под марксистско-ленинские скрижали. Но, поскольку литература в те годы была одной из главных форм общественной коммуникации, критические баталии, например, между сталинистами (журнал «Октябрь»), либералами («Новый мир»), славянофилами-почвенниками («Молодая гвардия») велись на достаточно высоком интеллектуальном уровне и с искренним гражданским пафосом. В современной России литературный процесс отсутствует. Его заменяют информационный шум вокруг шорт-листов премий и раз в год – исступленное, но в литературоведческом плане абсолютно бесплодное обсуждение очередного труда Пелевина.
– Один из самых уродливых перекосов современного литературного процесса – утрата связи между писателем и читателем. Конечно, кто-то кого-то читает. Но массовый читатель ориентируется на такие маяки, как известные, широко освещаемые в СМИ премии, стеллажи в книжных магазинах, где, как думают многие, продаются книги лучших современных авторов. Например, в книжном магазине «Москва» на самом видном месте стоит стеллаж с книгами пяти одиозных сочинителей. На стеллаже большая надпись: «Пять современных авторов, чьи книги уже стали классикой». В результате большинство писателей, в том числе и действительно лучших, остаются где-то вне поля зрения массового читателя. Можно ли преодолеть этот разрыв?
– Сейчас это маловероятно. Издательства-монополисты жестко заточены на прибыль любой ценой, то есть на «коммерческую» литературу. Создаются настоящие «цеха» по ее производству. Писатель, особенно живущий вдали от столиц, не имеет шансов стать сколь-нибудь известным. Сама профессия писателя перестала быть престижной и уважаемой. Заработать на жизнь литературным трудом невозможно. Издатели смотрят на писателя не как на «властителя дум», а как на маргинальную личность, предлагающую ненужные им услуги. «Массовая» литература – это почти всегда халтура. Подвизающиеся в ней авторы губят, разменивают свой талант. В России есть талантливые писатели, но у них нет возможности выйти к читателю. Во-первых, исчезли отслеживающие литературные новинки критики. Во-вторых, напрочь ликвидирована система государственной поддержки молодых авторов. В-третьих, книги таких писателей если и издаются, то ничтожными тиражами и без малейшей надежды попасть в централизованную, тоже, кстати, монополизированную, систему распространения, то есть дойти хотя бы до библиотек.
– Сегодня многие говорят, что современная русская литература разобщена. Причем разобщение не только идейное. Время от времени между писателями ведутся ожесточенные споры о помощи со стороны государства. Помощи нет, но споры периодически возникают. Как Вы считаете, можно было бы организовать в сегодняшней России справедливую государственную поддержку писателей? Ведь в стране нет идеологии, государство не ставит перед обществом каких бы то ни было внятных целей, писательских объединений становится с каждым днем все больше. Так кого же поддерживать? А кроме того, не превратится ли такая поддержка в очередную кормушку с классическими «распилами», «откатами» и пр.? Ну и, разумеется, со склоками.
– Писательские моления о помощи со стороны государства – это пережиток советской эпохи. У руля большинства творческих союзов стоят люди достаточно преклонных годов. Им трудно смириться с тем, что Российское государство изменило свою сущность, превратилось не просто в капиталистическое, а в сословно-олигархическое. Оно не заинтересовано в просвещении граждан, поднятии их культурного уровня, скорее, наоборот, заинтересовано в низведении их в состояние «выученной беспомощности», тупого созерцания бездарных сериалов, телевизионных ток-шоу и прямых линий с добрыми обещаниями и мгновенными решениями избранных проблем. Это только кажется, что у государства нет идеологии. Она есть. Власть, в том числе и через литературу, дает четкий социальный заказ на нужный ей образ. И телевидение, театры, отмеченные премиями авторы исполняют этот заказ, ваяют нужный образ. Он отвратителен любому нормальному человеку, но это не имеет значения. Тем, кто создает отталкивающий образ России как страны и нашего современника как литературного, кино- или театрального героя, государство как раз и оказывает поддержку, не обращая, за редкими исключениями, внимания на «распилы» и «откаты».
– Вашу прозу относят к так называемому метафизическому реализму. Конечно, это ярлык, сам по себе он ни о чем не скажет читателю. Но обращение к метафизике, попытка заглянуть за некую незримую завесу, отделяющую видимый мир от невидимого, показать многомерность мироздания – все это действительно присуще Вашему творчеству. Человек в Вашем изображении не понимает, да и не способен до конца понять мироздание, увидеть метафизику или скрытый смысл предметов и явлений, из-за чего сам загоняет себя в сложное положение, когда невидимый мир начинает мстить или наказывать за легкомыслие, корысть, стяжательство и пр. Если с такой точки зрения взглянуть на литературу, не окажется ли, что Слово рано или поздно отомстит за небрежение к себе?
– На этот счет высказался Ницше: если слишком пристально вглядываться в бездну, то бездна начинает вглядываться в тебя. Дело в том, что мыслящий человек существует одновременно во многих мирах: в реальном, в мире своих снов, мечтаний, страхов, отношений с Господом Богом или некими высшими силами и так далее. Мир человека многомерен и многозначен. Загадками сознания и души задавались еще античные философы. Между тем то, что мы называем истиной, имеет иррациональный характер и открывается человеку в сумеречной зоне, где сходятся все его миры. Здесь-то и рождаются гениальные, живущие в веках произведения. Об этом писали и Пушкин, и Лермонтов, и Достоевский, сравнивавший открывающуюся истину с молнией или с эпилептическим припадком. Но Достоевский в то же самое время ощущал некую ущербность любой, сформулированной человеком истины, а потому говорил, что, если ему математически докажут, что истина не в Христе, он все равно останется с Христом, а не с истиной. Каждый истинно талантливый писатель разрешает это противоречие по-своему. Если он разрешает его правильно, его Слово остается жить, пусть даже отложенной жизнью. Рано или поздно его услышат, оно не пропадет.
– Один из героев Вашей повести «Коридор» говорит: «Какое время – такая литература». Из прошлого он предрекает, что вскоре литература будет отделена от государства и народ серьезной литературе предпочтет литературу альковную. Наступившее в повести будущее подтверждает его правоту. Но кто же виноват, и что делать? Должно ли государство вернуть контроль за чтением, пропагандируя серьезную, осмысленную книгу?
– Только в том случае, если у него появится проект будущего и оно захочет, чтобы народ поддержал его своим трудом и своими талантами. Если же никаких, кроме вечной несменяемости власти, обогащения утвердившихся в ней персон, отказа от всех социальных обязательств при одновременном введении для населения, как в сказке про Чиполлино, «налога на все», проектов нет, то все останется как есть. Российские руководители говорят о чем угодно, но никто из них никогда не вспоминает, какие книги прочитал, какие современные писатели ему нравятся. Кажется, только однажды Медведев вспомнил, что когда-то читал Пелевина.
– Юрий Вильямович, мы постоянно говорим о государстве. В этой связи интересно: а само государство в лице чиновников как воспринимает литературу? С 2005 по 2011 г. Вы занимали должность начальника управления пресс-службы Совета Федерации. По Вашим наблюдениям, читают чиновники книги, художественную литературу?
– По моим наблюдениям, далеко не все и весьма избирательно. Литература, проблемы писательского сообщества никоим образом не являются для них приоритетными. До сих пор не принят закон о творческих союзах, понятие «литератор» не внесено в реестр профессий для получения пенсий и льгот, стаж пребывания в творческом союзе не засчитывается как трудовой.
– И снова о метафизике. Едва ли происходящее в нашей словесности как-то обособлено и не связано с тем, что происходит в стране и в мире вообще. Congruit Universa – все связано между собой. Как, по-Вашему, связаны глобализация и российский литературный процесс?
– Еще как связаны. Издательство-монополист «Эксмо-АСТ» входит в глобальную издательско-книготорговую сеть, а потому тщательно учитывает все политические нюансы в отношениях Запада к России. Оно работает по западным лекалам, публикует большими тиражами зарубежных, как правило, авторов, которых одновременно должны читать в Европе, Америке, Индии, Китае, то есть на всех языках и всюду. Типичный пример – Дэн Браун, но список можно продолжить. Точно так же после одобрения невидимыми кураторами составляются ряды российских «лидеров продаж», путешествующих за казенный счет премиально-ярмарочных счастливцев и выразителей общественного мнения. Здесь, правда, «труба пониже, а дым пожиже». Талантливый, а главное, несогласный с тем, что Россия – пропащая страна, а русский человек – раб и моральный урод, писатель никогда не войдет в золотые чертоги славы и тиражей. Все всё видят. Все всё понимают. Но сделать ничего не могут. На таком вот прокрустовом ложе покоится наша литература.
– В Ваших произведениях отчетливо звучит тема апокалипсиса и даже прихода Антихриста. Причем его нарождение связано с Россией. Писательская интуиция подсказывает Вам именно такой образ преобразования настоящего в будущее. Однако по прочтении остается смутная, призрачная, но все-таки надежда. А если попробовать рационализировать интуицию, как бы Вы описали будущее русской цивилизации? В чем ее надежда?
– Тема апокалипсиса сейчас широко представлена в мировой культуре. Это свидетельствует о каком-то системном сбое в человеческой цивилизации. Когда-то я написал, что новое в России – это возвращение к тому, что предшествовало старому. Сейчас в ходу конспирологическая версия Октябрьской революции, ее стали называть «переворотом». Но ведь никакие заговоры не позволили бы большевикам удержать власть, если бы их не поддержало большинство населения. Вступив в середине девятнадцатого века в капитализм, Россия перестала ориентироваться на те ценности, которые позволяли ей выживать и даже расширяться в прежние времена. Народ поддержал революцию не только потому, что хотел лучшей жизни, но и потому, что хотел иного жизне-
устройства, хотел справедливости и правды. Как тогда писали философы-антинигилисты, Россия чахнет от язв капитализма и либерализма, не будучи по своему духу ни капиталистической, ни либеральной страной. Несостоявшийся в исторической перспективе коммунистический проект был исключительно жестоким, но при этом мессианским, то есть альтернативным глобальному. Сегодня Россия вновь чахнет от тех же язв, но к ним добавилась новая – язва глобализма. Национальная идея – это синтез духовных и социальных ценностей народа. В этом синтезе такие вещи, как индивидуализм, нюх на выгоду и прибыль, капиталистические принципы экономики и трудовых отношений, пиетет перед любым (в русском понимании всегда воровским – «трудом праведным не наживешь палат каменных») богатством занимают не самое видное место.
Опора на правильно понятую национальную идею помогает стране выжить в условиях глобализации, определить своих мировоззренческих союзников и противников. Когда прицел «сбит», а страна существует внутри чужого проекта, происходят непоправимые ошибки в выборе внутренней и внешней модели существования. Это уменьшает шансы на принятие властью правильных решений, приводит к растрате ресурсов, проигрышу в цивилизационной конкуренции. Все это, как в зеркале, отражается в современной русской литературе. И это еще одна причина ее замены на «массовую» и «премиальную».
Надеяться можно только на то, что возвращение к вечным ценностям русской цивилизации произойдет без потрясений. Хотя исторический опыт свидетельствует, что истинное, то есть непредсказуемое и асимметричное развитие России, всегда начиналось с обвала системы, хаоса, схождения в точку zero. Через Смутное время вышли на империю, добрались до Аляски и Калифорнии. Через семнадцатый год – на СССР, сломали Германию, контролировали полмира. Пока что в экономической, социальной, политической и культурной жизни страны делается все, чтобы удержать Россию в чужом проекте. На наших глазах проводится странный эксперимент – посредством вживляемого в сознание народа образа Путина Россию «скрещивают» с этим, иссушающим ее, отнимающим жизненные силы проектом. Но национальную идею – веру русского народа в Бога, правду и справедливость – смирить и переформатировать невозможно. На это вся надежда.
– Благодарю Вас, Юрий Вильямович, за откровенную, интересную беседу. Остается надеяться на возрождение национальной идеи, а следом за ней и русской литературы.
