Украинцы уезжают не только потому, что за рубежом можно больше заработать, но и за стандартами и новым качеством жизни. Это и безопасность, и уверенность в старости (пенсионное обеспечение, медицина), и образование детей. Украинцы в этом плане голосуют ногами и несколько потерянных поколений фактически обесточили заряд социального капитала, в связи с чем этот капитал сейчас находится на уровне, на котором сложно достигать амбициозных целей.
Страна обладала мощным инвестиционным потенциалом, который не был раскрыт. У нас был высококапитализированный человеческий капитал, что проявлялось в уровне образования, интеллекта, склонности к инновациям и эффективности. Как следствие – развитые потенциал науки и инфраструктурный базис экономики.
Казалось бы, это идеальная точка приложения силы для инвесторов. Но за годы независимости сумма накопленных инвестиций составила около 40–50 миллиардов долларов, когда в той же Польше эта цифра в несколько раз больше. Причем инвестиции на Украине – это в основном деньги финансовых групп, которые сначала то выводились из Украины, то заводились обратно, тогда как иностранных инвестиций практически нет несмотря на все вышеперечисленные преимущества.
Вообще украинская экономика, которая сформировалась в плановой системе, несмотря на скепсис многих экспертов, была адаптирована под рыночную трансформацию. Один из расхожих стереотипов заключается в том, что Украина в основном производила продукцию военно-промышленного комплекса, предприятия были отсталыми и потому даже хорошо, что сейчас это уничтожено. Но на самом деле – это абсолютная ложь, потому что украинская экономика на заре независимости представляла собой так называемые территориально-производственные и научно-производственные комплексы, которые объединялись в несколько территориально-экономических районов.
Украинские промышленные комплексы идеально подходили для их трансформации в рыночные кластеры (что сейчас является основной моделью развития экономики), но для этого нужно было полностью менять концепцию приватизации. Потому что в свое время приватизация напоминала некий шведский стол, на котором лежали предприятия и каждая из финансовых групп «угощалась» тем, чем хотела. Одни контролировали энергетику, другие – добычу железной руды, третьи – выплавку металлов, и война между ними только разрушала экономику.
Одно из глобальных поражений Украины – так называемая ваучерная приватизация, которая привела сначала к появлению рентоориентированных бизнес-групп, а после рентоориентированных политических партий , то есть система, которая нацелена не на развитие страны, а на контроль за базовыми рентами в стране. Соответственно, между ними идет борьба за контроль рент, доход от которых идет не в экономику, а выводится из страны.
Иными словами, Украина допустила целую цепочку ошибок, из-за чего сейчас мы находимся в своеобразной институциональной ловушке – мы не можем проводить никаких реформ, так как все они блокируются рентоориентированными политическими элитами.
Еще одно тактическое поражение – в начале «нулевых», когда был конъюнктурный рост, у нас был шанс на структурную трансформацию экономики. Для этого всего-то требовалось создать национальный резервный фонд, который аккумулировал бы избыточные доходы от экспорта, которые можно было бы направлять на структурную перестройку экономики, тем самым адаптируя экономику к новому техническому укладу. В этом фонде можно было накопить около 40 – 50 миллиардов долларов – этого бы нам хватило не только на перестройку экономики, но и на амортизацию удара глобального кризиса в 2008 году. Но вместо этого экономика и политическая система тогда получили глубокий нокаут. Мы попали в зависимость от МВФ и с тех пор идем по лестнице вверх, идущей вниз.
Именно с 2008 года началась деиндустриализация – уровень экспорта продукции с высокой добавочной стоимостью снизился с 15 до 6 – 7 процентов, а сельскохозяйственного сырья вырос с 15 до 45 процентов. То есть мы утратили инновационную часть экономики, но при этом нарастили аграрно-сырьевую. Соответственно, из страны-завода, производящей самолеты, корабли и космические ракеты превратились в торгово-кукурузное поле и маслобойку. И это упрощение экономики, деиндустриализация и производная от нее десоциализация – это тот бич, который нас сопровождает по этой лестнице.
Но есть и позитив – приватизация квартир и земельных участков. Людям дали землю, жилье, которыми они владеют, то есть у них появились активы, которые пошли в экономический оборот: начали сдаваться в аренду и продаваться. Также к положительному можно отнести создание единой системы налогообложения для предпринимателей, благодаря которой появился легальный сегмент экономики.
Движение Украины не имеет четкого курса, сейчас оно напоминает бревно, пущенное по воде. То есть мы плывем по течению мировых сырьевых рынков – производим то, что пользуется спросом. И роль правительства в таком случае сводится лишь к перераспределению финансовых потоков между околовластными группами влияния. По большому счету, можно взять гориллу из зоопарка, посадить ее в кресло премьера и результат будет примерно одинаковым.
Что же касается будущего Украины, то весь вопрос в том, смогут ли в украинском обществе испугаться так, как, например, в 1997 году испугались корейцы на пороге кризиса. Если запустится внутренний инстинкт самосохранения, то тогда общество еще будет способно сделать правильный политический выбор и пойти на политику прагматизма и экономического эгоизма. Но пока, к сожалению, общество находится в состоянии невротического расстройства – одна часть поражена стокгольмским синдромом и поддерживает политические силы, которые делают им хуже, а другая – синдромом Мюнхгаузена по доверенности, когда родители причиняют боль детям, чтобы потом их лечить и заслуживать похвалу от окружающих. Последние – те самые реформаторы, которые придумывают токсичные реформы, хотя их источники благополучия находятся за пределами страны и не зависят от экономики.
