Эти чаяния моего отца сбылись, но не полностью и не бесконфликтно.
Даже вопиющую мерзость не всегда разглядишь «простым глазом»: «Когда увидела подсудимых в первый раз, я была просто в недоумении: облик этих обыкновенных, а некоторых даже интеллигентной, респектабельной внешности людей никак не вязался с тем, что я о них слышала», – призналась Татьяна Рузская, 115 дней проработавшая на процессе переводчицей-синхронисткой. Прилетевшая в Нюрнберг из Мурманска, она не видела воочию следов фашистского зверя, ее сердце еще не ожесточилось.
Впрочем, и коллеги отца, поселившиеся в одной с ним комнате, испытали, глянув на скамью подсудимых, нечто вроде разочарования: «Мелкие жулики», – выразился будущий лауреат Сталинской премии Борис Полевой. «Они выглядели как обыкновенные люди и напоминали, скорее, персонал железнодорожной станции или почтового отделения», – оценка Маркуса Вольфа также не отвечала уровню его репутации (сын немецкого коммуниста-эмигранта, он почти всю войну служил в нашем радиовещании на Германию, в Нюрнберг прибыл спецкором Берлинского радио (в штате которого еще преобладали кадры Геббельса), а впоследствии создал и почти 34 года возглавлял в ГДР «Штази» – самую, как считается, эффективную в мире внешнюю разведку).
Отец же не зря три с лишним года был «следопытом» фашистских злодеяний: в первых же строках Нюрнбергского репортажа дал меткие штрихи политического портрета главных военных преступников:
«Первые места на скамье подсудимых занимают Геринг и Гесс. Геринг, хотя и отощавший, все еще толст. Похож на обезьяну, которая нашла кокосовый орех. Гесс – это обезьяна, впавшая в меланхолию. Геринг продолжает корчить из себя государственного деятеля и кипучую натуру. Перед заседанием он суется в любой разговор защитника с любым подсудимым. Во время заседания вертится на своем стуле, гримасничает, делает длинные записи… Геринг и Гесс – это две головы гидры. На пенек положены еще многие из ее голов».
…То, что местом для Трибунала был избран Нюрнберг, «гидра», похоже, приняла как доброе для себя знамение. В Нюрнберге прошли первый (в 1927 году) и – 11 лет спустя – последний съезды нацистской партии, здесь принимались фашистские расистские законы. Не придаст ли все это куража «гидре»? Вот что писал на сей счет отец 23 ноября:
«Суд работает всего лишь три дня. Но уже и то, что здесь произошло, пора осмыслить. Прежде всего, защитники двадцати подсудимых подали заявление о неправомерности суда. Они указывали, что законам не принято придавать обратную силу. Переводя на общепонятный разговорный язык сложные формулы юридических документов, смысл протеста можно передать так: «За что судить этих заблудших овец?»
…Фашистские главари отдавали приказы, для которых в прошлом не было даже приблизительных образцов. Людей душили газами, травили собаками, убивали лопатами, умерщвляли с помощью бактерий. И вот теперь, когда суд занял места, они мечтают о неподсудности. Ходатайство защиты судом отклонено. Но это сигнальная ракета, выпущенная противником».
К этому можно добавить, что «светила» юриспруденции, отважившиеся защищать фашистскую нечисть, и впрямь подметили «ахиллесову пяту» двух (из четырех) сторон – организаторов Международного трибунала: в победном, 1945 году наши союзники действительно заложили «фугасы» в постамент Фемиды. Адвокаты указали, в частности, что англо-американское командование вело себя в отношении гражданского населения не менее варварски, чем германское.
…Совсем недавно (в феврале 2015 г.) в Германии было 70-летие бомбардировки Дрездена англо-американскими ВВС. «На переполненный беженцами город было сброшено 1478 тонн фугасных и 1182 тонны зажигательных бомб. Возник огненный шторм, который поглотил десятки тысяч женщин и детей… Огненный вихрь буквально засасывал несчастных – поток воздуха в сторону пожара перемещался с бешеной скоростью, – гласит заявление Российского военно-исторического общества. – Бомбардировка Дрездена, длившаяся 3 дня, воспринимается как военное преступление, репетиция Хиросимы».
Температура в огненном смерче была выше, чем в печах Освенцима: металл от металлических конструкций, рельсов стекал по улицам кипящими ручьями. В ходе той бомбардировки погибло, по некоторым прикидкам, 135 тыс. чел., включая советских воинов из лагеря военнопленных. 700 чехов, убитых 14-го, – «не в счет» (кое-кто из американских пилотов «заплутался» в облаках и вместо Дрездена освободился от своих бомб над Прагой: не пропадать же добру!). 130–140 тыс. чел. (не считая умерших от радиации) пало потом от атомной бомбы в Хиросиме и 60–70 тыс. – от бомбы в Нагасаки. Т.е. три бомбежки наших англо-американских союзников погубили больше людских душ, чем за 7 лет «работы» немецкие лагеря смерти в Дахау, Майданеке, Бухенвальде и Маутхаузене вместе взятые (!)
Забавы в замке Фабера
…Кроме 100-страничного «Судебного репортажа» (собранного из статей, что печатались в «Комсомолке», «Правде» и «Известиях»), нюрнбергское наследие отца включает два документальных рассказа. Один из них живописует атмосферу во Дворце правосудия (где заседал Суд) и в замке «карандашного короля» Фабера (отведенном для прессы):
…«Здание суда имело форму слегка сплюснутого бублика. Внутренний двор был завален мусором и щебнем, и там работали, или, вернее, стояли, опираясь на лопаты, пленные эсэсовцы. Я наблюдал их полгода, и они все стояли в одних и тех же позах и, как мне казалось, на одних и тех же местах, охраняемые хорошо откормленными американскими часовыми. Это был живой плакат на тему о «победе американского оружия». Правда, американцы не очень-то прославили в боях свое оружие – говорят, после войны немногим из них пришлось чистить автоматы…»
Караулы США, Великобритании, Франции и СССР периодически чередовались, и наши часовые вызывали у отца совсем иные чувства:
«Недолговечный, выпавший ночью снег лежал на асфальте двора. Светило солнце. Его косые лучи падали на лица русских парней, что неподвижно стояли с винтовками на караул у дверей суда. В этот день они сменили шотландских гвардейцев. Ордена Славы сияли на их гимнастерках. Они стояли, глядя прямо перед собой. Сколько ни смотри, не дрогнет мускулатура лица, не шевельнется палец на ложе русской винтовки. Кто-то снимал их, кто-то пристально разглядывал. Они пришли охранять этот суд как солдаты победоносного войска. И вдруг я подумал: «Как же трудна была их дорога в Нюрнберг!» В самом деле, какие только лишения не пришлось испытать, какие страдания не довелось вынести… А сколько других таких же парней было убито пулями, осколками снарядов и бомб?.. Я поспешил вернуться в зал суда. Там продолжалось чтение документов».
«Первые заседания производили на нас ошеломляющее впечатление. Документы, кинофильмы, показания свидетелей об уничтожении пленных, о газовых камерах и крематориях, о детях, которых бросили в костры, о матерях, над которыми производились опыты замораживания, доводили нас до тупой головной боли. На улице нам казалось, что от снега исходит трупный запах…»
По завершении каждого заседания журналистскую братию ждала «водевильная» атмосфера вверенного им замка. И вновь отцом овладевало ощущение странной двойственности происходящего:
«Уорк-рум, то бишь рабочая комната, заставленная столами всех стилей и размеров. Треск стоял там, как в каменоломне при пневматическом бурении: 30–40 репортеров вечно стучали на пишущих машинках. Еще 5–6 репортеров тут же, стоя у стены с телефонными трубками в руках, кричали во всю глотку на всех мыслимых языках, передавая во все страны света отчеты о последнем заседании Трибунала. Рядом бар – питейное заведение американского образца, где можно выпить у прилавка, сидя на высоком стуле-тумбе, или, при желании, занять столик и составлять коктейли в более спокойной обстановке. Американцы в своих коротких курточках на правах хозяев вопят и хохочут в зале, смешивая в стаканчиках джин, виски, ром и вообще все, что попадется в руку, или играют в кости и во время игры ползают по полу, ездят друг на друге верхом и с грохотом отбрасывают в сторону стулья…»
Не поразительно ли: отец, три с половиной года воочию наблюдавший немецкие зверства, выходил после увиденного во Дворце правосудия взволнованным и потрясенным, американцам же, ничего подобного не пережившим и не видавшим, все вокруг – трын-трава! Словно бы ужасы, фигурировавшие в зале суда, – всего лишь голливудские трюки или некое «ток-шоу» («прикольное», но им лично безразличное). Но что, если вернее – более мрачное толкование их шокирующего равнодушия? – что если коллеги с Запада обладали неким «тайным знанием» (были осведомлены, что за кулисами разворачивается нечто «немыслимое»?)
К этой загадке нам еще предстоит обратиться, пока же вернемся к впечатлениям моего отца о замке Фабера:
…«Самым безжалостным нашим врагом было внутреннее радио, – продолжал Крушинский описывать пресс-кемп. – Мощные репродукторы, установленные в каждой спальне и во всех общественных местах, через каждые 20–30 минут начинали гудеть и затем громоподобно повторяли, чтобы мистер такой-то явился туда-то: к международному телефону, к директору пресс-кемпа или даже в бар. Мы спрашивали, нельзя ли вместо радиосети провести телефонную и звонить только тому, кого вызывают, но нам ответили, что для этого потребовалось бы содержать лишнего человека, а военная администрация отпускает лишь строго ограниченное количество пайков. Кроме того, сказали нам, это американский стиль».
Шансы для «гидры» – от сэра Уинстона
Если «стиль» Международному трибуналу диктовали хозяева-американцы, то на атмосферу основательно влияла советская сторона (как-никак, самый факт его созыва был ее триумфом). Неслучайно именно Москва (а не Нью-Йорк, Лондон или Париж) лидировала по численности и уровню побывавших тогда в Нюрнберге звезд интеллектуальной элиты: на гостевых местах во Дворце правосудия можно было увидеть Александра Фадеева, Алексея Толстого, Всеволода Вишневского, Леонида Леонова, Константина Федина, Илью Эренбурга.
Последний, впрочем, после того как предъявил Трибуналу собранные им совместно с В. Гроссманом материалы о жертвах нацизма – евреях, заскучал: здесь, мол, «все заранее предопределено».
На самом же деле торжество замысла «ялтинской тройки» лидеров антифашистской коалиции, которые решили-таки под нажимом Сталина учредить Международный трибунал, гарантировано не было: в начале 1946 года перед главными военными преступниками забрезжили шансы спасения. Благодаря… члену «тройки» сэру Уинстону.
5 марта 1946 года экс-премьер Великобритании (чья Консервативная партия незадолго перед тем проиграла выборы лейбористам) произнес в Фултоне (США) в присутствии нового американского президента Трумэна речь, поименованную «Мускулы мира»:
«Мы не можем закрыть глаза на то, что свободы, которые имеют граждане в США, в Британской империи, не существуют в значительном числе стран» (где «контроль над простыми людьми навязан сверху через разного рода полицейские правительства»). Единственный инструмент, способный сопротивляться тирании, указал оратор: «братская ассоциация англоговорящих народов», что подразумевает, по его словам, «особые отношения между Британским содружеством и США».
От нынешнего англо-американского политического словоблудия Фултонская речь отличалась разве что умением оратора в любой позе подольститься к оппоненту (даже в ту речь ухитрился вписать «реверанс»: «Я очень уважаю и восхищаюсь доблестными русскими людьми и моим военным товарищем маршалом Сталиным»). Но ответного реверанса не дождался: 14 марта в интервью «Правде» Сталин сказал:
«По сути дела господин Черчилль стоит теперь на позиции поджигателей войны… Господин Черчилль и его друзья поразительно напоминают в этом отношении Гитлера и его друзей. Гитлер начал дело развязывания войны с того, что провозгласил расовую теорию… Господин Черчилль начинает дело развязывания войны тоже с расовой теории, утверждая, что только нации, говорящие на английском языке, являются полноценными нациями, призванными вершить судьбы всего мира… По сути дела господин Черчилль и его друзья в Англии и США предъявляют нациям, не говорящим на английском языке, нечто вроде ультиматума: признайте наше господство добровольно, и тогда все будет в порядке, – в противном случае неизбежна война. (И ныне англоговорящие лидеры – из США, Англии, Канады, Австралии – солируют во всемирном хоре русофобии. – А.К.)»
У кого-то возникнет сомнение: адекватной ли была сталинская реакция? Не погорячился ли наш вождь, уподобив вчерашнего партнера ненавистнейшему извергу рода людского? Единственным объяснением такой вспышки гнева могла быть его приобщенность к «тайному знанию».
…Проект операции «Немыслимое» Черчилль заказал своим генералам еще на исходе Второй мировой войны, на стыке марта-апреля 1945 г. Зародилась же идея, видимо, еще до Ялтинской конференции. «Мы молимся, чтобы никогда русский народ больше не подвергался тяжелым испытаниям, из которых он вышел с такой славой», – заявил он 14 февраля, покидая Крым. А бомбежка Дрездена, являвшая собой акцию шантажа руководства СССР и русского народа, уже шла!
Эта бомбежка многонаселенного города выглядела как акт мести. Но кому и за что? Для сравнения, идея мести в статье Эренбурга «Убей немца» (что напечатала «Красная звезда» летом 1942 г.) была жестокой, но мотивированной и справедливой:
«Если ты оставишь немца жить, немец повесит русского человека и опозорит русскую женщину, – написал он. – Если ты убил одного немца, убей другого – нет для нас ничего веселей немецких трупов. Не считай дней. Не считай верст. Считай одно: убитых тобой немцев».
Заметьте, в этих строках публициста речь шла не об огульном умертвлении всех кряду лиц немецкой национальности, а об убиении оккупантов, бесчинствовавших на нашей земле. И тем не менее наше руководство сочло его формулировки не отвечающими нашей морали, и «Правда» отликнулась статьей «Товарищ Эренбург ошибается», разъяснявшей, что наш враг – не народ Германии, но германский фашизм. Звучит ли ныне «спасибо» за наш гуманизм? Почему фрау Меркель раболепствует перед Обамой и Маккейном? Ведомо ли ей, кто был объектом бомбометания в Дрездене и Хиросиме?
Как месть за Перл-Харбор можно трактовать (но с оговорками и с категоричным осуждением) атомные бомбы, брошенные на Японию. А кому мстили американцы и англичане, уничтожая Дрезден?
Америке немцы никак «насолить» не успели, а вред, нанесенный бомбежками Англии, был микроскопичен в сравнении с их бесчинствами в СССР. И выходит, что испепеление Дрездена было актом «мести»… Советскому Союзу и русскому народу – за то, как раз, что, по выражению сэра Уинстона, из пережитых испытаний вышли «с такой славой».
Психологически сие под стать шекспировскому сюжету про Яго и Отелло. В политическом же плане это деяние было прелюдией к ужасной драме. Ее сценарий под названием «Немыслимое» (Unthinkable) объемом в 29 страниц был представлен Черчиллю 22 мая 1945 года. Им устанавливалось, что 47 британских и американских плюс 10–12 сохраненных нетронутыми немецких дивизий 1 июля без объявления войны обрушатся на советские войска в Европе, после чего вместе с поляками ринутся к рубежам, намечавшимся планом «Барбаросса» (к линии Архангельск – Сталинград).
В их плане было четко прописано, отмечал дипломат и историк Валентин Фалин: советские войска измотаны и истощены, военная техника изношена, продуктовые запасы и медикаменты иссякли, поэтому не составит труда их разгромить, а Сталина вынудить уйти в отставку. Нас ждали смена государственного строя и развал СССР. По ходу военных действий предусматривалось уничтожение Москвы, Ленинграда, Мурманска, Владивостока и т.д. массированными налетами «летающих крепостей». Миллионы русских людей погибли бы в огненных смерчах по «дрезденской модели».
«Немыслимое» было «на мази», как вдруг 29 июня маршал Жуков производит стремительную перегруппировку войск, взяв на прицел боевые порядки «союзников». И пришлось дать «отбой»!
Вывод историков: Сталин о затее Черчилля своевременно узнал. Некоторые полагают, что это – заслуга «Кембриджской пятерки», что работала под началом Кима Филби.
…Отметим, что кроме перегруппировки наших войск черчиллевой афере препятствовало еще два барьера:
– скепсис британских генштабистов, незадолго перед тем потрясенных мощью советской операции по взятию Берлина;
– заинтересованность Соединенных Штатов в том, чтобы СССР сокрушил Квантунскую армию на Дальнем Востоке (без чего их победа над Японией была бы под вопросом).
…Приказ о нападении на СССР 1 июля 1945 года отдан не был… Сталин не имел возможности предотвратить Вторую мировую войну, считает В. Фалин, но предотвратил третью: благодаря взятию Берлина и упреждению операции «Немыслимое».
Судьи, однако,
не «перегрызлись»
«…В перерыве мы заметили, что некоторые защитники не ушли, а, оставаясь на своих местах, стоя развернули газеты, как бы читая их, а на самом деле давая возможность своим подзащитным читать речь Черчилля через свои плечи… Подсудимые перешептываются. Обмениваются со своими защитниками записками. Лица у всех возбужденные, радостные», – читаю в прекрасно изданных мемуарах Б. Полевого «В конце концов», что вышли в свет в 1973 году с рисунками Н. Жукова (работавшего на процессе в роли «корреспондента-художника»).
…По ходу Трибунала отец, Полевой (как и другие наши спецкоры) Фултонской речи не касались. Компоновку своего «Судебного репортажа» для сборника «Наше время» отец готовил в 1959 году, будучи тяжелобольным – не имея ни сил, ни времени для его обогащения неиспользованными материалами. Спасибо Борису Полевому, что пробелы восполнил.
«…Нам уже говорили, – цитирую дальше его книгу, – что один из джи-ай, стоящий часовым, по своей гражданской профессии – циркач. Он будто бы обладает феноменальной памятью, и цирковой номер его состоял в том, что зрители читали ему страничку любого текста, на любом из европейских языков, и он тут же воспроизводил этот незнакомый текст слово в слово, даже если этого языка и не знал. Так вот уверяют, что его ставят в караул в те часы, когда нужно знать, о чем переговариваются подсудимые.
Сегодня от американских коллег мы узнали, что утром Геринг, услышав от адвоката о выступлении Черчилля, будто бы воскликнул:
– Что я говорил! Летом прошлого года я не надеялся увидеть осень, а сейчас, если я доживу до осени, я, наверное, увижу не только осень, но зиму, лето, весну и еще много, много раз… Они перегрызутся между собой, прежде чем составят свой приговор.
– Я всегда этого ожидал. Черчилль все-таки не дурак, – заметил Риббентроп.– Мы ему ближе, чем красные.
Нейрат, Папен и Шахт обменялись будто бы такими репликами:
– Однако, черт возьми, очень уж он откровенен.
– Чувствует, что сглупил в Тегеране и даже в Ялте поставил не на ту лошадь.
– Британия остается Британией, а британская политика – британской политикой.
Так ли именно они говорили, ручаться нельзя, но явно, что подсудимые ликуют. Они мысленно аплодировали Черчиллю как своему духовному собрату, своей надежде. Но суд шел по-прежнему, спокойно и неторопливо».
Б. Полевой отметил в этой книге, что адвокаты после Фултонской речи тактику скорректировали: во-первых, их подопечные принялись подыгрывать Черчиллю клеветническими нападками в своих показаниях на политику СССР. Во-вторых, стали тянуть время, задавая множество вопросов, призывая массу свидетелей (подчас из-за границы). Но их ухищрения были, как правило, безрезультатны: и судьи, и обвинители четырех держав – участниц Трибунала продолжали работать честно и последовательно.
Суд народов
и равновесие в мире
…Минуло лишь семь десятилетий, но как изменился мир!
Не стало СССР;
Вместо 51 страны, подписавшей в 1945-м Устав ООН, она имеет 193 страны-члена;
Некогда нищий, увязший в гражданской войне Китай вот-вот обгонит всех в мире по мощи ВВП…
…Минуло аж семь десятилетий, но мир неизменен:
Тогда Сталин обвинил «англоговорящие страны» в антисоветском заговоре и в жажде мировой гегемонии, сегодня зачинщики интриг против России и мира – англоговорящие США, Англия, Канада.
СССР пытался уравновесить шантаж Америки союзом с КНР, ныне связи с КНР – козырь РФ в противостоянии санкциям США.
Замысел операции «Немыслимое» мотивировали «экспансией» СССР; санкции против РФ и укрофашизм оправдывают «экспансией» России.
РФ пытается сберечь баланс сил через механизмы ОБСЕ и минских соглашений, в 1945-м равновесию помогал… Нюрнбергский трибунал.
С первых дней Международного трибунала (начатого, напомню, 20 ноября) в мире сосуществовали «параллельные реальности»: в одной наши вчерашние союзники нас шантажировали атомной бомбой, науськивали на русских поляков и прибалтов, чинили расправу над антифашистами Греции, а в «зазеркалье» нюрнбергского Дворца правосудия сидели за общим столом и честно взаимодействовали ведущие юристы четырех держав-победительниц. И перед советскими спецкорами ставилась задача писать аналитические статьи, репортажи, всячески поддерживая это взаимодействие.
Отец предался выполнению этой задачи со всей силой души и таланта.
q q q
«С первых дней преступники приняли тактику развязного отрицания вины, – писал отец. – Геринг вместо того, чтобы ответить суду, признает ли он себя виновным, пытался начать с декларации. Председательствующий вынужден был осадить его. Вслед за Герингом не признал себя виновным и Гесс. Он подошел к микрофону и пролаял: «Найн!». Тем самым разоблачил свою собственную выдумку о потере памяти. Если у него в самом деле отшибло память, он мог бы развести руками и сказать: «Не знаю». Как видно, он помнит слишком много, если еще и отрицает свою вину». Обвинение продолжает предъявлять суду кипы документов, показывающих, как возник, развивался и был осуществлен заговор германских преступников против миролюбивых народов…
С приходом к власти гитлеровцы подчинили своим темным целям всю систему образования. Они ввели новые программы обучения, изгнали неугодных им педагогов и профессоров (творимое ныне киевской хунтой рядом с этим – «один к одному». – А.К.). Для осуществления своих заговорщических планов преступники создали, в частности, особую организацию молодежи. Во главе ее был поставлен преступник Ширах.
Мы видим, как меняется в лице один из подсудимых, сидящих во втором ряду. Он приподнялся и вытянул шею. Это и есть Ширах. Он воспитывал кочегаров для кремационных печей Освенцима и Майданека (как потом Ярош – «кочегаров» для Дома профсоюзов в Одессе. – А.К.)».
Сведущие, видимо, о таком свойстве «американского стиля», как страсть подслушивать, подсудимые пускались, надеясь запутать судей, на дешевые инсценировки. Вот одна из записей, переданная прессе:
ШИРАХ. Интересно, кто отдавал приказы об уничтожении евреев?
ГЕРИНГ. Полагаю, что Гиммлер…
ШИРАХ. Это ужасно!
…А мог ли отец не уделить внимания одной из особо зубастых голов «гидры», шефу СС Кальтенбруннеру? Даже набросал 11 лет спустя его психологический портрет в рассказе «Собаки Кальтенбруннера». Ни один из подсудимых, вопреки уликам, свидетельским показаниям вины не признал, но не было равных ему по наглости запирательства.
А как мерзка «голова», именуемая «Ганс Франк». «Когда Красная армия вступила в Польшу, это было не только спасение каждого поляка в отдельности, но и спасение самой польской нации, – отмечено отцом. – Представитель американского обвинения капитан Гаррис назвал Польшу опытным полем германского фашизма. «Германизация и ограбление» – так определена взятая им тема… Ганс Франк, сидя в польском Кракове, написал в своем дневнике: «Придет время, когда долины Вислы от истоков до устья станут немецкими так же, как долины Рейна». Но мечта Франка не осуществилась. Польский народ спасен. Висла никогда не станет германской рекой, и желтый череп палача Польши лысого Франка покрывается испариной, когда Трибунал слушает то, что он, Франк, говорил, писал и делал еще недавно».
Внимания отца не избежал и Розенберг: в Таллине рожденный, а в Москве кончивший вуз, он был шефом управления НСДАП по внешней политике и министерства восточных оккупированных территорий (т.е. ведал программой их ограбления, захватом рабов).
«…Ссылаясь на документы, г-н Шоукросс (прокурор Трибунала от Великобритании. – А.К.) говорит: уже к 1 мая 1941 года была точно назначена дата нападения на Советскую Россию, а к 1 июня были закончены все приготовления. На другой день после того, как нападение состоялось, Риббентроп сказал, будто Россия нарушила границы. Это была ложь, и он знал, что это заранее запланированная ложь (т.е. этот юрист из Великобритании еще в 1945 году опроверг гнусную ложь предателя Резуна, дурачившего потом не в меру доверчивых людей пасквилем «Ледокол». – А.К.). Мы видим, как Риббентроп на скамье подсудимых с напускным оживлением отрицательно качает головой, но трудно гитлеровским мошенникам врать теперь, когда все документы на руках обвинителей и судей! – констатировал отец.
– Эти люди были более чем орудиями в руках Гитлера, – говорит Шоукросс, бросая взгляд на подсудимых. – Они дали Гитлеру власть. Планирование актов агрессии часто принадлежало им. Гитлер опирался на их инициативу».
«Великая германская мечта»
В воспоминаниях Б.Н. Полевого есть такое признание: «Я знал людей, в них (очерках Крушинского) описанных, происшествия, давшие ему сюжеты, и даже обстоятельства написания этих очерков. Что там скрывать, нередко очерки, написанные Сергеем, служили предметом зависти – чувства вполне естественного в маленькой группке литераторов, которые вместе живут, вместе становятся свидетелями тех или иных событий. Ведь только немногим доводится как-то особенно интересно рассказать читателю о том, что видишь».
При чтении этих слов мне подумалось, что Борис Полевой, наверное, поаплодировал отцу за нижеследующий сюжетный заход к важнейшей теме Трибунала:
«Во время воскресной поездки нам пришлось остановиться в горной франконской деревушке, – читаю в главе 18-й («Как вырос фашистский зверь»). – На столе в деревенском трактирчике как будто плыл подвешенный на палку венок из еловых веток. Завидев машину под окнами, зашли редкие в эти времена гости: два парня на костылях и выжившая из ума старуха, получающая на праздники чашку кофе из милости. Тут трактирщик вынул изо рта трубку и заявил, что он был некогда в плену и воротился как раз под Рождество четверть века назад.
– Россия – богатая страна, – сказал он, – много хлеба, много сала.
Кроме старика, лишь один солдат на костылях говорил по-русски, но оказалось, что такие слова, как хлеб и сало, знают все, потому что уже не первое поколение немцев интересуется этими русскими словами. Присутствующие переглянулись, и даже в малоосмысленном взгляде полоумной старухи возникло выражение завистливой, корыстной и расчетливой жадности. Разумеется, эта жадность многое объясняет. Она для поджигателей войны – как петелька для вязальщицы: знай, нанизывай на спицу. Но откуда взялась спица? И кто же вязальщица? Эту мысль удалось нам довести до конца уже не в деревенской харчевне, а в Нюрнберге, в здании суда. Шла речь об ограблении «восточной территории».
«…Экономический штаб Востока, созданный Герингом 23 мая 1941 года, еще за месяц нападения, расписал все с полной точностью, – читаю в главе «План удушения голодом». – Никогда еще ни один замысел убийц не разрабатывался с такой тщательностью. Никогда еще смерть не имела в своем распоряжении таких старательных слуг… Россия рассматривалась как страна рабов, поставляющая продовольствие своим господам – немцам. Вот некоторые выкладки штаба Геринга:
«Территории, которые дают излишки, расположены в черноземных районах, то есть на юге, юго-востоке и на Кавказе. Недостаточно богатые районы расположены главным образом в лесистой полосе, на севере. Поэтому изоляция черноземных районов в любом случае должна предоставить в наше распоряжение более или менее значительное количество зерна, – теоретизировал подручный Гитлера. – В результате нужно наметить полное прекращение снабжения всей северной зоны, включая важные промышленные центры – Москву и Санкт-Петербург…»
Для госпожи смерти фашистскими главарями составлялись два расписания, – продолжал отец. – На Юге она, смерть, не должна до поры до времени трогать тех, кто на положении раба трудится на Германию. Важно лишь, чтобы рабы поменьше ели и, конечно, не распоряжались ни хлебом, который нажнут, ни скотом, который вырастят…
Впрочем, и на Юге отдельные области, облюбованные гитлеровцами для жительства, предоставлялись смерти для немедленного очищения. Было решено, что ни один «иностранец» не должен остаться на Крымском полуострове, а также в Галиции. Только немцам могут принадлежать виноградники Крыма…
Что касается Севера, то здесь смерть приглашалась попировать всюду из края в край так, как она нигде и никогда не пировала. Никаких промедлений! Москва, Ленинград, Урал должны быть срезаны первым взмахом косы. 10–15 миллионов умрут с голоду в первую очередь: так это и было записано.
…Им слышался уже крик филина на безлюдном Тверском бульваре в Москве. Им мерещился полет летучих мышей между мертвыми зданиями Охотного Ряда. Им мнилось, что в древней Рязани, в Иванове, в Саратове волки поедают на улицах человеческие трупы… Но довольно! Слуги смерти, сгорбившись, сидят на скамье подсудимых. Ты можешь, читатель, вздохнуть свободно».
Как не ужасаться тому, что «германская мечта», раскрытая отцом в Нюрнберге, переселилась к концу Второй мировой в наших союзников?! Живет-поживает в их душонках по сей день! Хотя сегодня слюнки у американцев, англичан, канадцев (да и у немцев, поляков, шведов) текут и при упоминании нефти, газа, леса…
«…Небольшой зал суда. Две-три сотни людей из всех стран мира слушают речь обвинителя. Трудно сказать, какие мысли вызывают документы обвинения у других, но мне вдруг захотелось окинуть мысленным взглядом мою Родину в годы, когда заговорщики только еще разжигали войну. Еще Зоя Космодемьянская играла в песочек на одной из окраинных улиц Москвы, еще Гастелло запускал планеры с резиновым двигателем, еще помыслы народа были сосредоточены на выращивании пшеницы и свеклы, на строительстве городов и фабрик, а уже эти заводы и фабрики наносились на карту будущих бомбежек, уже Геринг готовился насладиться запахом горелой человечины.
И еще другое приходит в голову. Хотя и утреннее солнце, и ночной ветерок несли над страной мир и покой, уже строился Челябинский завод, страна готовилась к отражению вражеских атак.
…7 декабря, в 16 часов 10 минут среднеевропейского времени, представитель американского обвинения г-н Олдерман сказал: «Теперь мы переходим к высшему пункту истории агрессивных войн, когда Гитлер начал агрессию против Союза Советских Социалистических Республик».
Знал ли он, что к тому моменту черчиллева штабная рать уже сняла кальку с плана «Барбаросса» и нарекла его «операцией Немыслимое»? Вероятно, нет. Но о том, что о том ведал Сталин, свидетельствует – помимо упомянутой перегруппировки советских войск – его реакция на одну из речей Черчилля в британском парламенте.
…7 ноября 1945 года, в годовщину Октябрьской революции (и за полторы недели до начала Нюрнбергского трибунала), уже не будучи премьером, тот вдруг разразился… панегириком Сталину: мол, восхищен «этим подлинно великим человеком, отцом своей страны, управляющим ее судьбами во времена мира и победоносным ее защитникам во времена войны». «Правда» поспешила сие перепечатать, за что Сталин, отдыхавший тогда на Кавказе, отругал вождей, оставшихся в Москве «на хозяйстве»: Черчилль, мол, «пытается успокоить свою нечистую совесть, замаскировать свое враждебное отношение к СССР».
«Клуб самоубийц» им. Солженицына – Панфилова
Свою приобщенность к «тайному» знанию о «Немыслимом» Сталин замалчивал: он среагировал лишь на Фултонскую речь, когда оратор сам раскрыл свою суть. Скрытность вождя диктовалась серьезностью угрозы, ибо как раз в момент нашей Великой Победы над фашизмом судьба России и всех без исключения ее народов оказалась на волоске.
…Хотя по размеру территории, численности и качеству населения СССР в 1945-м на порядки превосходил нынешнюю РФ, те угрозы были опасней, чем нынешние. РФ как-никак имеет ракетно-ядерный паритет с США (сталинское наследие!), а у СССР его поначалу не было. А в декабре 1945 года (как раз когда мой отец постигал в сельской харчевне загадки «германской мечты») Объединенный комитет военного планирования США выдал на-гора план «Peancer» («Клещи»), в коем назначил (с учетом накопленных уже бомб) 15 «привилегированных целей» в СССР (по 3 бомбы на каждую).
«Привилегии» быть стертыми с лица земли тогда удостоились: Москва, Баку, Новосибирск, Горький, Свердловск, Челябинск, Омск, Куйбышев, Казань, Саратов, Молотов (Пермь), Магнитогорск, Грозный, Новокузнецк, Нижний Тагил. Этому Сталин противопоставил две «привилегированные» задачи: агрессию, как можно дольше, тормозить и как можно быстрей обзавестись своей атомной бомбой.
Торможению агрессии служили:
Наши танковые соединения в Восточной Европе (способные, по опасению американцев, за неделю-другую прорваться к Атлантике).
Наша система ПВО: на исходе Великой Отечественной четырем ОКБ (Микояна–Гуревича, Яковлева, Лавочкина, Сухого) поручили срочно устранить наше серьезное отставание по реактивной авиации. И 30 декабря 1947 г. был испытан МиГ-15, первый у нас истребитель со стреловидным крылом. Серийный выпуск его повели девять авиационных заводов. Таких машин было выпущено более 18 тысяч.
Наш «контингент вторжения» на Чукотке: как шаг отчаяния выглядело решение Сталина перебросить в конце 1945 года к бухте Провидения 126-й легкий горно-стрелковый Краснознаменный корпус генерала Олёшева (10 тыс. чел.), особо отличившийся при разгроме Квантунской армии японцев.
«Там, на Чукотке, я, может, впервые познал, почем фунт лиха. Надо было привыкать к тесноте и отсутствию элементарных бытовых удобств. В эту первую зиму даже старшие офицеры жили в норах-землянках и палатках совместно с бойцами… В жестокие морозы пар от дыхания мгновенно замерзал, превращаясь в кристаллики льда, которые забивали нос, рот, затрудняя дыхание и образуя вокруг головы диковинный шуршащий шар», – так описан В. Богомоловым быт 14-й армии в незавершенном романе «Жизнь моя, иль ты приснилась мне».
Вместе с приданной ему авиационной дивизией этот корпус был преобразован в 14-ю десантную армию особого назначения: сбрось США на нас атомные бомбы, он вторгся бы на Аляску (до которой отсюда 80 км – вдесятеро короче, чем при марш- броске через Хинган). Авантюра, казалось бы! Но американцев и это побуждало к осмотрительности: они свыклись с чувством безопасности, будучи «огорожены» Атлантикой да Тихим океаном, как вдруг «медвежий рык» загремел у их берегов!
Но все вышеперечисленное – суета сует в сравнении с созданием собственной атомной бомбы (да чтобы о ходе создания враг не ведал).
Этой теме посвящен один из самых одиозных опусов А.И. Солженицына «В круге первом», где в качестве героя позиционируется отщепенец из советского МИДа, завзятый либерал-космополит, позвонивший в посольство США, дабы «провалить» советского агента, пытавшегося постичь их ядерные секреты).
То есть эталон для подражания у Александра Исаевича – «борец» за монополию трумэнов-рейганов на оружие массового уничтожения, за их право обращать в Хиросиму или Дрезден любой город России! Изложен опус топорно: мало кто, судя по откликам в интернет-паутине, мог прочесть его до конца, но Г. Панфилову удалось сварганить (как в анекдоте про бродягу-солдата) суп из топора, заманив к участию в одноименном телесериале популярных актеров.
Невероятно: люди, пережившие Великую Отечественную (либо дети, внуки тех, кто пережил), фатально утратили чувство самосохранения! Допустим, что кому-то несимпатичен Сталин (из-за невежества и антисоветской промывки мозгов), а кто-то уверовал в «невидимую руку рынка», аллергичен к идеям социальной справедливости и «не нуждается в Крыме, ибо можно слетать в Неаполь». Но вверить монополию на атомную бомбу лживой и безответственной шпане из армейских штабов Запада – все равно что записаться (с чадами и домочадцами) в «Клуб самоубийц»!
Неужто Конкина, Миронова, Певцова, Чурикову, лицедействовавших в пасквиле, не пугает, что их самих и их близких неразборчивый огненный вихрь испепелит (в случае победы «идей» снятого с их участием фильма)?
Вниманию читателей, что уповают на «цивилизованность» лиц типа Черчилля, Тэтчер и Кэмерона, Трумэна, Обамы и Маккейна, предлагаю строки из романа «Бойня № 5» Курта Воннегута, пережившего тот кошмар, находясь в Дрездене среди американских военнопленных:
«До полудня следующего дня выходить из убежища было опасно. Когда американцы и их охрана вышли наружу, небо было сплошь закрыто черным дымом. Сердитое солнце казалось шляпкой гвоздя. Дрезден был похож на Луну – одни минералы. Камни раскалились. Вокруг была смерть».
…Американские стратеги (как и немецко-фашистские до них), к счастью, советский потенциал недооценили. Полагали, что сумеем создать бомбу лишь к середине 1950-х годов, и упреждать это не спешили. Но первый наш атомный взрыв состоялся уже 29 августа 1949 года. Третья мировая была предотвращена. Стало возможным больше тратить средств на жилье, улучшение жизни народа (14-ю армию вскоре сократили, а потом и вывели с Чукотки за ненадобностью).
…Но пора возвратиться к судебному репортажу отца, чья политическая прозорливость проявилась, в частности, в пристальном внимании к рассмотрению преступлений СС, одного из самых зловещих изобретений гитлеризма, ставшего 70 лет спустя «политическим брендом» на Украине, в Албании, трех странах Прибалтики, Польше, ФРГ, Канаде и т.п.
Бренд мерзости: СС
«Обвинитель, который доказывает преступность гитлеровской организации СС и представляет суду необходимые документы, 21 декабря начал речь со ссылки на немецкую газету, издающуюся ныне в Нюрнберге, – писал отец в главе 19-й «Судебного репортажа», озаглавленной «Карьера Рашера». – Корреспондент газеты посетил лагеря заключенных эсесовцев, и там, за колючей проволокой, эсесовцы спрашивали его: а в чем, собственно говоря, они провинились? Тем не менее для декабря 1945 года характерно не то, что палачи, споровшие со своих рукавов значки со скрещенными костями, притворяются невинными малютками, а то, что их заставляют отвечать на вопросы судей. (Для марта 2014 года характерно нечто иное: одряхлевшие палачи вновь щеголяют с эсэсовскими регалиями. – А.К.)
13 декабря, на вечернем заседании, в качестве вещественного доказательства Международному военному трибуналу предъявлена отсеченная голова человека. Она доставлена из концентрационного лагеря в Бухенвальд, где стояла в качестве украшения на столе начальника лагеря. Имя казненного человека неизвестно. По данным обвинения, это был поляк, его сначала повесили, а потом обезглавили. Будучи отделена от туловища, голова засушена таким образом, что она уменьшилась до размеров кулака. Так как при этом сохранился волосяной покров, то эта маленькая синяя голова воистину страшна. Волосы, едва умещающиеся на ней, образуют огромную шапку. Рядом, прикрытые прозрачной бумагой, висят куски человеческой кожи с татуировкой (из них лагерные умельцы из числа немцев изготавливали абажуры. – А.К.).
Если бы даже не было других преступлений, то уже за одно это глумление над человеческим родом государство, повинное в нем, подлежало бы разрушению, а его руководители – суду и казни. Да, речь идет не о проделке сумасшедшего садиста, но о государстве, где садизм стал средством осуществления политики.
Организация СС создала новые виды преступления. Для этого она и была задумана… В ее ряды допускались лишь отличившиеся фашисты. Это была сложная организация. К ней принадлежали и особые добровольческие ударные силы на фронте, и карательные отряды, и палачи концентрационных лагерей. Заключенные, даже заранее обреченные на смерть, еще служили предметом торга. Они были доходной статьей. Так, Геринг заказал сто тысяч заключенных на работы по переводу авиационной промышленности под землю. Экономическое управление однажды потребовало, чтобы массовое умерщвление временно было приостановлено. Выступая как поставщик даровых рабов, Гиммлер потребовал участия в доходах, и Гитлер приказал, чтобы 5–10 процентов фабрикаты отдавали офицерам СС.
Характер этой организации можно понять по отдельному, частному примеру. Для такой цели подойдет, например, карьера капитана Рашера.
Находясь в ведомстве Геринга, то есть в штабе воздушных сил, доктор Рашер попросил Гиммлера одолжить двоих-троих заключенных для производства некоторых опытов. Его не устраивали слишком дорогие обезьяны. Ведомство Гиммлера ответило, что оно «с удовольствием» предоставит Рашеру заключенных. Эти опыты кончались смертью. Но так как недостатка в подопытном материале не было, то это никого не смущало.
Генерал-фельдмаршал Мильх официально выразил благодарность Рашеру. Но он находил, что на этом нельзя остановиться. «Было бы желательно произвести эксперименты относительно опасности на море». Гиммлер требует, чтобы Рашера из воздушных сил отдали в ряды СС. У него сырье, и он не хочет делиться славой. Он пишет длинные письма, и в конце концов ему отдают Рашера. Министерство финансов утверждает по ведомству СС специальный штат для производства «биологических опытов». Вводится 53 новых должности. Опыты Рашера по замораживанию и отогреванию описаны в пространном докладе. Заключенных одевали в форму летчиков и погружали в ледяную воду. Некоторые заключенные выживали даже после того, как, по показаниям электроприборов, температура их желудков понижалась до 26 градусов».
…Мог ли кто-то из судей Нюрнбергского трибунала предвидеть, что организация СС, законодательно ими запрещенная (включая ее преступную практику, регалии, церемониалы), 70 лет спустя станет… «брендом»? Это новомодное словечко, трактуемое лингвистами-рыночниками как «всемирно известная торговая марка» или «имя, влияющее на поведение потребителей» весьма подходит для характеристики процесса реставрации нацизма, охватившего и Европу, и Северную Америку. Вот наисвежайший пример «брендинга» (т.е. усилий по проталкиванию бренда в обывательские души): пан Порошенко и украинская Рада постановили праздновать День защитника Отечества… в годовщину создания УПА (организация, запрещенная в РФ), украинского филиала гитлеровских СС.
То, что нашей стране и человечеству в целом предстоят нелегкие времена, отец, конечно, понимал, потому и написал в Нюрнберге: «Разбор этих поистине ужасающих преступлений побудит миллионы людей пристальней оглядеться вокруг себя и поискать, не таится ли где-либо очаг будущей опасности. Забота о будущем мире уже теперь является настоятельной необходимостью».
Эпилог
Международный военный трибунал приговорил:
к смертной казни через повешение: Г. Геринга, И. Риббентропа, В. Кейтеля, А. Розенберга Э. Кальтенбруннера, Г. Франка, В. Фрика, Ю. Штрайхера, Ф. Заукеля, А. Зейсс-Инкварта, М. Бормана (заочно) и А. Йодля;
к пожизненному заключению: Р. Гесса, В. Функа и Э. Редера;
к 20 годам тюремного заключения: Б. Шираха и А. Шпеера;
к 15 годам: К. Нейрата и к 10 годам К. Дёница.
Оправданы: Г. Фриче, Ф. Папен и Я. Шахт.
Трибунал признал преступными организации: СС, СД, гестапо и руководящий состав нацистской партии.
Советский судья И.Т. Никитченко подал особое мнение, где возражал против оправдания Фриче, Папена и Шахта, непризнания германского кабинета министров, Генштаба и ОКВ преступными организациями, а также пожизненного заключения (а не смертной казни) для Гесса.
…Решения Международного трибунала вряд ли послужили «вакциной от фашизма»: ведь многие лидеры, влиятельные лица Запада, волей событий вовлеченные в реализацию этой великой советской идеи, на деле мало чем отличались от фигурантов на скамье подсудимых. Причем именно они (и их последователи) вплоть до нынешних дней активно влияли на ход мировых событий.
Но в Нюрнберге был утвержден ряд важных правовых норм с квалификацией фактов подготовки агрессивной войны, геноцида, разрушения инфраструктуры гражданского назначения как военных преступлений. Именно в Европе множатся страны, открыто попирающие (либо преднамеренно извращающие) эти документы. Впрочем, и христианские заповеди (не убий, не укради) даже воцерковленными блюдутся не всегда, но роль морального ориентира кое-как исполняют…
Пожалуй, наиболее важна историко-политическая роль Трибунала: он смягчал остроту раскола антигитлеровской коалиции, перехода Запада к антисоветской холодной войне; отчасти сковывал попытки американо-британской военщины злоупотребить их монополией на атомное оружие (к счастью для рода людского, недолгой).
Нюрнбергский процесс стал звездным часом в биографии отца, раскрыв его творческий потенциал и основательно повлияв на его дальнейшую судьбу.
