В 1912 году в арктических льдах одна за другой пропали три русских экспедиции, искавшие Северный морской путь из Европы в Азию. Драматические истории гибели кораблей «Святая Анна», «Святой великомученик Фока» и «Геркулес» легли в основу романа Вениамина Каверина «Два капитана», заканчивавшегося хэппи-эндом, которого на самом деле не было.
В конце XIX – начале ХХ века Арктика была очень «горячим» местом: сюда наперегонки стремились полярные исследователи со всего света. Швед Нильс Норденшёльд на китобойной шхуне «Вега» первым прошел по Великому Северному пути – от Швеции до Тихого океана. Норвежец Фритьоф Нансен на корабле «Фрам» пытался «подъехать» к Северному полюсу вместе с дрейфующими льдами, в которые специально загнал свое судно. Его попытка провалилась, но вдохновила многих. В первую очередь – американцев. В 1908 году к полюсу на собачьих упряжках отправился Фредерик Кук, а в 1909 – Роберт Пири. Оба утверждали, что достигли цели, но Кук в тяжелом походе потерял все записи и измерения, доказывавшие его приоритет, и первооткрывателем «макушки планеты» был назначен Пири.
У России на тот момент был не только самый широкий выход к Арктике – от Архангельска до Петропавловска-Камчатского, – но и множество опытных моряков, годами плававших в «ледовых широтах». Однако ни один русский корабль еще не прошел Северным морским путем, и на Северном полюсе развевались лишь американские флаги.
Газеты писали о полярных подвигах норвежцев, итальянцев, англичан, французов. Американцы «делили» первенство в открытии Северного полюса. А Россия тем временем готовилась в 1913 году отмечать 300-летие Дома Романовых, и многим капитанам-патриотам хотелось приурочить к этому юбилею великие свершения в северных морях. Отчасти поэтому 1912 год стал невероятно урожайным на российские северные экспедиции, которые были снаряжены, что называется, на скорую руку.
Норвежцы, например, тот же Нансен, готовились к каждому своему плаванию годами. Специально укрепляли корабли «ледовыми поясами», закупали снаряжение и провизию, рассчитывали маршруты. Американцы строили специальные сани, заказывали невероятно теплую «полярную» одежду и палатки, выкармливали ездовых собак. Старались предугадать любой, даже самый неблагоприятный, поворот событий. Такая подготовка не всегда спасала, но все-таки давала шанс выжить.
Но у России и тогда был свой особый путь. Все три отечественные экспедиции, отправившиеся на Север в 1912 году, были задуманы и подготовлены за считаные месяцы. И все они закончились катастрофой.
«Он умирал, сжимая компас верный»
Об экспедиции Георгия Седова, которая стартовала в августе 1912 года, известно почти всё – но в знаниях этих много печали. Когда в марте 1912 года Седов представил в Гидрографическое управление свой план достижения Северного полюса на санях, комиссия его отвергла «из-за абсолютной фантастичности и нереальности». Государственная Дума, к которой обратился Седов, также отказала в финансировании экспедиции.
Знатоки Арктики предупреждали что, такую серьезную экспедицию за два месяца не организуешь, да и тысячи километров по льдам без специальной подготовки не пройдешь. Но то – знатоки («зануды» из Гидрографического управления), а вот читателей газеты «Новое время» сильно вдохновила патриотическая идея «Северный полюс наш». Издатель газеты Михаил Суворин раскрутил кампанию покорения полюса так успешно, что в сборе средств для великого похода принял участие даже Николай II, лично пожертвовавший на проект десять тысяч рублей.
Несколько месяцев Седов выступал в прессе и перед публикой со статьями и речами, в которых мощно звучали патриотические ноты: «Горячие порывы у русских людей к открытию Северного полюса проявлялись еще во времена Ломоносова и не угасли до сих пор… Мы докажем всему миру, что русские способны на этот подвиг!» Один из очерков, который он напечатал в конце весны 1912 года, без ложной скромности назывался: «Как я открою Северный полюс».
Полюс, правда, был уже открыт американцами, но когда журналисты указывали Седову на этот факт, он лишь пожимал плечами – кто, мол, знает, что они там открыли на самом деле? Вот я доберусь до полюса и всё проверю на месте.
Подготовка экспедиции велась в лихорадочной спешке. В июле, едва только набралось сто тысяч рублей пожертвований, Седов зафрахтовал старое парусно-зверобойное судно «Святой великомученик Фока». Как этот корабль назывался, в таком примерно состоянии он и пребывал – весьма замученном. В трюмах течи, машина работает еле-еле, но если регулярно откачивать воду, плыть можно. Все равно на ремонт времени уже не оставалось.
Столь же торопливо готовили и продовольственные припасы, закупив огромное количество солонины, хотя знатоки Арктики предупреждали Седова, что для задуманной им экспедиции это очень плохой выбор. Уже в начале плавания солонина замерзла, потом оттаяла и вновь замерзла – после чего пришла в негодность – когда ее пытались готовить, по камбузу распространялся густой трупный запах.
К тому же трюм корабля (в котором плескалась вода) был не способен вместить весь приготовленный груз. Немало ящиков и коробок пришлось оставить на берегу. Потом, во время плавания, выяснилось, что там было много нужного – в том числе примусы и запас керосина. Угля для паровой машины тоже загрузили почти в два раза меньше, чем планировалось, так что его должно было в лучшем случае хватить на месяц путешествия.
Едва ли не в последний момент вспомнили о самом важном – о ездовых собаках, на которых Седову предстояло добираться до полюса. Их требовалось не меньше 80, но к августу из Тобольской губернии прислали лишь 35. Остальных поспешно закупили в Архангельске, и это оказались простые дворняжки, пойманные кем-то прямо на улицах, так что толку от них не было никакого – они быстро погибли во время зимовки на Новой Земле.
Видя, как идет подготовка экспедиции, команда «Фоки» начала потихоньку разбегаться. Капитан, его помощник, штурман, механик, помощник механика и боцман отказались выходить с Седовым в море и уволились с судна. В точности как с ездовыми собаками, – пришлось срочно набирать новую команду, в которой почти не было профессиональных моряков.
Тем не менее в средине августа «Фока» все-таки вышел в море – а на следующий день Седову пришла мысль переименовать корабль в честь главного спонсора экспедиции – Михаила Суворина. Но закрасить старое и написать новое название оказалось нечем – краску тоже забыли. И если бы только краску! Как вспоминает судовой врач П.Г. Кушаков, все первые месяцы экспедиции ее участники тщетно перетряхивали трюмы в поисках разных предметов: «Искали все время фонарей, ламп – но ничего этого не нашли. Не нашли также ни одного чайника, ни одной походной кастрюли. Седов говорит, что всё это было заказано, но, по всей вероятности, не выслано».
Вскоре судно попало в шторм, и с палубы смыло еще несколько ящиков с провизией. Когда «Фока» (или «Михаил Суворин») достиг бухты «Крестовая» на Новой Земле, его покинули еще 5 человек, решивших дожидаться здесь «рейсового парохода». И это, пожалуй, было мудро – потому что уже 15 сентября корабль попал в непроходимые льды. О том, чтобы добраться до Земли Франца-Иосифа, высадить там полярный отряд и вернуться назад, теперь не могло быть и речи. Экипажу пришлось зимовать на Новой Земле, с минимумом угля и теплой одежды.
К концу этой зимовки капитан корабля Николай Захаров окончательно рассорился с Седовым – и в начале лета 1913 года, взяв с собой нескольких человек, на шлюпке отправился в сторону Крестовой губы. К осени им удалось добраться до Архангельска, где они передали почту в Адмиралтейство. Так в Петербурге узнали, что экспедиция Седова еще жива и даже просит прислать судно с углем и провизией, чтобы продолжить свой подвиг. У Суворина денег не нашлось, а когда к делу все-таки решило подключиться правительство, навигация уже кончалась и время было упущено.
Тем не менее в начале сентября 1913 года корабль Седова (как бы он ни назывался) наконец освободился ото льда и потихоньку на парусах взял курс к Земле Франца-Иосифа. Добравшись до мыса Флора, где располагалась старая база английского полярного исследователя Джексона, экипаж высадился на берег – и стремительно разобрал ее деревянные постройки на дрова. В топках «Фоки»/«Суворина» опять запылал огонь, и он, громко чавкая насосами, откачивавшими воду из трюмов, бодро отправился на Север. Увы, бодрости хватило всего на два дня – и корабль снова уткнулся в непроходимый лед. Пришлось становиться на вторую зимовку в бухте острова Гукера, откуда до полюса оставалось больше двух тысяч километров.
Эта зимовка, по воспоминаниям выживших, была сущим адом. Внутренние помещения судна почти не отапливались и покрылись льдом. Седов не выходил из своей каюты. Из продуктов оставались только крупы, и вскоре в экспедиции началась цинга. Заболел и сам Седов.
Тем не менее 2 февраля он распорядился готовить упряжки для похода к полюсу. В живых оставалось только 20 собак, на две упряжки, так что вместе с Седовым в путь отправились лишь двое матросов. Пурга, торосы и полыньи не позволяли им двигаться быстро, в день удавалось пройти не больше десяти километров.
Между тем болезнь Седова стремительно прогрессировала. Через неделю он уже не мог идти – и приказал матросам привязать себя к нартам, но продолжать поход. Теряя сознание и вновь приходя в себя, Седов каждый раз сверялся с компасом, чтобы убедиться, что спутники не ослушались его и не повернули назад.
«Он умирал, сжимая компас верный», – написал спустя полвека Николай Заболоцкий, и это не было поэтическим преувеличением. 20 февраля 1914 года, на восемнадцатый день похода, продвинувшись вперед всего на 130 километров, Седов навсегда закрыл глаза – но компас так и остался в его окоченевшей руке. Матросы торопливо похоронили тело своего капитана во льдах, обернув его в два парусиновых мешка и флаг, который Седов собирался поднять на Северном полюсе. После чего отправились в обратный путь.
Верность главе экспедиции сохранила только одна из ездовых собак по кличке Фрам, которая так и осталась навсегда во льдах, возле могилы хозяина.
Так закончился этот поход, о котором в советские времена стали говорить как о беззаветном подвиге русских полярных исследователей. Конечно, это и был подвиг. Спутникам Седова в середине марта чудом удалось вернуться и найти затертый во льдах корабль. Дождавшись конца зимы и разрубив на топливо все перегородки между каютами, оставшиеся в живых матросы развели в топках огонь и направили судно на юг. Но топливо быстро кончалось – и в топку летела мебель, части палубных надстроек, куски внутренних переборок корабля, чей корпус держался буквально на честном слове. Когда на горизонте наконец показался Мурманский берег, в ход пошли даже борта, и от судна почти ничего не оставалось. И все-таки оно доплыло. Определенно это был «Великомученик Фока», а не сытый и патриотичный «Михаил Суворин», от которого Седов так и не дождался помощи.
И кстати, этому разваливающемуся на куски кораблю удалось по пути спасти жизни еще двух человек. Проходя мимо разрушенной базы Джексона, он подобрал штурмана Валериана Альбанова и матроса Александра Конрада – единственных выживших участников еще одной несчастливой русской экспедиции 1912 года.
Смертельный поход через льды
Корабль «Святая Анна» вышел из Петербурга 10 августа 1912 года. Экспедицию возглавлял лейтенант Георгий Брусилов, племянник генерала Брусилова, командовавшего Брусиловским прорывом. Он тоже хотел первым из русских пройти по Великому Северному пути, но при этом планировал вести зверопромысел в арктических широтах, а если всё сложится удачно, поставить эту деятельность на поток, поэтому деньги одолжил у родственников, в частности, у супруги своего дяди – Анны Николаевны Брусиловой. В ее честь и назвали шхуну, которая, несмотря на почтенный возраст (40 лет), была образцовым судном для плавания в северных морях. Построенная в Норвегии, «Анна» была рождена для полярных исследований, обладая мощной паровой машиной и тройной дубовой обшивкой, выдерживающей любой натиск льдов.
Штурманом экспедиции был назначен друг Брусилова, опытный полярный исследователь Валериан Альбанов. В начале сентября «Святая Анна» благополучно прошла южнее Новой Земли в Карское море, но почти сразу встала во льдах, где началась первая зимовка. Впрочем, так и планировалось. Припасов на шхуне имелось на полтора года, запас дров можно было пополнять во время коротких лыжных вылазок на ближайшие острова плюс во время охоты удавалось добыть то моржа, то белого медведя. Однако к январю 1913 года Брусилов заметил, что ледяное поле, в которое вмерз корабль, стремительно движется на север.
Дрейф продолжался все быстрее, спустя несколько месяцев «Анна» оказалась даже севернее Земли Франца-Иосифа, подойдя к Северному полюсу ближе, чем Седов на своих собачьих упряжках. Охота становилась невозможной, а припасы кончались. К тому же на экипаж обрушилась цинга, на много месяцев приковавшая большинство моряков к койкам. Всё это дурно сказывалось на отношениях между матросами, а Брусилов и вовсе почти не появлялся из своей каюты. Его раздражительность достигла предела, и после очередной стычки со штурманом он заявил, что увольняет Альбанова. Тот, в свою очередь, объявил, что собирается покинуть корабль и по льду отправиться на юг. Часть команды решила последовать за ним, и Брусилов был вынужден позволить матросам начать подготовку к пешему переходу.
В этом действительно был смысл: запасов провизии уже не хватало на всех для следующей зимовки, которая казалась неминуемой, а половина команды вполне могла продержаться на корабле до следующей весны. Несколько недель ушло на то, чтобы соорудить деревянные сани, сшить палатки и сделать кустарные байдарки, на которых можно было бы преодолевать полыньи.
23 апреля 1914 года 11 моряков во главе с Альбановым, взяв со «Святой Анны» письма и материалы научных исследований, отправились на юг. На корабле, включая Брусилова, оставалось 13 человек, и об их участи с этого момента неизвестно ровным счетом ничего.
Льды продолжали дрейфовать, и отряд Альбанова, с огромным трудом пробиваясь через торосы и преодолевая обширные полыньи, практически стоял на месте. Вместо 180 километров до Земли Франца-Иосифа, где располагалась база Джексона, им предстояло пройти 400.
Вскоре начались потери. Сперва заблудился и исчез один из ушедших на разведку моряков. Потом пришли в негодность и были брошены две байдарки. Спутники Альбанова все хуже соблюдали дисциплину, многие ложились в снег и молили об отдыхе. Когда им удалось наконец добраться до берегов Земли Александры, вокруг которых плескалось свободное море, пришлось разделиться на две группы. Пять человек пошли по берегу и ледникам пешком, а пять во главе с Альбановым продолжили путь вдоль берега на байдарках. Каждый вечер они должны были встречаться в условленной точке, но уже на второй день встреча не состоялась. «Береговая» партия исчезла, и двухдневные поиски не дали никаких результатов. Теперь из 11 человек в живых оставалось 5.
На следующий день – 4. Один из матросов, страдавший от какой-то неизвестной болезни после того, как они съели мясо и печень полярного медведя, умер буквально на руках у Альбанова. Однако до Земли Франца-Иосифа оставалось уже совсем немного, надо было только обогнуть мыс Флора…
Но этот мыс оказался роковым: подойдя к нему на двух байдарках, они попали в мощный шторм, который гнал легкие каяки прочь от берега, на север. Альбанов и его спутник, матрос Александр Конрад, сумели причалить к огромной глыбе льда, втащить на нее байдарку и заночевать. Второй каяк исчез в бурных волнах навсегда. Теперь их оставалось лишь двое.
А наутро не должно было остаться ни одного – потому что в конце ночи льдина, на которой они ночевали, крепко спеленутые в спальных мешках, с пушечным грохотом раскололась – и оба полетели в ледяную воду. Каким-то чудом им удалось выбраться из спальников, выплыть на поверхность и обнаружить, что их каяк качается на волнах прямо перед ними. Схватившись за весла, они остервенело гребли много часов, согреваясь движением, пока не достигли берега. Им удалось развести огонь, и, хотя Конрад отморозил пальцы на ногах, продолжить путь по берегу. Вскоре они наткнулись на заброшенную базу Джексона, где еще оставалось несколько не разобранных на дрова избушек и множество банок консервов, которые спасли им жизнь.
Это было 9 июля 1914 года. А 20 июля, готовясь к неизбежной зимовке (ведь никаких кораблей, по его сведениям, здесь не должно было проходить), Альбанов вдруг заметил за мысом дымок. Это, сжигая в своей топке последние стулья и кресла из кают-компании, к острову подходил «Святой великомученик Фока».
Гибель «Геркулеса»
9 июля 1912 года в море вышел маленький парусно-моторный кеч «Геркулес», раньше использовавшийся в Норвегии как зверобойное судно. 64 тонны водоизмещения, со слабосильным мотором в 24 «лошадки». В безветренную погоду он едва мог идти со скоростью 7 миль в час, зато под парусами обладал великолепной мореходностью и разгонялся в три раза быстрее. Командовал этим судном полярный исследователь Владимир Русанов, у которого была репутация серьезного ученого-геолога и отчаянного смельчака, умеющего на маленьких кораблях пробиваться через любые льды. Именно поэтому его и пригласили возглавить новую экспедицию, которая финансировалась из государственной казны.
Официальной целью русановской экспедиции была разведка залежей угля на Шпицбергене. Уголь нужен был для строившихся в России ледоколов, которыми предполагалось осваивать Северный морской путь.
Романтик Русанов относился к ледоколам скептически. По его мнению, «ненадежные железки» не могли сравниться с легкими парусниками. «Если бы мне дали возможность выбирать между «Геркулесом» и огромным ледоколом «Вайгач», я бы безусловно выбрал «Геркулес», – не раз говорил он. Но задание есть задание, предстояло искать уголь для паровых машин. Причем делать это без лишнего шума.
Экспедиция финансировалась Министерством внутренних дел, однако формально считалась частной – Международная конвенция запрещала деятельность на Шпицбергене каких-либо государств. Потому и корабль был выбран неприметный и небольшой.
Однако, снаряжая «Геркулес», Русанов рассчитывал на более дальнее плавание. Судно загрузили огромным количеством оборудования, одежды и запасами продуктов на полтора года, что явно не подразумевало возращения тем же летом (как значилось в плане экспедиции).
«С таким судном можно будет широко осветить, быстро двинуть вперед вопрос о Великом Северном морском пути в Сибирь и прийти Сибирским морем из Атлантического в Тихий океан…» – писал Русанов весной 1912 года.
По его представлениям, оптимальный путь на Восток проходил не мимо южной оконечности Новой Земли, где проливы часто скованы льдами, а с северной стороны острова, где ледяные поля двигаются и между ними открываются проходы.
Освоив этот путь, можно будет поставить на место проклятых норвежцев! Русанов мыслил патриотично: ему хотелось закрыть Карское море для иностранных промышленников и взять всю Новую Землю «в наши руки».
Конечно, отправляться с командой в 14 человек на маленьком кече в подобное путешествие было очень рискованно, но Министерство внутренних дел считало это внутренним делом Русанова. Если выполнит задачу и найдет уголь – дальше он может поступать как хочет, решили в министерстве.
С поставленной задачей экспедиция справилась – уголь на Шпицбергене нашелся довольно быстро. Русанов и его спутники, в числе которых была его невеста, юная француженка Жюльетта Жан-Сессин (геолог и медик по образованию), обнаружили и «застолбили» 27 открытых выходов угля на поверхность. Закончив дела на Шпицбергене, отослали материалы экспедиции и двух моряков с попутным норвежским пароходом на Большую землю, и с этого момента Русанов начал «широко освещать и быстро продвигать».
Но, к несчастью, как раз в эти дни удача отвернулась от «Геркулеса». Последнее сообщение было оставлено в проливе между островами Новой Земли: «Окружены льдами. Штормом отнесены южнее Маточкина Шара. Иду к северо-западной оконечности Новой Земли, оттуда на восток…»
Осенью 1912 года в Карском море сложилась очень тяжелая ледовая обстановка, и это сыграло роковую роль в судьбе всех трех русских экспедиций. «Геркулес», который попал в ледяной плен первым, исчез как крупинка соли в воде. Через два года судно Русанова было признано пропавшим без вести.
Вполне вероятно, что капитану, его невесте и всей команде пришлось оставить неподготовленное для зимовки судно и идти по льду в сторону земли. Скорее всего, они сумели даже добраться до безлюдных берегов Таймыра, где позднее, на одном из островов у побережья был найден столб с надписью «Геркулес, 1913», а на соседнем острове – остатки одежды, патроны, компас и монетка в 25 сантимов. Такие монеты суеверные француженки вкладывали в туфельки «на удачу». Больше об экспедиции Русанова нет никаких достоверных сведений.
Два капитана: рождение легенды
Поиски всех трех экспедиций, несмотря на начавшуюся Мировую войну, продолжались несколько лет. Особенно много надежд было на то, что удастся найти Брусилова и «Святую Анну». Действительно, это крепкий корабль должен был выдержать еще одну зимовку и в итоге освободиться из ледяного плена. Гидрографическое управление отправило на поиски сразу несколько кораблей, и даже впервые в истории использовало полярную авиацию: летчик Ян Нагурский на гидросамолете Farman MF.11 исследовал с воздуха льды и побережье Новой Земли на протяжении около 1000 километров. Но всё тщетно. Никаких следов обнаружить не удалось. И осенью 1915 года поиски были прекращены. Валериан Альбанов продолжил служить на флоте, сперва капитаном военного транспорта, а затем – ледокола в Архангельске, но отсутствие вестей о «Святой Анне» не давало ему покоя, и в сентябре 1917 года после нервного срыва он был направлен в госпиталь, а затем уволен с военной службы. В том же году он написал книгу о своем ледовом переходе «На юг, к Земле Франца-Иосифа!», в которой постарался во всех подробностях восстановить трехмесячный путь от затертой льдами «Святой Анны» до базы Джексона.
Эта книга выдержала десятки переизданий и переведена на многие языки, так что у нее оказалась долгая жизнь. А вот у ее автора – нет. Вскоре после революции, в 1919 году, Альбанов специально отправился в Сибирь, чтобы уговорить Колчака продолжить поиски экспедиции Брусилова. Но, конечно, ничего не добился. Вскоре он погиб где-то в районе Ачинска то ли от тифа, то ли при взрыве эшелона с боеприпасами.
Все три экспедиции исчезли почти бесследно. Даже «Святой великомученик Фока», хранящий память о Седове, был сразу по возвращении списан в утиль и разобран на дрова. Но спустя почти полвека эти истории сплелись в одну, превратившись в главную сюжетную линию романа Вениамина Каверина «Два капитана». Изучив тысячи документов и писем, Каверин соединил в своем капитане Татаринове черты Седова и Брусилова, в штурмане Климове ясно узнается Альбанов, а пропавшая шхуна «Святая Мария» – это, несомненно, «Святая Анна». В конце романа главный герой находит разгадку…
Конечно, это романтическая книга для подростков, а Арктика любит точный расчет. В 1915 году, спустя год после тщетных попыток Брусилова и Русанова, Северным морским путем с легкостью прошли два новых российских ледокола «Таймыр» и «Вайгач», за одну навигацию одолевшие путь от Владивостока до Архангельска. Их никто не торопил, они ни с кем не состязались, а просто проверяли свои железные машины и выполняли приказ Адмиралтейства – открыть морскую дорогу вдоль северных берегов. Как правило, только так и делаются важные дела.
