Многие нюансы экономической истории дореволюционной России в современных учебниках отсутствуют. Порой до этих нюансов не докапываются даже авторы специальных научных исследований. Если они, конечно, не пользуются такими источниками, как работы Василия Кокорева (1817–1889), Сергея Шарапова (1855–1911), Александра Нечволодова (1864–1938), Георгия Бутми (1856–1919) и ряда других дореволюционных авторов. Чаще всего это «нюансы», свидетелями которых указанные авторы были сами.
Я хочу остановиться на таком вопросе, как дореволюционный Центральный банк Российской империи. Считается, что этот институт появился в 1860 году под названием «Государственный банк Российской империи». Создание Госбанка вписывалось в реформы, начатые после восшествия на престол императора Александра II. Строго говоря, однако, Государственный банк в России появился почти за век до этого. Речь идет об указе Петра III 1762 года. Согласно указу, в России создавался Государственный банк, который должен был выпускать бумажные знаки (ассигнации). Банк создавался по образу и подобию Банка Англии, учрежденного в 1694 году как акционерное общество закрытого типа.
Вскоре произошел дворцовый переворот, в результате которого к власти была приведена Екатерина II. Она отменила указ Петра III, но через несколько лет императрица начала выпуск бумажных денег, называвшихся тоже ассигнациями. Для этого в 1786 году были учреждены два Ассигнационных банка – в Петербурге и Москве. В 1786 году они были объединены в один банк – Государственный ассигнационный банк. Выпускавшиеся им бумажные денежные знаки по статусу были близки к казначейским билетам.
«Молодые финансисты» (либералы того времени – М.Х. Рейтерн, Е.И. Ламанский, В.П. Безобразов) при дворе императора Александра II вновь предприняли попытку учредить Центробанк в виде акционерного общества, причем с участием в его капитале европейских банкиров. И максимально обособить его от государства. В позапрошлом веке уже была в ходу теория, созданная на Западе по заказу ростовщиков, согласно которой государство должно передать печатный станок им, ростовщикам. Мол, не может государство одновременно формировать бюджет и заниматься выпуском денег. Ведь у государства будет соблазн формировать дефицитные бюджеты, а дефициты покрывать дополнительной, необеспеченной денежной эмиссией. Преодолеть этот «конфликт интересов» можно, передав «печатный станок» ростовщикам. Они создадут акционерную лавочку под названием «Центробанк» и как профессионалы будут блюсти монетарную дисциплину.
Тогда план создания частной лавочки не прошел. Более того, созданный в 1860 году Государственный банк находился в ведении Министерства финансов Российской империи. Однако связь Государственного банка с европейскими банкирами была очень тесная. Первым председателем Госбанка был назначен Штиглиц Александр Людвигович (1814–1884) – сын придворного банкира, основателя банкирского дома «Штиглиц и Ко» барона Людвига фон Штиглица -(1778–1843).
Первоначально Госбанк даже не обладал правом осуществлять денежную эмиссию. Он оказывал кредитную поддержку некоторым отраслям экономики, которые не вписывались в рыночные отношения пореформенной России. В качестве приоритетных получателей кредитов выступали металлургические заводы Урала, железнодорожные акционерные общества, крупные помещичьи хозяйства, пытавшиеся перестроиться в капиталистические предприятия. Кредитование носило достаточно бессистемный характер, четкой кредитной политики у Госбанка не было.
Полноценным эмиссионным центром Государственный банк стал после денежной реформы 1897 года (введение золотого -рубля). На его балансе был сосредоточен золотой запас Российской империи, под который Госбанк осуществлял эмиссию бумажных денежных знаков (банкнот).
Сергей Шарапов очень внимательно отслеживает историю возникновения и становления Госбанка Российской империи. Он замечает постоянные попытки либералов (агентов европейских банкиров) вывести Госбанк из-под управления правительства. «Молодые финансисты» очень хотели, чтобы Государственный банк с самого начала имел статус абсолютно независимого института, чтобы без оглядки на правительство и царя выпускать деньги и выдавать кредиты тому же правительству. «Молодые финансисты», – пишет Шарапов, – очень хотели «призвать евреев и сдать им Банк, другими словами, поставить их на страже против возможных злоупотреблений органа, которому верховная власть поручила распоряжение государственным и народным хозяйством… Тогда господа молодые финансисты не смогли провести свою идею насчет обращения Государственного банка в акционерный, и это учреждение так и осталось на ведомстве Министерства финансов, хотя и разграниченное (на бумаге) по своим оборотам от оборотов Государственного казначейства».
Введение золотого стандарта в России, по мнению С. Шарапова, стало еще одним маневром европейских банкиров и российских «молодых финансистов» в попытке незаметно переподчинить Госбанк Российской империи и позволить европейским ростовщикам управлять российским Центробанком и его денежной эмиссией: «Основная черта этого денежного обращения (основанного на золотом стандарте. – В.К.) – разменность банковых билетов каждую минуту на металл. Приостановка этого размена равносильна государственному банкротству. Это обман и насилие над подданными. Во избежание этого обмана и всяких искушений для парламентарного государства орган денежного обращения в стране отнимается у правительства и становится особняком, ограждаясь от всяких на него воздействий серьезными и положительными статутами». Почти никто из критиков золотого стандарта в конце XIX века не заметил эту иезуитскую хитрость ростовщиков.
С приходом в 1894 году в Министерство финансов Витте и началом финальной подготовки к введению золотого рубля в российской прессе на полном серьезе стал обсуждаться вопрос не только о выведении Госбанка из подчинения Министерству финансов, но даже о полном его выведении за пределы государственной власти и превращении в частное акционерное общество. Вот что пишет С. Шарапов об этом проекте преобразования Госбанка в «Бумажном рубле».
«Другими словами, кликнут клич по всему европейскому Израилю: «Милостивые государи! Не будет ли вам угодно получить в ваше заведование экономическое сердце России? Приходите к нам, составляйте акционерную компанию, получайте золотой фонд, печатайте бумажки и заведуйте нашим денежным обращением, то есть берите в полное владение с правом жизни и смерти наше сельское хозяйство, фабричную и заводскую промышленности и нашу торговлю, словом, весь наш народный быт и труд во всех его видах. Государство от всего этого отрекается, ибо оно верит, что вы с этим лучше справитесь, чем оно само. Вы, конечно, на всем этом будете наживать, но ведь это торговое».
С введением в России золотого рубля полномочия Госбанка расширились, он получил право денежной эмиссии. Однако до полного отделения этого института от государства и тем более превращения его в частное акционерное общество дело не дошло. Вероятно, какую-то роль в этом сыграла активная критика финансовых «реформ», которую С. Шарапов и его единомышленники вели в печати и выступая на различных собраниях.
А в «цивилизованной» Европе центральные банки после введения золотого стандарта окончательно «эмансипировались» от остатков влияния правительства. При этом эмиссионные злоупотребления никуда не исчезли. Все равно на Западе денег выпускалось больше, чем это позволял золотой запас. Иногда это делалось нелегально, иногда легально – путем пересмотра норм покрытия денежной эмиссии золотом. Наконец, даже самые щадящие нормы стали мешать ростовщикам. Тогда они вообще отказались от каких-либо норм и отменили золотой стандарт (это произошло уже во второй половине ХХ века). А «независимый» статус Центрального банка остался.
Возвращаясь к России, отметим: приватизационные посягательства «европейского Израиля» на Госбанк Российской империи продолжались вплоть до начала Первой мировой войны. Например, А. Нечволодов в своем известном труде «От разорения к достатку» пишет, что в разгар революции 1905–1907 годов в Петербург прибыл целый ряд «международных посредников», чтобы добиться получения от России различных концессий. Всего Нечволодов называет семь таких концессий. Самая неожиданная и нестандартная из них – передача права выпуска денег Государственным банком Российской империи иностранному акционерному обществу.
Наш сегодняшний Центральный банк, называемый Банком России, был создан три десятка лет назад. Думаю, что «независимость» его от государства существенно больше, чем у Госбанка Российской империи. По сути, Банк России – это государство в государстве. Зайдите на сайт Банка России на страницу «Правовой статус и функции Банка России». Там вы прочитаете: «Ключевым элементом правового статуса Банка России является принцип независимости, который проявляется прежде всего в том, что Банк России выступает как особый публично-правовой институт, обладающий исключительным правом денежной эмиссии и организации денежного обращения. Он не является органом государственной власти, вместе с тем его полномочия по своей правовой природе относятся к функциям государственной власти, поскольку их реализация предполагает применение мер государственного принуждения. Функции и полномочия, предусмотренные Конституцией Российской Федерации и Федеральным законом «О Центральном банке Российской Федерации (Банке России)», Банк России осуществляет независимо от федеральных органов государственной власти, органов государственной власти субъектов Российской Федерации и органов местного самоуправления. Независимость статуса Банка России отражена в статье 75 Конституции Российской Федерации». Эта формулировка уже многие годы висит на сайте Банка России.
Однако давайте посмотрим, что сказано в статье 75 Конституции: «Защита и обеспечение устойчивости рубля – основная функция Центрального банка Российской Федерации, которую он осуществляет независимо от других органов государственной власти». Слово «других» не оставляет никаких других вариантов трактовки правового статуса Центробанка: это орган государственной власти. Со всеми вытекающими последствиями.
Современные мировые ростовщики действуют в отношении России еще более нагло, чем сто лет назад. Благодаря их стараниям Банк России был превращен в институт, который правильнее называть «валютным управлением» (currency board), накапливающем в своих активах валюты, сходящие с печатных станков ФРС США, ЕЦБ, Банка Англии, Банка Японии и др.
Мировые ростовщики положили глаз и на активы Министерства финансов, т.е. государственные средства, заставляя накапливать резервные валюты. На их языке эти накопления называются «суверенными фондами». Звучит как издевательство, ибо страны, которые на это соглашаются, нельзя назвать суверенными. Среди таковых оказалась и Россия, которая еще при министре финансов А. Кудрине создала суверенный фонд под названием «Стабилизационный фонд». Потом он был преобразован в Резервный фонд и Фонд национального благосостояния (ФНБ). На сегодняшний день остался лишь ФНБ.
Мировые ростовщики предлагают денежным властям других стран свои консалтинговые услуги и даже готовы управлять чужими активами. Напомню историю с швейцарским банком UBS, который в середине 2008 года предложил Минфину РФ взять в управление средства нашего ФНБ (на тот момент – почти 33 млрд долл.). Надо быть готовыми к тому, что не сегодня завтра у нас начнут обсуждать проект приватизации Министерства финансов или сдачи его в концессию какому-нибудь фонду типа Vanguard или BlackRock.
