В советское время многие видные деятели искусства вступали в Коммунистическую партию либо на фронте, защищая родину, либо в процессе мирной работы, когда стали глубже и шире осознавать ее идеологическую сущность, причем вступали зачастую в расцвете своих творческих сил. Например, Павел Петрович Кадочников стал коммунистом, сыграв уже майора Алексея Федотова в «Подвиге разведчика» и летчика Алексея Маресьева в «Повести о настоящем человеке», которые принесли ему всесоюзную известность, а Владислав Игнатьевич Стржельчик, будучи популярнейшим артистом театра БДТ и кинематографа, вступил в КПСС в ходе съемок киноэпопеи «Блокада» о героической защите родного ему города Петрограда-Ленинграда.
Зато артист Сергей Кошонин, которому ни много ни мало 60 лет, подводит некоторые итоги своей бытовой и актерской деятельности так, что прямо ставит под сомнение искренность созданного им образа полковника, потом генерал-майора полиции из сериала «Невский» (НТВ) Геннадия Петровича Любимова, отличавшегося честностью и принципиальностью. В своем интервью, данном «Экспресс-газете» и тотчас подхваченном в интернете, он говорит: «Детство у меня было не как у всех. Летом отправляли в Царское Село, где мы жили во дворце Кочубея, ели из царской посуды, спали на царских кроватях. И я честно думал, что так все дети жили». Тут что ни слово, то ложь или умолчание. И думается, что вполне предумышленное. Нынче ведь как: если хочешь что-либо сказать публично, получив или добавив порцию известности, брось камень в советское прошлое.
Во-первых, город назывался не Царское Село, а Пушкин – с 1937 года в память о его гибели. Во-вторых, следовало бы сказать, что дворец графа В.П. Кочубея, церемониймейстера императорского двора в период оккупации города в 1941 году немецко-фашистскими захватчикам был сильно разрушен, а с 50-х годов планомерно восстанавливался. В-третьих, в части помещений, а отнюдь не во всем дворце, действительно был организован дом отдыха партийных работников на 100 человек, а управление делами Ленинградского обкома партии активно участвовало в бережном сохранении здания. В-четвертых, никакой «царской посуды» и «царских кроватей» там не было, ибо ценности, которые не успели спрятать до прихода сюда гитлеровцев, были ими разграблены или порушены при их уходе настолько, что мебель пришлось собирать по антикварным магазинам. И в-пятых, аналогичные дома отдыха и санатории имелись тогда у большинства крупных производственных предприятий, и не в одной Ленинградской области, но и на юге нашей страны.
Что касается детства, то в СССР было оно у всех примерно одинаковое. Недаром называли его счастливым, чего не скажешь про время нынешнее, когда вновь появились дети брошенные, бездомные, наркозависимые. Вот о чем бы надо сказать артисту, столь выразительно сыгравшему сегодняшнего руководителя, стремящегося навести справедливый порядок, но добивающегося этого в обществе чистогана лишь на небольших участках и то временно. Но Кошонин тянет и тянет свою лживую антисоветчину: «Моя мама, Маргарита Сергеевна, проработала сначала в горкоме партии, а потом в обкоме в Смольном. Я часто ходил к ней в обкомовскую столовую, где ел совершенно другие борщи и котлеты». Опять ложь. Детей в смольнинскую столовую водить запрещалось, тем более часто – разве что раз-два в год по случаю Первомая и дня Великого Октября, когда устраивались детские утренники. «Борщи и котлеты» же зависели от поваров в первую очередь. В советские годы в Ленинграде была разнообразная сеть столовых, сосисочных, пирожковых, молочных буфетов, домовых кухонь, кафе, а в ресторанах давали обеды по доступным даже для студентов ценам.
Говорю обо всем этом не понаслышке, поскольку в 70-е годы работал заведующим отделом культуры горкома КПСС, был депутатом Ленинградского городского совета от коллектива дворцов-музеев города Пушкина, на чье восстановление и реставрацию по инициативе А.Н. Косыгина выделили значительные средства. Помню, как однажды двери в мой кабинет растворились и на пороге со словами «Разрешите войти» появился Алексей Николаевич и, нарушая всяческие правила субординации, сказал: «Хочу попросить вас…» Дальше он, не отличавшийся многословием, стал деловито, но с какой-то нежностью, говорить, как хочет помочь городу, где родился и работал (он был заведующим промышленно-транспортным отделом обкома и председателем Ленгорисполкома). Такими вот простыми, преданными партийному и государственному делу были многие и многие руководители при советской власти на разных, высоких и не очень, ступенях ее. И слушать наветы от актера, учившегося в счастливые советские годы, стыдно и противно.
Но не одну мать, Маргариту Сергеевну, которую я хорошо знал по работе и могу сказать о ней немало хорошего, вплел неблагодарный сын в антисоветские свои россказни. «Папа, Анатолий Николаевич Кошонин, если б не был коммунистом, стал бы миллиардером, – продолжает он, – изобретение, которое сейчас во всем мире используется для газовых труб, он придумал на пару с папой Бориса Хвошнянского, актера, который не вылезает из сериалов». А некие «немцы и французы предлагали большие деньги, чтобы им его отдали». И дальше странный вывод для человека, занятого в телесериалах, по видимости, вполне «патриотических»: отец «если бы не был коммунистом, уехал бы в капстрану, продал бы патент и стал бы миллионером. И я сейчас курил бы трубку на яхте». Заметим, что отчасти мечта эта – жить в «капиталистическом раю» – у артиста Сергея Кошонина сбылась. Он приобрел дачу в Финляндии и радовался, должно быть, немало. Да не та, нет, не та закваска у капитализма, и вот актер уже жалуется: «Когда я покупал дачу, доллар был 40 рублей. А сейчас такие счета выставляют! По 500 евро зимой только за «коммуналку» выставляют. Вот у меня дом за долги и конфискуют».
Мне же больше жаль не актера, а его мать, честную коммунистку, и его покойного отца, честного коммуниста, и еще жаль зрителей, которые сопереживают созданному на телеэкране образу, увы, не соответствующему личности артиста. Артистов народ любил во все времена. И чем больше личность актера приближалась к личности его героя, тем любовь народная была больше. В случае с Сергеем Кошониным все наоборот. В своих лживых, циничных рассуждениях он не дорожит и собственным именем. А имя свое, в том числе и актерское, надо беречь и смолоду, и в зрелости, а в старости уж тем более. В пьесе А.Н. Островского «Без вины виноватые» комик Шмага с горьким юмором произносит: «Мы артисты, наше место в буфете». Очень жаль, что артист Сергей Кошонин, по-видимому, истолковал ее, обучаясь в советском институте, слишком буквально.
г. Ленинград
