Следует добавить, что в тот период опубликован и роман «Тысяча душ» (1858), считающийся художественной вершиной его прозы, и первый роман «Боярщина» (1846), запрещенный царской цензурой и впоследствии не раз переделываемый, а черты многих образов этого романа и даже целые фрагменты включены в другие произведения писателя, ставшего в пятидесятые годы XIX века, по оценкам коллег и критиков, в один ряд с А.И. Тургеневым, И.А. Гончаровым, Д.В. Григоровичем, Л.Н. Толстым, Ф.М. Достоевским, широко издаваясь в России и за рубежом. И впрямь с реалистической правдивостью показаны А.Ф. Писемским в «Боярщине» социальные и бытовые обстоятельства жизни дворянского сословия, когда крепостное право еще казалось незыблемым, однако глубокое обнажение в романе причин социального вырождения и морального упадка большинства персонажей свидетельствовало о скором крушении античеловеческих устоев, словно бы взывая к переменам, неотвратимым и бесповоротным.
Но прежде чем говорить о творчестве писателя, необходимо, думается, рассмотреть его биографию, ибо многое, о чем он пишет, взято из личной практики, хотя ему вовсе не свойственно, в отличие от иных собратьев по перу, писать художественные образы столь конкретно, что в них узнавались реальные лица современников. Другое дело, ежели Алексей Феофилактович брался за фельетоны; пусть он и подписывался псевдонимами, то «статского советника Салатушки», то «старой фельетонной клячи Никиты Безрылова» в журнале «Библиотека для чтения», который одно время редактировал сначала с критиком А.В. Дружининым, а потом и единолично, – но прозрачность псевдонимов оказалась настолько очевидной, что даже привела к громкому скандалу с вызовом на дуэль со стороны издателей журнала «Искра» В.С. Курочкина и Н.А. Степанова. Впрочем, закончилось все тем, что Писемский редакторство свое оставил, а вместо дуэли отправился в заграничное путешествие по Европе, побывав в Германии, Швейцарии, Франции и Англии, где встречался в Лондоне с Александром Ивановичем Герценом и Михаилом Александровичем Бакуниным 19 июня 1862 года, но сближения ни с тем, ни с другим не произошло, поскольку Алесей Феофилактович пытался отыскать тогда «третий путь», выбирая между «западниками» и «славянофилами», «либералами» и «консерваторами».
Родился А.Ф. Писемский 23 (11) марта 1821 года в селе Раменье Чухломского уезда Костромской губернии. «Отец мой, Феофилакт Гаврилыч Писемский, родом из бедных дворян, был человек совсем военный:15-ти лет определился он солдатом в войска, завоевывающие Крым, делал персидскую кампанию, был потом комендантом в Кубе (город на севере Азербайджана), и, наконец, через 25 лет отсутствия, возвратился на родину (в сельцо Данилово, Буевского уезда Костромской губернии) в чине полковника, – пишет Алексей Феофилактович в Автобиографии, опубликованной в советское время в 1959 году в собрании его сочинений. – Замечательно, что отец в Костромскую губернию с Кавказа приехал в сопровождении трех денщиков, верхом на карабахском жеребце, в том убеждении, что нет на свете покойнее экипажа верховой лошади, и вскоре, женившись на матери моей (Авдотье Алексеевне из рода Шиповых), вышел в отставку и поселился в приданной усадьбе Раменье. Детей у них было десять человек; все прочие родились здоровенькими и умирали, а я родился больной и остался жив. Детство мое прошло в небольшом уездном городке Ветлуге, куда отец определился городничим».
Пристрастившись к чтению, хоть и весьма беспорядочному, он неплохо учился – после нескольких лет домашних занятий – и в Костромской губернской гимназии, куда поступил во второй класс, и на математическом отделении философского факультета Московского университета, но предпочтение отдал гуманитарным дисциплинам, обнаружив сочинительский талант, а также тягу к театру, участвуя в любительских спектаклях, модных тогда и в мелкопоместной среде. Все это, как и суровое детство в беднеющей семье, наложило отпечаток на характер писателя – порывистый, бескомпромиссный, но и в меру острожный, иной раз расчетливый, скорый на перемену мест проживания, службы, противоречивый в идейных пристрастиях – и по периодической нехватке денег, и по беспокойному нраву в быту и в творческом общении. Известный критик и историк литературы Александр Михайлович Скабичевский верно отмечал, что Писемский «один из первостатейных русских писателей, принадлежащих к плеяде тех беллетристов сороковых годов, которые, ведя свое происхождение от Гоголя, тем не менее шли по совершенно самостоятельному пути и обогатили русскую литературу рядом могучих произведений, сразу поставивших ее на один уровень со всеми европейскими».
Цитату эту интересно сопоставить со словами самого Писемского: «Присутствие иностранца действует на меня уничтожающим образом: я лишаюсь спокойствия духа и желания мыслить и говорить. Пока он у меня на глазах, я подвергаюсь чему-то вроде столбняка и решительно теряю способность понимать его». В рассказах, очерках, романах Алексея Феофилактовича зримо обнаруживались корни стародавней русской культуры в провинциальном выражении ее, когда помещики выписывали газеты и журналы, стараясь следовать столичным настроениям или, наоборот, им не следовать, разделившись на «стародумающих» и «ниспровергателей». «Старая культура» была понятна Писемскому, и он переносил черты и свойства ее в свои произведения, выводя при этом образы не приукрашенные, действительно реальные, кстати, и в наши дни будто продолжающие их галерею, раз уж нынешний капитализм с его претензиями на сословные градации, вплоть до учреждения титулов «князей и графьев», очень похож на тот, едва зарождавшийся, с грубыми его крепостническими понятиями, представлениям, чувствованиями.
В «Боярщине» сама атмосфера «дворянских гнезд», закладываемых и перезакладываемых их владельцами в банки, зовет к отмене крепостного права – и пошлый конец некогда преуспевавшего Задор-Мановского, и смерть чистой Анны Павловны, и тщетные устремления бескорыстного Савелия, у кого был всего один крепостной, скорее помощник, а не подневольный, но и ему, пытающемуся жить по любви к ближним, не суждено спасти Анну Павловну, которую он полюбил. В повести «Тюфяк», опубликованной в журнале «Москвитянин» Михаила Петровича Погодина, близкого к славянофилам, – после нее Писемский стал не просто популярным, но знаменитым – выдающийся русский критик Дмитрий Иванович Писарев увидел явственную мысль, что «так жить, как жило и до сих пор живет наше общество, можно жить только тогда, когда не знаешь о возможности лучшего порядка вещей и когда не понимаешь своего страдания». Первой же публикацией Писемского был рассказ «Нина» (1848) в петербургском журнале «Сын Отечества», когда руководил им Константин Петрович Массальский, поэт, драматург, переводчик, автор исторических романов, придерживавшийся патриотических взглядов, но без официозной фанаберии. В рассказе «Нина» автор высказал и некоторые свои мировоззренческие взгляды, несколько наивные, но располагающе проникновенные: «Дай мне Бог ошибаться в весь век и видеть человека лучшим, нежели он в самом деле!.»
Согласуясь с этим принципом, Алексей Феофилактович проживет всю жизнь, если и делая кое-какие отступления, понятные с точки зрения повседневных удобств, даже комфорта – скажем, при службе канцелярским чиновником Костромской губернской палаты государственных имуществ или по той же линии в Москве; асессором и советником в губернском правлении снова в Костроме; младшим чиновником особых поручений костромского губернатора; работе в департаменте уделов в московском правлении, выйдя в отставку в чине надворного советника, – то обретая при сем том важные познания в сфере многоступенчатой бюрократии, ярко отображенными затем в литературном творчестве. В драме «Горькая судьбина» (1859) Писемский показывал и обличал вседозволенность власть имущих относительно простого человека, «оброчного мужика» Анания Яковлева, пускай не слишком праведного, но покаявшегося во грехах и идущего на каторгу сознательно, прощая жену Лизавету, прижившую ребенка с барином, да не по насилию, а по любви; Ананий начинает понимать, что он-то женился на ней силком, пытается замолить убийство в озлобленности своей их ребенка. Недаром провожают его в кандалах всем миром, простившим его, а, может, и до конца не простившим, но соболезнующем ему за открытое признание в преступлении, за попытку «жить честно», преодолевая крепостнические условия, тяжкие для нормальной человеческой психики.
Роман «Тысяча душ», над которым писатель работал с 1853 по 1858 год, самый близкий к сегодняшним дням, раз показывает чиновника, который пройдя путь унижений и приспособленчества, пытается творить добро, только поздно уже – и друзья его изменились, и нравы их опростились до либерального, как сказали бы мы теперь, уровня. Оттого и звучат вполне актуально авторские слова: «Надобно сказать, что комфорт в уме моего героя всегда имел огромное значение. И для кого же, впрочем, из солидных, благоразумных молодых людей нашего времени не имеет он этого значения? Автор дошел до твердого убеждения, что для нас, детей нынешнего века,… слава… любовь… мировые идеи… бессмертие… – ничто перед комфортом. Все это в душах наших случайно; один только он стоит впереди нашего пути, со своей неизмеримой и притягательной силой. К нему-то мы направляем все наши усилия. Он один наш идол, и в жертву ему приносится все дорогое, хотя бы для того и пришлось оторвать самую близкую часть нашего сердца, разорвать главную его артерию и кровью изойти, но только близенько, на подножии нашего золотого тельца!»
Ведущий герой романа Яков Васильевич Калинович показан в неодолимом сочетании и положительных качеств, и отрицательных, – и это стремление писателя воссоздавать действительность, какова она есть, без какого-либо украшательства, а человеческие образы без идеализации, наверное, и сблизило его с Александром Васильевичем Дружининым, стоявшим несколько особняком в литературных кругах, не чуждым «западничества», но и обязательно с выделением русского начала как важнейшего и животворящего. В «Библиотеке для чтения» была напечатана драма «Горькая судьбина», роман «Боярщина», роман же «Тысяча душ» писатель отдал в «Отечественные записки». В романе дана широкомасштабная и подлинно реалистическая картина российской действительности от провинции до столицы. Став вице-губернатором и вскоре ненадолго губернатором, Калинович пробует делать добро, поступать по справедливости, но оказывается в одиночестве, и даже женитьба на верной Настеньке не приносит ему желаемого счастья. По мотивам этого романа в 1971 году поставлен телевизионный спектакль, где роль Кановича играет Василий Лановой, соединяя черты славянские с чертами общечеловеческими, придавая персонажу качества исконно русского человека, кому пусть свойственны разноречивые и неблаговидные поступки, но всегда стремящегося к самокритике, к праведному и честному.
При жизни Писемского его драмы с огромным успехом шли на сцене Малого театра в Москве, куда писатель в 1863 году переехал из Петербурга, однако периодически приезжая в Раменье, в Москве же ему предложили заведовать в журнале «Русский вестник» беллетристическим отделом. Ежемесячный журнал «Русский вестник» возглавлял в ту пору Михаил Никифорович Катков, который привлек поначалу видных писателей – М.Е. Салтыкова-Щедрина, И.С. Тургенева, Л.Н. Толстого, Ф.М. Достоевского, А.Н. Плещеева, Н.П. Огарева, А.К. Толстого, М.Л. Михайлова, А.А. Фета, хотя вскоре они один за другим перестали сотрудничать в «проправительственном органе». Именно здесь и был опубликован «антинигилистический» роман Писемского «Взбаламученное море» (1863), где выражалось несогласие со стремлением к общественному прогрессу революционными методами, утверждалось, что «в обществе, не привыкшем к самомышлению, после рабского повиновения властям и преданиям», идет «такое же насильственное и безотчетное подчинение молодым идейкам». Через год после публикации романа уходит из редакции и Писемский, возможно, как бы почувствовав бесславный конец журнала с его некогда «просвещенным либерализмом», то есть представлявшим, по его мнению, вроде бы «третий путь».
В статье «Карьера» в газете «Правда» от 18 августа 1912 года Владимир Ильич Ленин, вспоминая журналиста и издателя А.С. Суворина, «пресмыкающегося перед всяким поворотом политики власть имущих», скажет о М.Н. Каткове: «Либеральный, сочувствовавший английской буржуазии и английской конституции, помещик Катков во время первого демократического подъема в России (начало 60-х гг. XIX в.) повернул к национализму, шовинизму и бешеному черносотенству», добавив: «Сознательные рабочие закаляют свои убеждения, понимая неизбежность такого поворота буржуазии, – как и поворота трудящихся масс к идеям рабочей демократии». А в сентябрьской статье того же года «Еще один поход на демократию» Ленин, обличая ренегатство всякого рода, напишет и так: «Следовало бы откопать «Русский вестник» времен Каткова и взять оттуда романы с описанием благородных предводителей дворянства, благодушных и довольных мужичков, недовольных извергов, негодяев и чудовищ-революционеров» – это уже прямое обращение к «Взбаламученному морю»…
Современная критика частенько характеризует А.Ф. Писемского как некоего «забытого классика», что совершенно не соответствует его значению в истории русской литературы. Роман «Взбаламученное море», критиковавшийся за односторонний показ революционно настроенных людей, отнюдь не означал «забытость» автора. Вспомним собрание сочинений А.Ф. Писемского в 9 томах, выпущенное издательством «Правда» в 1959 г., и 5-томное, вышедшее в «Художественной литературе» в 1982–1984 гг., а также отдельные произведения, причем издаваемые невиданными сегодня тиражами. Там опубликовано с развернутыми примечаниями и все лучшее, созданное писателем, помимо уже названного выше, – ироничные очерки «Русские лгуны» (1865), романы «Люди сороковых годов» (1869), «Ваал» (1873) «Мещане» (1877), драмы и комедии, направленные против капиталистического чистогана и бездушия, и также то, что вызывало сдержанную или совсем уж резко отрицательную реакцию литературной общественности, например, роман «Масоны», написанный в 1878–1880 гг. Известное ослабление писательского дарования, вызванное болезнями и домашними трагедиями, когда вдруг застрелился его любимый сын Николай, не смогло отлучить читателей от книг самобытного русского классика.
При нынешнем агрессивном наступлении на реализм, когда в Петербурге на улице Льва Толстого ставят памятник врачам, погибших от пандемии, в виде уродца, в Академии художеств имени И.Е. Репина, точнее, в музее, руководимом центральным аппаратом из Москвы, устраивают выставку Евгении Васильевой, больше известной по ее деятельности в военном департаменте с осуждением за «мошенничество в особо крупных размерах», с самодеятельной мазней и – якобы это скульптура – уродливыми обрубками человеческого тела, вспоминаются слова из «Русских лгунов»: «Прислушиваясь со вниманием к тем темам, на которые известная страна в известную эпоху лжет и фантазирует, почти безошибочно можно определить степень умственного и даже политического развития этой страны». Так неужто умственное развитие идет вспять, а страна эта – современная Россия, в которой власть имущие сваливают свое ограбление советского народа и развал советской страны на большевиков, подленько поливают их грязью, тогда как большевики-то и спасли Россию от внешних и внутренних врагов, создали великий Советский Союз, семимильно прогрессирующий и признанный во всем мире! Вот почему нужен нам сегодня Писемский с его тонкой естественной иронией, определяемой другом, критиком и мемуаристом Павлом Васильевичем Анненковым как «крохи какой-то давней, полуисчезнувшей культуры, сбереженной еще кое-где в отрывках простым нашим народом». Однако надежда есть: против «ангела-ковида» выступили многие питерцы, а перед открытием васильевского вернисажа преподаватели и студенты Академии вышли с портретами великих русских и советских художников, назвав дурные полотна и хамские скульптуры те «надругательством над искусством в особо крупных размерах»…
Художник – высокое и гордое звание. Им называют живописцев и скульпторов, композиторов и режиссеров, артистов и писателей. «Это был замечательный художник, – заключает Анненков свои заметки о Писемском, – и в то же время простой человек в благородном смысле этого слова! Мы находим, что простой человек такого рода заслуживает стоять рядом с теми героическими фигурами, какие по справедливости воздвигло наше общество, в своем умственном пантеоне, памяти людей, которыми оно гордится и заслугу которого высоко ценит». И народ не забывает своих художников. После Октябрьской революции в Чухломе открыт 17 апреля 1919 г. музей, которому в феврале 1945 г., когда еще шла Великая Отечественная война, по решению городского и районного Советов депутатов трудящихся, присвоено имя А.Ф. Писемского. В Костроме, на Горной улице, установлен бронзовый бюст – памятник писателя работы костромского архитектора В. Зайцева. В питерском Сестрорецке есть улица Писемского. Скончался писатель 2 февраля (21 января) 1881 года на шестидесятом году жизни в Москве. Похоронен на кладбище Новодевичьего монастыря. Как говорил Алексей Феофилактович: «Время – великий мастер разрубать все гордиевы узлы человеческих отношений».
