ИСПЫТАНИЕ НЕСПРАВЕДЛИВОСТЬЮ

Было грустно, я сам и мои друзья, и молодые, и фронтовики, многого не понимали. Итог подвел майор Юрий Федорович Шульга, командир нашей батареи: 
– Не расстраивайся. Ты тут ни при чем и за отца своего не отвечаешь. Видимо, так надо. А приказы не обсуждаются. Езжай, поступай в гражданский вуз, мы верим – ты не пропадешь, станешь толковым инженером. А мы будем тебя помнить как хорошего офицера и надежного товарища…
В томском военкомате на меня посмотрели настороженно. В пункте документа о моем увольнении не было ни слова о том, что меня выгнали из армии как сына врага народа. Такая запись противоречила бы утверждению о том, что дети не отвечают за грехи родителей. При увольнении мне объяснили, что в современных условиях армия освобождается от опасного балласта, но в приказе записали, что меня увольняют как морально неустойчивого, недостойного и пр. Нет-нет, можете не стыдиться общению со мной – 1.10.1959 министр обороны СССР маршал Р. Малиновский изменил формулировку приказа – меня, оказывается, просто уволили в запас по сокращению штатов. Обратно в армию меня не пригласили, да и был я уже в аспирантуре у замечательного педагога и ученого И.Я. Депмана и уходить от него не хотел.
А еще через сорок лет Кировский районный суд Томска решил (подчеркиваю, суд, т.е. государственный орган, его решение имеет силу закона!), что я являюсь реабилитированной жертвой политической репрессии. По отношению ко мне это звучит несколько двусмысленно. Реабилитация (позднелатинское rehabilitatio) – восстановление в правах, восстановление утраченного доброго имени, отмена необоснованного обвинения невиновного из-за отсутствия состава преступления. Но я никогда не лишался своих прав, не терял доброго имени, ни в чем не обвинялся, преступлений не совершал, да и под судом и следствием не был. Просто в марте 1937 года мы с мамой поехали из Ленинграда в ссылку в село Каракулино на пять лет (в связи с войной оказалось гораздо больше). Маму тоже не судили, а просто отобрали паспорт и приказали ехать, а меня либо взять с собой, либо передать в лагерь, где содержались дети врагов народа. И я жил, учился, работал, как все, будучи полноправным гражданином нашей великой Родины. 

***

Не раз уже говорил и писал, что в нынешней России что ни день, то праздник или какой-нибудь особо торжественный День! Скажем, 31 октября День работников СИЗО и тюрем, он следует за Днем памяти жертв политических репрессий, отмечаемым 30 октября. Согласитесь, эффектно – сегодня кого-то принесли в жертву, а завтра это дело («Дело»?) отметили за дружеским столом. С 31 октября все понятно, будьте здоровы, ребята, давайте еще по одной! Но вот с Днем 30 октября возникают вопросы. Надо его отмечать или не надо? И если надо, то как? Никакого единства в ответе на этот вопрос нет, ибо его, единства, у нас ныне вообще нет ни в чем. Более того, тема репрессий в СССР продолжает обсуждаться и у нас, и за рубежом. 
И приходится признать, что до сего дня ни одна партия не сумела дать объективной оценки этой составляющей нашего прошлого, признать, что это горькая, трагическая страница истории, истории именно нашей, и от нее мы не отречемся. Победители не знают и не хотят этого прошлого знать, а мы, временно потерпев поражение, стесняемся некоторых страниц истории и боимся задеть чувства ортодоксов. Репрессии в нашей стране остаются темой ожесточенных споров. Правда, пожалуй, зря написано «в нашей стране». Пока существуют классы, существуют и государства с их атрибутами – насилием и репрессиями. Кто-то со мной не согласится, ибо сказанное есть аксиома немодного в наше время марксизма. Но с марксизмом вы вправе не соглашаться, а вот с фактами истории не соглашаться трудно, отмахнуться от них невозможно – что было, то было.

***

Гонения христиан при Диоклетиане. Иконоборчество в Византии. Иван Грозный (около пяти тысяч казненных). Ночь святого Варфоломея, уничтожение 30 тысяч гугенотов. О святой инквизиции не стоит вспоминать, она не государственное учреждение, но ею в духе времени сожжено немало еретиков и ведьм, в том числе маленьких девочек. Якобинский террор во Франции, точных данных нет, но говорят о сорока тысячах казненных. Зато точно известно, что французский профессор Ж.И. Гильотен усовершенствовал «бритву нации», изобретенную на Британских островах, гильотину, прижившуюся позднее в Италии, Германии, Австрии (гитлеровцы гильотинировали более 40 тысяч человек, в том числе чешского публициста Юлиуса Фучика, советского татарского поэта Мусу Джалиля, русскую княгиню Веру Оболенскую, это не считая миллионов уничтоженных менее утонченными методами). 
Английские законы о бедных, казни ирландцев, массовые расстрелы сипаев в Индии. Благородные британцы придумали не только гильотину и расстрел из пушек, но еще и концентрационные лагеря в Южной Африке, где погибло примерно тридцать тысяч человек, половина из них – дети. Можно еще вспомнить маккартизм в США, тем более что у «отцов современной демократии» есть богатый опыт обращения не только с черными рабами и индейцами, но и с собственными рабочими, особенно во время Великой депрессии. Мир не забудет истребления местным населением евреев в Польше и Прибалтике в годы Второй мировой войны. Добавьте к этому культурную революцию в Китае, диктатуру Пиночета, красных кхмеров. И, конечно, белый и красный террор на территории бывшей Российской империи и политические репрессии в СССР.
И всякий раз, говоря о репрессиях, люди называют их «несправедливыми», «незаконными», «жестокими». 

*** 

В большинстве стран о своих скелетах в шкафу принято говорить лишь при определенных обстоятельствах, да и то вполголоса. Зато наши грехи Запад обсуждает с людоедской страстью. Мало того, мы сами плюем в наше прошлое, и в некоторых телепрограммах едва ли не главную партию отдаем откровенным русофобам. Власть в это не вмешивается, а довольно сильный отечественный хор подпевает исконным противникам России. Одна из первых партий в этом хоре принадлежит «Мемориалу».

*** 

Это общество возникло в СССР в 1987 году, официально учреждено в январе 1989 года на конференции, проходившей в Доме культуры Московского авиационного института. Это была очень представительная конференция, правда, никак не могу вспомнить, кем был представлен ЦК КПСС, во всяком случае не тов. Горбачевым М.С. Томичи делегировали на нее правозащитника Н.В. Кащеева и меня. Почему Николая Витальевича – понятно. Сын известного ученого-физика профессора ТГУ В.Н. Кащеева, образованный молодой человек, активный диссидент, со вполне определенными антисоветскими взглядами. В 1982 году по так называемому «Делу книжников» был осужден на один год принудительных работ. Если бы не ранняя кончина, он, наверное, и сегодня активно боролся против всего советского. В 1990 году, когда я расстался с «Мемориалом», считая, что работать в организации, дрейфующей от благородной заботы о жертвах нашей общей трагедии и восстановлении справедливости к оголтелому антисоветизму, антикоммунизму и русофобии мне, коммунисту, нельзя, он возглавил общество. 
Но я-то почему оказался первым председателем нашего отделения?
Список моих родных и близких, репрессированных в течение 1936–1952 годов, занимает не одну страницу. Все они реабилитированы еще советской властью. Для меня первый и самый дорогой – Федор Дмитриевич Пичурин (на снимке), большевик с дооктябрьским стажем, участник революции на Урале, красногвардеец, политработник 3-й Армии в годы Гражданской, руководитель Петроградского уездного и Володарского районного комитетов ВКП(б), «красный директор» Литейного завода и Северной судостроительной верфи. Главная его вина зафиксирована в протоколах XIV съезда ВКП(б) – вместе с другими ленинградскими делегатами (папа был делегатом этого, а ранее X, XI и XIII съездов партии, а также знаменитого IX съезда Советов, утвердившего ГОЭЛРО) он голосовал за представление содоклада Г. Зиновьеву в дополнение к докладу И. Сталина. Арестовали его в 1935 году, расстреляли в 1936-м, реабилитировали в 1956-м. 
Сейчас даже некоторые мои единомышленники говорят и пишут, будто «что-то все-таки было» и «наказания без вины не бывает». Но до 1993 года реабилитация проходила строго по закону: пересмотр дел в суде, изучение всех обстоятельств, допрос свидетелей и т.д. По делу отца Военный трибунал проверил все 56 доносов и допросил доносчиков, около половины к 1956 году были еще живы. В суде доказано – дело полностью сфальцифицировано. А с 1993 года процесс пошел проще – если гражданин осужден неправосудным органом или репрессирован без суда – реабилитировать! Юридически верно, а в жизни… Во всяком случае, я знаю казака, служившего у группенфюрера СС Гельмута фон Паннвица. Отсидел приличный срок, «Мемориал» считает его жертвой сталинских репрессий… 
Мама и я положили немало сил, пытаясь быстрее восстановить справедливость. Выступал в СМИ, пытался помочь другим пострадавшим, стал известен томичам. И когда ответственный секретарь Томской писательской организации Александр Казанцев предложил избрать меня председателем оргкомитета по созданию отделения «Мемориала» в Томске, собравшиеся на полустихийное собрание томичи проголосовали единодушно. После нашей конференции я возглавил Совет. 
Остальное понятно, как и то, что «Мемориал» продолжает свою работу. Например, в декабре 2009 года он поддержал инициативу Российской ЛГБТ-сети о признании осужденных в СССР гомосексуалистов жертвами политических репрессий. В УК РСФСР 1926 года существовала статья 154а, педерасты по ней получали до пяти лет, в особых случаях – до восьми. Правда, лесбиянок закон не осуждал. Для меня это дело темное, но, видимо, в «Мемориале» понимают, что всякое извращение ведет к антисоветизму. Тут я согласен, конечно, антисоветизм является одной из форм извращения здравого смысла. 
Когда был введен закон о регистрации некоммерческих организаций, получающих иностранное финансирование и ведущих политическую деятельность, «Мемориал» объявили иностранным агентом. После проверки в апреле 2013 года прокуратура заявила, что «Мемориал» занимается в России политической деятельностью с уставной целью «воздействовать на общественное мнение внутри страны». При этом его финансирование происходит из США. Ох, до чего же вовремя я ушел оттуда!
Но «Мемориал» активно работает, в том числе и защищая репрессированных. 

***

Но кто они, эти репрессированные?     Во-первых, те, кто в той или иной форме действительно боролся с советской властью – изменники, диверсанты, шпионы. Их было много, борьба шла жесточайшая. Большинство из них казнено, реабилитации они не подлежат. Хотя решения суда (трибунала) нередко были неадекватны содеянному. Скажем, сибирский крестьянин, мобилизованный в армию Колчака и взятый в плен в бою, в 1920 году был отпущен с миром. Но в 1937 году чекисты спохватились, зачислили его в ими же придуманную организацию, далее – 58-я статья, и «вплоть до высшей меры». Замечу, что многих колчаковцев, лично не виновных в зверствах колчаковского режима, подобная судьба миновала. В нашем пединституте, например, одного такого, ставшего профессором, даже в КПСС приняли.
Во-вторых, уголовники. Их, увы, тоже очень много. Отбыв определенный судом срок, освободившись условно-досрочно, попав под амнистию или милость главы государства, они вскоре избавлялись от судимости и становились полноправными гражданами. Если не ссылаться на диалектику, по которой все в мире взаимосвязано, то полученные ими наказания к политическим репрессиям не имеют никакого отношения. Уголовников не реабилитируют, ибо их преступления имели место, как доказано судом. Но в «Мемориале» считают иначе, часто относя уголовников к жертвам политики. Один горький пример.
Молодой офицер, герой форсирования Днепра, был неоднократно ранен, дошел до Берлина. После войны окончил Академию им. М. Фрунзе. Командовал дивизией. Но в 1957 году осужден на восемь лет за спекулятивные махинации со строительными материалами, поставлявшимися в дивизию, расквартированную в Бресте. Позднее его зарезал уголовник из томской тюрьмы, где они вместе отбывали часть срока. Сын похоронил отца на родине, на памятнике сохранены звания генерала и Героя Советского Союза, хотя он был их лишен после ареста. Факт преступления доказан судом, реабилитации осужденный не подлежит. Кто он? Жертва политической репрессии или герой, проливший кровь за Родину? Власть и суд не увидели в человеке разные стороны его жизни, нередко противоречивые. Оступился – нет ни прощения, ни снисхождения. Томский «Мемориал» считает его жертвой сталинских (по времени надо бы считать хрущевских) репрессий. 
Но вот совсем другая ситуация. Герои Советского Союза авиаторы Бронислав Антилевский и Семен Бычков, попав в плен, перешли в РОА, воевали против своей страны, расстреляны, реабилитации не подлежат. Но ведь и их кое-кто считает жертвами сталинских репрессий! 
Угодны более крупные примеры? Командарм 2-го ранга «испанец» Г. Штерн разгромил японцев на Халхин-Голе, стал Героем Советского Союза (Золотая звезда №154). А потом его расстреляли за промахи в организации ПВО страны. И кто ныне знает этого выдающегося человека? Подобнымими оказались судьбы многих военных, начиная с командующего Белорусским военным округом, тоже «испанца», Героя Советского Союза генерала Д. Павлова. Не сдержал натиска фашистов – обязан ответить по законам военного времени. Ответил. Расстрелян, хотя стоило просто разжаловать, отправить в штрафбат или послать командовать ротой. Реабилитирован, как и другие военные, во многом виновные, но одно дело рассуждать об этом сегодня, через 77 лет, а другое – когда через неделю после начала войны столицу Белоруссии сдали врагу. Тут, пожалуй, все ясно, особенно если добавить, что в предвоенные годы в танковых войсках и в авиации действительно было немало грубейших нарушений дисциплины и порядка, тоже породивших несправедливые, но заслуженные наказания.
В-третьих, основная группа репрессированных – честные коммунисты и беспартийные, «враги народа», осужденные по лживым доносам. Да, нередко мнение этих людей не совпадало с мнением власти, они спорили с вышестоящими, были «неудобными». Но ничего антипартийного и антисоветского они не совершали, до последних минут считая, что происходящее с ними – ошибка, и искренне веря руководству. Почти все они реабилитированы, большинство посмертно. О них надо помнить и рассказывать, и если мы не сделаем этого сегодня, то правду не расскажет никто и никогда. 
С их судьбой неразрывна судьба ЧСИР, членов семей изменников Родины. Как минимум – ссылка, как максимум – лагерь. Нас, их детей, тоже причисляют к репрессированным и даже реабилитированным. И тут немало спорного. Например, меня в 1942 году приняли в ВЛКСМ, в 1945-м – в военное училище, при поступлении в гражданский вуз кое-какие проблемы были, но приняли и даже диплом с отличием выдали. До сих пор сожалею, что вышибли из армии, но настоящей трагедией это все-таки не было. Долго не принимали в партию, хотя обладание партийным билетом и истинная партийность далеко не одно и то же. В КПСС меня приняли лишь в 1960 году, но коммунистом я себя считаю потомственным, со стажем от рождения. Деталь, сегодня могущая вызвать усмешку. После ХХ съезда КПСС меня пригласили в партбюро: «Отец реабилитирован? Вступай в партию!.. Как в 1935-м? А не в 1937-м? Знаешь, тогда надо подумать, в 35-м зря не сажали, мы посоветуемся…» Осторожность и бдительность! Думаете, ныне иначе? 
…В одной из радиопередач томские мемориальцы высказали сомнение в убеждениях первого секретаря нашего обкома КПРФ Н. Барышниковой. Логика как у главначпупса Победоносикова из «Бани». Помните? «Микель Анжело? Итальянец? – Фашист!» Наталья Геннадьевна родилась на Колыме? А кто там жил? Заключенные и их охранники. Значит, у родителей Натальи Геннадьевны руки… Значит… Да ничего не значит! Отец у нее – шахтер, направившийся из Кузбасса добровольцем по призыву ЦК ВЛКСМ, мама – учительница, поехавшая к любимому человеку, не побоявшись мрачных мест, правда, Колыма шестидесятых была уже совсем не той, что описана Варламом Шаламовым. А я, хотя уже четверть века знаю Барышникову (она начала работу в партии с должности моего помощника в Думе Томска), этими подробностями не интересовался. Мне важны знания, умение работать, порядочность, убеждения. При чем тут социальное положение родителей? Господа! Это же та самая логика, которую вы осуждаете, говоря о поводах для репрессий. Не могу не привести еще один пример. Следователь по делу папы рассуждал примерно так. Ф. Пичурин был командирован в Германию в 1930 году. В Германии есть гестапо. Значит, он его агент. То, что Geheime Staatspolizei будет создана лишь через три года, в 1930 году не знали в Берлине, не знал даже сам инициатор создания этой мрачной службы Герман Геринг. А в Ленинграде знали не разведчики и политики, а рядовой следователь. Фамилию его не назову, его тоже расстреляли, есть над чем поразмышлять. Господа, вы что, у малограмотных сотрудников ОГПУ учитесь? Дай вам волю… 

***

По такой же осторожной логике репрессировали народы. Сегодня очевидно, что депортация всей нации за преступные действия ее отдельных представителей негуманна и противозаконна. Но спросите об этом партизан, выданных фашистам жителями Крыма. Я успел уже после войны услышать некоторые подробности от чудом уцелевшего томского доцента, в 1942 году партизана, выданного предателями гестаповцам. Или поговорите с советскими солдатами, снятыми с фронта для подавления чеченских восстаний в нашем тылу, восстаний, имевших целью помочь гитлеровцам овладеть нефтяными богатствами Кавказа. Да, у этих восстаний были очень разные причины, даже сегодня не все в этом ясно, но тогда расстановка сил была очевидна – кто-то дрался с фашистами, а кто-то не только дезертировал из РККА, но и пытался нанести ей удар в спину. Что считать законным по меркам осени 1941 года, когда Москва была видна противнику из полевого бинокля, а немцы, взяв Ростов, форсировали Дон? А еще поразмышляйте над действиями президента Ф. Рузвельта, депортировавшего после трагедии Перл-Харбора более ста тысяч японцев, проживавших в США. И еще задумайтесь, почему депортированные члены ВКП(б) и ВЛКСМ не исключались из партии и комсомола? 

***

Так что же нам делать 30 октября? Собирать митинги, проклинать прошлое, объявлять всех сотрудников ВЧК-ОГПУ-НКВД кровавыми палачами, умножать зло, а нас изображать несчастными, прямо-таки «седохом и плакохом на реках Вавилонских»? И рисовать картину о сорока (Р. Медведев), восьмидесяти (А. Антонов-Овсеенко), ста (А. Яковлев) миллионах жертв при двухсотмиллионном населении СССР, сообщать, что на территории Томской области репрессировано пятьсот тысяч человек, хотя все ее население сегодня чуть превосходит один миллион, а в годы пика репрессий не достигало и четырехсот тысяч. Разумеется, соответствующим образом оценивать всю советскую историю нашей Родины и требовать исполнения проекта «Последний адрес» – установления на каждом доме, откуда были увезены будущие жертвы, специальных табличек. 
Или говорить, что репрессий вообще не было, так, немножко, да и то по заслугам, ведь дыма без огня не бывает. А уж красные командиры, особенно латыши, – они же троцкисты, им так и полагается. Хотя почти все они реабилитированы судом, их реабилитация, повторяю, имеет силу закона. 
Или – только правда, как бы горька она ни была? Знать, помнить, многим и многими гордиться, о многих горевать, уважать друг друга, уважать свою историю, жить в мире и дружбе. 

***

Уверен, что, читая эти заметки, кто-то скажет: «Ну сколько же можно писать об этом? Надоело уже!» Вообще говоря, если вам надоело – не читайте, есть другие авторы, другие статьи, другие точки зрения. И для того, чтобы согласиться со мной и моими единомышленниками, вовсе не обязательно самому испытать все испытанное нами. Достаточно не сгибаться, верить святым идеалам и не бегать из одной партии в другую. И пишу я вовсе не для того, чтобы лишний раз напомнить о себе и своих родных и близких, тут мне давно все ясно, хотя что-то забыть или отбросить я не могу и не хочу. 
Моя мысль очень проста. Смерть лишь в некоторых особых случаях составляет смысл жизни. Это смерть трехсот спартанцев во главе с царем Леонидом, инока Пересвета, Ивана Сусанина, Александра Матросова, Николая Гастелло, Ивана Черных, тысяч безвестных защитников Родины. Это – свято. Но настоящий смысл жизни заключен в ней самой, поэтому мы должны знать не только о том, что маршал Тухачевский расстрелян, но и о том, что он сделал в РККА, что из написанного им надо читать, в чем был прав, а в чем ошибался. И о генерале Смушкевиче надо знать не только как о жертве репрессии, но и как о создателе системы действий авиации в современной войне, «генерале Дугласе», который, по словам Геринга, стоил двух авиадивизий. Все знают, как умер в тюрьме Блюхер, но что людям ведомо о его работе в Китае и вообще на Востоке? А что, кроме строки «погиб в годы репрессий», мы знаем о работе сотен «красных директоров», наших инженеров, дипломатов, разведчиков? Ведь это именно они сделали возможным чудо, называющееся нашей Победой! А мы ограничиваемся словами: «расстрелян, реабилитирован»… И если они в чем-то оступались, если они допустили ошибки, мы должны это знать и понимать. Не смерть – все умрем, этим не удивишь, а жизнь есть главное в человеке. И пока мы не будем откровенно и честно говорить об их жизни, раскол в нашем обществе не исчезнет.
Мы теряем собственную историю, однобоко рассказывая о пережитой Отечеством трагедии, о людях, быть может, где-то и оступившихся, или даже имевших «не те» убеждения. Да и о наших прямых врагах надо знать все. Нет, я вовсе не призываю к всепрощению! И никогда не соглашусь с иркутянами, установившими памятник диктатору Колчаку. Но как ленинградец по рождению, как гражданин России я обязан знать и ценить действия командующего Балтийским флотом адмирала Н.Ф. Эссена и его воспитанника адмирала А.В. Колчака, вместе с другими балтийцами установившими накануне начала Первой мировой войны мощные минные и артиллерийские заграждения у входа в Финский залив. Ни один немецкий корабль не сумел прорваться тогда к Петрограду, столице империи! Из того, что в 1918–1919 годах Колчак залил Урал и Сибирь кровью, никак не следует, что об его участии в спасении России в 1914–1916 годах можно забыть. Да, заслуги человека в чем-то одном не могут оправдать его преступления в другом. Но мы обязаны знать и правильно оценивать всё! 

***

…Так уж получилось, что мне первому из исследователей тридцать лет назад удалось побывать «в застенках КГБ», чтобы изучить «Дело №12301» Николая Клюева и смежные с ним дела. Написал десятки статей и вышедшую двумя изданиями книгу, рассказываю о жизни и творчестве этого замечательного крестьянского поэта, веду экскурсии по клюевским местам Томска. И часто убеждаюсь, что многие люди и сейчас знают о «певце олонецкой избы» только одно – расстрелян в Томске, его именем названа одна из новых улиц нашего старинного города. А что написал? Как жил? Можно ли представить, что о гибели на дуэлях Пушкина и Лермонтова, о самоубийствах Есенина и Маяковского вы знаете, но об их жизни и творчестве имеете смутное представление? Или мы скоро и в этом придем к такой «исторической памяти»?

г. Томск

Другие материалы номера