Не терпелось войти в «пещеру тигра»

По свидетельству очевидцев, стремясь подчеркнуть свое гостеприимство, Иосиф Сталин лично подвигал гостям тарелки с яствами и разливал вино. Однако обилие комплиментов не могло скрыть от наблюдателя, что за столом сидели не друзья, а противники.
Участник банкета с японской стороны – личный секретарь министра иностранных дел Японии Ёсукэ Мацуока – Тосикадзу Касэ, впоследствии видный японский дипломат, рассказывал о состоявшемся за столом примечательном диалоге:
Подняв свой бокал, Мацуока сказал: «Соглашение подписано. Я не лгу. Если я лгу, моя голова будет ваша. Если вы лжете, я приду за вашей головой».
Сталин поморщился, а затем со всей серьезностью произнес: «Моя голова важна для моей страны. Так же, как ваша для вашей страны. Давайте позаботимся, чтобы наши головы остались на наших плечах».
Предложив затем тост за японскую делегацию, Сталин отметил вклад в заключение соглашения ее членов из числа военных.
«Эти представляющие армию и флот люди заключили пакт о нейтралитете, исходя из общей ситуации, – заметил в ответ Мацуока. – На самом деле они всегда думают о том, как бы сокрушить Советский Союз». Сталин тут же парировал: «Хотелось бы напомнить всем японским военным, что сегодняшняя Советская Россия – это не прогнившая царская Российская империя, над которой вы однажды одержали победу».
Хотя Сталин попрощался с японским министром в Кремле, затем неожиданно он появился на вокзале, чтобы лично проводить Мацуоку. Это был беспрецедентный и единственный в своем роде случай, когда советский лидер счел необходимым таким необычным жестом подчеркнуть важность советско-японской договоренности. Причем подчеркнуть не только японцам, но и немцам.
Зная, что среди провожавших Мацуоку был и германский посол в Москве фон Шуленбург, Сталин демонстративно обнимал на перроне японского министра, заявляя: «Вы азиат, и я азиат… Если мы будем вместе, все проблемы Азии могут быть решены». Мацуока отвечал: «Проблемы всего мира могут быть разрешены».
В целом негативно относящиеся к каким-либо договоренностям с Советским Союзом военные круги Японии не придавали пакту о нейтралитете особого значения. В «Секретном дневнике войны» японского генерального штаба армии 14 апреля 1941 года была сделана следующая запись: «Значение данного договора состоит не в обеспечении вооруженного выступления на юге. Не является договор и средством избежать войны с США. Он лишь дает дополнительное время для принятия самостоятельного решения о начале войны против Советов». Еще более определенно высказался в апреле 1941 года военный министр Японии, впоследствии премьер-министр Хидэки Тодзио: «Невзирая на пакт, мы будем активно осуществлять военные приготовления против СССР».
О том, что наиболее антисоветски настроенные японские генералы рассматривали пакт о нейтралитете лишь как прикрытие завершения подготовки к наступательной операции, свидетельствует сделанное 26 апреля заявление начальника штаба Квантунской армии Кимура на совещании командиров соединений этой армии. «Необходимо, – заявил он, – с одной стороны, все более усиливать и расширять подготовку к войне против СССР, а с другой – поддерживать дружественные отношения с СССР, стремясь сохранить вооруженный мир и одновременно готовиться к операциям против Советского Союза, которые в решительный момент принесут верную победу Японии».
Советская разведка своевременно и объективно информировала Москву об этих настроениях в японской армии. 18 апреля резидент советской военной разведки в Японии Рихард Зорге сообщал, что «Отто (Хоцуми Одзаки – А.К.) посетил Коноэ (премьер-министра Японии – А.К.) как раз в тот момент, когда Коноэ получил от Мацуоки телеграмму о заключении пакта о нейтралитете. Коноэ и все присутствовавшие были чрезвычайно рады заключению пакта. Коноэ сразу позвонил об этом военному министру Тодзио, который не высказал ни удивления, ни гнева, ни радости, но согласился с мнением Коноэ о том, что ни армия, ни флот, ни Квантунская армия не должны опубликовывать какое-либо заявление относительно этого пакта. Во время обсуждения вопроса о последствиях пакта вопрос о Сингапуре не поднимался. Основное внимание всех присутствующих было сосредоточено на вопросе использования пакта для ликвидации войны с Китаем…»
28 апреля советский военный атташе в Корее телеграфировал: «22 апреля начальник штаба армии (японской армии в Корее – А.К.) Такахаси заявил журналистам: «СССР, признавая мощь Японии, заключил с ней пакт о нейтралитете с тем, чтобы сконцентрировать свои войска на западе. Только военная сила может обеспечить эффективность пакта, и поэтому новое формирование ни Квантунской, ни Корейской армии ослаблено не будет, и они со своих позиций не уйдут. Такахаси привел исторические примеры, когда Китай, будучи в военном отношении слабее Японии, шел на заключение выгодных для Японии договоров. Сейчас основной задачей Японии, как он заявил, является завершение китайской войны».
Имея подобную информацию, Сталин понимал, что, несмотря на подписание пакта о нейтралитете, японцы не ослабят свою боевую готовность на границах с СССР. Тем не менее он считал, что, имея пакт о ненападении с Германией и пакт о нейтралитете с Японией, СССР сможет выиграть время и в течение определенного периода оставаться вне войны. Однако, как показали последовавшие события, «вооруженный нейтралитет» Японии отнюдь не гарантировал безопасность СССР на Дальнем Востоке и в Сибири. Лживы были и слова японского министра Мацуоки.
22 июня 1941 года, получив сообщение о начале германского вторжения в СССР, Мацуока спешно прибыл в императорский дворец, где весьма энергично стал убеждать японского монарха как можно скорее нанести удар по Советскому Союзу с Востока. В ответ на вопрос императора, означает ли это отказ от выступления на юге, Мацуока ответил, что «сначала надо напасть на Россию». При этом министр добавил: «Нужно начать с севера, а потом пойти на юг. Не войдя в пещеру тигра, не вытащишь тигренка. Нужно решиться».
Эту позицию Мацуока отстаивал и на заседаниях координационного совета правительства и императорской ставки. Им приводились следующие доводы:
а) необходимо успеть вступить в войну до победы Германии, из опасения оказаться обделенными;
б) поскольку на принятие решения в пользу войны с СССР немаловажное влияние оказывала боязнь возможной перспективы одновременной войны против Советского Союза и США, Мацуока убеждал высшее японское руководство и командование в том, что этого удастся избежать дипломатическими средствами;
в) министр высказывал уверенность, что нападение на Советский Союз окажет решающее влияние на окончание войны в Китае, ибо в этом случае правительство Чан Кайши окажется в изоляции.
Хотя предложение о первоначальном ударе в тыл Советского Союза базировалось на выводе о краткосрочном характере германской агрессии, учитывалась и возможность затяжной войны, и даже поражения Германии. Считалось, что при всех обстоятельствах Японии лучше вступить в войну на севере, чем идти на риск вооруженного столкновения с США и Великобританией. Сторонники этой концепции полагали, что в случае, если Великобритания, поддержанная США, в конце концов, одержит победу над Германией, Японию не будут строго судить «за нападение лишь на коммунизм».
Участники заседаний не высказывали возражений против доводов Мацуоки. Они соглашались с тем, что германское нападение на СССР с запада представляет весьма выгодную возможность реализовать вынашиваемые годами планы отторжения в пользу Японии его восточных районов.
Из стенограммы 32-го заседания координационного совета правительства и императорской ставки от 25 июня 1941 года:
«Министр иностранных дел Мацуока: Подписание пакта о нейтралитете (с СССР – А.К.) не окажет воздействия или влияния на Тройственный пакт. Об этом я говорил после моего возвращения в Японию (из Германии и СССР – А.К.). К тому же со стороны Советского Союза пока нет никакой реакции. Вообще-то, я пошел на заключение пакта о нейтралитете, считая, что Германия и Советская Россия все же не начнут войну. Если бы я знал, что они вступят в войну, я бы, вероятно, занял в отношении Германии более дружественную позицию и не стал бы заключать пакт о нейтралитете. Я заявил Отту (посол Германии в Японии – А.К.), что мы останемся верны нашему союзу, невзирая на положения (советско-японского) пакта, и, если решим что-то предпринять, он будет проинформирован мною в случае необходимости».
Такова цена «самурайского слова». Последовавшее тщательное обсуждение нападения на СССР и приведение для этого в готовность вооруженных сил Японии убедительно подтвердили, что для японцев коварно обмануть противника – вовсе не зазорно, наоборот, это проявление военной «хитрости и доблести». Именно вероломно под покровом ночи нападали японские самураи на Россию в 1904 году, а затем на США – в декабре 1941 года.
Но напрасно японцы думали, что обманули Сталина, пообещав нейтралитет. Известны слова Сталина о том, что японцам доверять нельзя. Он говорил летом 1942 года представителю вооруженных сил США в Москве генерал-майору авиации Филлетту Бредли: «Наши отношения с Японией формально регулируются пактом о нейтралитете. Японцы несколько раз заверяли нас, что они не намерены нарушать этого пакта. Но в нашей стране невозможно найти хотя бы одного человека, который поверил бы этим заверениям. Японцы могут нарушить этот пакт и напасть на СССР в любой момент…»
Именно поэтому Сталин смог перебросить с Дальнего Востока и Сибири лишь ограниченное число дивизий, вооружения и техники. При этом значительная группировка советских войск вынужденно сохранялась в восточных районах страны на случай японского вероломного нападения. Сознательное сковывание по договоренности с гитлеровской Германией этих войск продлевало Великую Отечественную войну, увеличивало жертвы советского народа, что было формой участия Японии в агрессии против СССР.

Источник: https://regnum.ru/news/polit/3003873.html 

 

В июле 1941 г. нападение на СССР 
стало одной из основных целей Японии

23 июня 1941 г. Зорге получил приказ из Москвы: «Сообщите Ваши данные о позиции Японского правительства в связи с войной Германии против Советского Союза. Директор».
Уже через день, 25 июня, советский разведчик докладывает: «…из разговоров моих и работников с японцами установил:
…Для простого народа и интеллигенции выступление Германии против СССР было полной неожиданностью. Они рассказывали, что когда банковские служащие Йокогамы узнали об этом событии, то многие из них говорили: «Пришло такое время, что если призовут в армию, то не будем знать, на кого направлять ружье, ибо непонятно, кто враг, а кто друг». Эта категория людей ясно понимает, что наступающей стороной является гитлеризм, порвавший договор, как простую бумажку, а отсюда – верить Гитлеру нельзя.
Оценивая взаимоотношения Японии и СССР, простой народ и интеллигенция говорят: Япония не может воевать против СССР, от этой войны она не может получить ничего, следовательно, воевать в пользу Германии могут только дураки. Мы получили экономические выгоды от торговли на основании заключенных договоров. Мы воюем уже четыре года, мы устали, денег нет, все дорого и ничего нет, зарплата уже почти не обеспечивает прожиточного минимума. Это ярко показала йокогамская демонстрация в мае против закрытия порта, где было арестовано 300 чел.
На усиленно развернувшуюся пропаганду немцев, которая заполняет газеты до 75% всех статей, простые люди читают и удивляются: «Как Германия сильна – 2000 самолетов сбила!», верят в написанное. Люди, способные мыслить, говорят: здесь от 50% до 5%.
Немецкая ложь и демагогия проводятся на основе защиты интересов всего мира против коммунизма.
Генералы Араки и Сида с прогнозами современной войны по-детски заявляют, что Германия разобьет СССР в два-три месяца. Соотношение сил строится арифметически, без политического анализа, без анализа запасов стратегического сырья и промышленных мощностей, следовательно, прогнозы звучат неубедительно и наивно, но народ, читая их, верит, что немцы сильнее…
Годзэн кайги
Некоторая определённость насчёт политики Японии в отношении Советского Союза наступила 2 июля 1941 г. после решений Императорского совещания (Годзэн кайги). В принятом этим совещанием совершенно секретном документе «Программа национальной политики империи в соответствии с изменением обстановки» указывалось: «Если германо-советская война будет развиваться в направлении, благоприятном для нашей империи, мы, прибегнув к вооруженной силе, разрешим северную проблему и обеспечим безопасность северных границ».
Этим вооружённое нападение на СССР было утверждено в качестве одной из основных целей империи. Приняв такое решение, японское руководство, по сути, отбросило подписанный лишь два месяца назад советско-японский пакт о нейтралитете. Выступавший обычно на Императорских совещаниях от имени японского монарха председатель Тайного совета Ёсимити Хара заявил 2 июля при обсуждении политического курса в отношении СССР: «Я полагаю, все из вас согласятся, что война между Германией и Советским Союзом действительно является историческим шансом Японии… Я с нетерпением жду возможности для нанесения удара по Советскому Союзу. Я прошу армию и правительство сделать это как можно скорее. Советский Союз должен быть уничтожен».
Присоединение Японии к войне против СССР еще более усложнило бы военное положение Советского Союза, которое и без того было близким к критическому. Понимая это, Зорге приложил максимальные усилия для получения сведений о ближайших планах Токио. И это ему удалось.
3 июля, на следующий день после Императорского совещания, он сообщил в Москву, что Япония может вступить в войну не позднее чем через 6 недель.
«…Германский военный атташе сказал мне, что японский Генштаб наполнен деятельностью с учетом наступления немцев на большого противника и поражения Красной Армии. Он думает, что Япония вступит в войну не позднее как через 5 недель. Наступление японцев начнется на Владивосток, Хабаровск и Сахалин с высадкой десанта со стороны Сахалина на Советском побережье Приморья. Общее настроение народа против действий Германии и присоединения Японии…»
К сообщениям Зорге в Москве стали относиться со всей серьёзностью. При докладе его донесений высшему советскому руководству стали появляться примечания о высокой степени достоверности информации этого разведчика. На сообщениях из Токио, в которых подтверждалась опасность японского нападения на СССР в августе, разведуправление Генерального штаба Красной армии делало следующее примечание: «Учитывая большие возможности источника и достоверность значительной части его предыдущих сообщений, данные сведения заслуживают доверия».
11 августа, когда подготовка к нападению на СССР по плану «Кантокуэн» («Особые маневры Квантунской армии») достигла апогея, Зорге предупреждал:
«Прошу вас быть особо бдительными, потому что японцы начнут войну без каких-либо объявлений в период между первой и последней неделей августа».
Несмотря на то, что группа Зорге работала в буквальном смысле слова на износ, когда интенсивность радиопередач с большой степенью вероятности могла привести к раскрытию группы, Центр, подгоняемый требованиями высшего руководства страны, не заботясь в должной мере о безопасности разведгруппы, настаивал на большем. На шифровках из Токио появлялись резолюции: «Инсон может и должен давать больше и чаще материала, чем он дает сейчас и более конкретно».
Понять нетерпение и требовательность Центра можно. Ведь речь шла о судьбе страны и народа, ибо опасность для СССР одновременной войны на два отдалённых друг от друга фронта, с одной стороны, и крайняя необходимость дальневосточных и сибирских дивизий на советско-германском фронте – с другой, делали информацию из Токио жизненно важной. Однако Зорге и его товарищи не заслуживали упреков. Их информация ложилась на стол И.В. Сталина и других высших руководителей СССР. Разведсводки для Кремля в значительной степени составлялись из сообщений Зорге. Так, в спецсообщении Разведывательного управления Генерального штаба Красной Армии от 11 августа 1941 г. № 661 208 «Подготовка Японии к войне против СССР. Оценка немцами нового кабинета Коноэ» советскому политическому руководству и верховному командованию докладывалось:
«1. Японское правительство продолжает проводить усиленную подготовку к вступлению в войну против СССР.
Произошедшее за последние 10 дней значительное увеличение количества японских войск против СССР позволяет предполагать, что к середине августа японцы в основном закончат сосредоточение своих войск.
Неясность положения в районе Южных морей и незавершенность войны в Китае не позволяет японцам в начальный период войны развернуть против СССР из имеющихся 72 пех. дивизий более 40-45 пех. дивизий.
2. Растянутость сроков сосредоточения и сравнительно небольшой темп перебросок японских войск из метрополии в Маньчжурию, видимо, объясняются желанием японского командования обеспечить скрытность сосредоточения группировки войск против нас».
Разведданные Зорге позволили перебросить осенью 1941 года под Москву 16 дивизий
Начало японского наступления на СССР было запланировано на 29 августа 1941 года.
…29 августа на стол Сталина легло спецсообщение Разведывательного управления Генерального штаба Красной армии, основанное главным образом на информации «группы Рамзая»:
«Разногласия в правящих кругах в Японии о сроках нападения на Советский Союз.
По агентурным данным из Токио, заслуживающим доверия, в связи с более решительной политикой США в отношении Японии, внутри японского правительства за последнее время усилилась борьба между сторонниками немедленного вступления в войну на стороне Германии и группировкой, отстаивающей политику выжидания. Причем точку зрения последних якобы поддерживает Коноэ.
По этому вопросу нет единства и в самой армии. В руководящих кругах армии и флота также существуют две группировки: одна, начальника военного департамента военного министерства генерал-майора Муто и других, требует немедленного выступления против Советского Союза, а другая, опирающаяся в основном на командование японскими войсками в Китае и морской флот, стоит за активные действия в районе Южных морей.
Немцы проявляют большое недовольство медлительностью вступления Японии в войну против СССР и по-прежнему продолжают нажим на японское правительство.
В подтверждение позиции, занимаемой Коноэ, источники РУ сообщают, что Коноэ дал указание командующему Квантунской армии генералу Умэдзу избегать каких-либо провокационных действий на границе Советского Союза.
По мнению военного министра Тодзио, время для вступления Японии в войну с СССР еще не наступило, тем не менее, усиление группировки японских войск против нас продолжается.
За два месяца советско-германской войны японское командование больше чем в два раза увеличило количество своих войск в Маньчжурии и Корее. Вместо имевшихся на 22 июня 12 пех. дивизий, 6 танковых полков, 12 арт. полков АРГК, 23 боевых авиаотрядов к 29 августа в Маньчжурии и Корее было сосредоточено 28 пех. дивизий, 12 танковых полков, 20 арт. полков АРГК, 35 боевых авиаотрядов и другие спец. части, общей численностью около одного миллиона человек, 5000 орудий всех калибров, до 1000 танков и около 1500 самолетов…»
Опубликованные в послевоенный период японские документы и исследования подтверждают удивительную точность сообщений Рихарда Зорге и правильность обобщений и выводов докладов РУ ГШ Красной армии о подготовке японского командования к нападению на СССР, а также разногласиях по поводу выбора момента для удара. Важны были сообщения и о том, что альтернативой выступления на севере было открытие военных действий на юге, против США и Великобритании.
Сообщения об опасности японского удара с востока, безусловно, оказали большое влияние на решение советского политического и военного руководства и лично И. В. Сталина в самый трудный и опасный период войны с Германией летом − осенью 1941 г. проявить выдержку и не ослаблять значительно группировку советских войск на Дальнем Востоке и в Сибири. Существуют все основания считать, что японское нападение на СССР в 1941 г. не состоялось главным образом потому, что советские дальневосточные войска, вопреки ожиданиям японского командования, сохранили высокую боеспособность и были в состоянии дать отпор агрессору.
На состоявшемся 6 сентября 1941 г. очередном Императорском совещании в документе «Программа осуществления государственной политики империи» было зафиксировано решение воздерживаться от нападения на СССР в 1941 году. Было признано целесообразным отложить выступление на севере до весны 1942 года. Участники предшествовавшего Императорскому совещанию заседания координационного совета правительства и императорской ставки (3 сентября) пришли к выводу, что «поскольку Япония не сможет развернуть крупномасштабные операции на севере до февраля, необходимо за это время быстро осуществить операции на юге».
И это решение стало благодаря разведгруппе Зорге известно Москве. 11 сентября советский разведчик докладывал:
«Германский посол Отт потерял всякую надежду на выступление Японии против СССР. Сиратори (бывший посол Японии в Италии, в данное время работает в МИД) сказал Отту, что если Япония начнет войну, то только на юге, где они смогут получить сырье − нефть и металлы. На севере они (предполагаются немцы) не смогут получить достаточной помощи.
Один из друзей В (оенно-)Морского флота сказал Паула (морской атташе германского посольства в Токио), что выступление Японии против СССР больше не является вопросом. Моряки не верят в успех переговоров Коноэ с Рузвельтом и подготавливаются к выступлению против Таи и Борнео. Он думает, что Манила должна быть взята, а это означает войну с Америкой.
14 сентября Зорге направил в Москву сообщение, которое, можно сказать, венчало его многолетнюю работу в Японии:
«Источник Инвест выехал в Маньчжурию. Он сказал, что японское правительство решило не выступать против СССР в текущем году, но вооруженные силы будут оставаться в Маньчжурии на случай возможного выступления будущей весной, в случае поражения СССР к тому времени. Инвест заметил, что СССР может быть абсолютно (слово неразборчиво) свободен после 15 сентября.
Источник Интерн (Ё. Мияги) сообщил, что один из батальонов 14 пехотной дивизии, который должен быть отправлен на север, оставлен в казармах гвардейской дивизии в Токио.
Из писем офицеров и солдат, получаемых из пограничной линии в секторе Ворошилов (ныне Уссурийск. − А.К.), известно, что они оттянуты в район Муданьцзян.
В тот же день Зорге подтвердил это сообщение, ссылаясь на информацию из германского посольства:
«По мнению посла Отт, выступление Японии против СССР теперь уже вне вопроса. Япония сможет выступить только в случае, если СССР перебросит в большом масштабе свои войска с Дальнего Востока.
В различных кругах начались резкие разговоры об ответственности за мобилизацию в большом масштабе и по поводу содержания огромной Квантунской армии, которые, несомненно, принесут стране большие экономические и политические затруднения.
Эта информация, подтверждённая и другими источниками, оказала непосредственное влияние на решение советского руководства перебросить осенью 1941 г. под Москву 16 дальневосточных и сибирских дивизий.
Однако следует отметить, что фраза Зорге о том, что «после 15 сентября СССР может быть абсолютно свободен», не совсем точно отражала ситуацию. Как стало известно после войны из японских документов, в случае падения Москвы японцы планировали незамедлительно «малой кровью» оккупировать советский Дальний Восток и Сибирь. В этом случае допускалось одновременное проведение операций как на юге, так и на севере. В Генеральном штабе японской армии был разработан вариант плана «Кантокуэн», который надлежало осуществить в случае падения Москвы и резкого изменения в пользу Японии соотношения сил на Дальнем Востоке. Выделенные для войны против СССР японские войска не включались в планы войны на юге и продолжали усиленно готовиться к действиям на севере.
Однако эту информацию Зорге сообщить в Москву уже не мог − последовавшие в октябре 1941 г. аресты членов его группы, а затем и его самого означали конец деятельности одной из самых эффективных и стратегически важных разведывательных организаций периода Второй мировой войны. Это не означало, что Москва лишилась информации о планах и намерениях Японии. Не менее важные разведданные поступали из Китая, которые при принятии принципиальных стратегических решений использовались для перепроверки и подтверждения разведданных от группы Зорге.
Работая в оккупированных японскими войсками районах Китая (Шанхай, Харбин), советские разведчики регулярно информировали Москву обо всех передислокациях японских войск вблизи советских границ. Весьма значимой была информация из Маньчжурии об относительной слабости технического оснащения Квантунской армии, недостаточном для наступательных операций количестве танков и самолётов. Поэтому, ни в коей мере не подвергая сомнению выдающиеся заслуги группы Зорге, следует по достоинству оценить и вклад других советских разведчиков в дело срыва японских планов нападения на СССР.

Источник: https://www.fondsk.ru/news

Другие материалы номера