Сама по себе идея, заложенная в федеральный проект, здравая. Качественные дороги, удобные тротуары, благоустройство дворов – все это, конечно, нужно и приветствуется гражданами. По этой части в Тверской области (в том числе в Андреаполе) заметны несомненные положительные изменения. О них часто рассказывают областные СМИ. Правда, остаются «за кадром» издержки этого процесса, для характеристики которых, на мой взгляд, применимо выражение В.С. Черномырдина: «Хотели как лучше, а получилось как всегда». Чтобы обрисовать суть дела, приведу выдержку из своего (третьего по счету) письма-заявления главе местного муниципалитета Н.Н. Бараннику.
«Из «комиссионно-всестороннего» ответа С.Д. Пааль на мое заявление от 19 июля с.г. о том, какие неудобства принесла нам с супругой в ночное время «комфортная среда», следует, что мы, в понимании С.Д. Пааль, не являемся гражданами. Она утверждает, что проект принимался по желанию граждан и в интересах граждан. Однако нашим (а именно наш дом напрямую соседствует с этим «комфортом») желанием или нежеланием, чтобы проект был реализован в таком виде, никто не поинтересовался. Хотя мы могли бы внести некоторые предложения.
Как результат «комфорт» приносит мне и моей супруге, уже пожилым людям, физические и моральные страдания, сделав нашу жизнь в родовом гнезде (оно существует с начала 30-х годов) невыносимой. Представьте себе, если бы в 15 метрах от ваших окон всю ночь были шум-гам, пьянство, музыка, свет от многочисленных фонарей бил бы вам в глаза (недавно Мария Бутина рассказывала на ТВ, как ее пытали светом в американской тюрьме, здесь происходит примерно то же самое), а территория за вашим палисадником превратилась бы в сортир…
С.Д. Пааль рекомендует мне обращаться в полицию, в Роспотребнадзор. Электроосвещение-де регулирует автоматика, мы, администрация, тоже тут ни при чем. То есть ваш заместитель дает мне понять: мы создали для граждан «украшение Андреаполя», а вы разбирайтесь со своей «головной болью» от него сами. Как говорится, я не я и лошадь не моя…»
Реакции не последовало. Тогда я обратился к начальнику Тверского областного ГУ МВД П.А. Пырху: «…поздним вечером в «комфорте» на антивандальных скамейках собирается группа молодежи, доходящая до полусотни человек. Они распивают спиртные напитки, орут, курят какие-то смеси, наполняют округу громкой музыкой. Оргии длятся до утра. Спать невозможно. Справлять естественные надобности «комфортники» всю ночь бегают за наш палисадник. За последние дни я 10 раз звонил дежурному по полиции Андреаполя. Вот недавний пример. В пять утра 14 августа, когда терпеть пьяный гвалт за окном стало невозможно, звоню дежурному. Он записывает вызов. Вскоре приехал полицейский, стал уговаривать молодых людей. Те нехотя начали уходить. 15 августа, в начале первого, вновь пришлось звонить в полицию. Приехал полицейский, только после этого наступила относительная тишина. В ночь с 16 на 17 августа снова боролся с «комфортом». Около 24 часов проснулся от шума-глума, опять позвонил в полицию. «Хорошо, проверим ваш сигнал». Минут через пятнадцать орава сместилась к тренажерам и врубила на полную катушку музыку. Опять звоню дежурному по полиции. Минут через пятнадцать музыка прекратилась…»
В день отправления письма начальнику ГУ МВД довел ситуацию еще и до администрации области. Аукнулось. Уже на следующее утро прибыли и.о. начальника местного отделения полиции и старший участковый. Побеседовали. Сложившуюся в «комфорте» обстановку они понимают в комплексе причин, да и меня знают. И.о. начальника говорит: «Когда в школе учился, видел вас в телепередаче «Письма из провинции». Обещали представители полиции, в рамках полномочий, оздоровить обстановку. Оздоровили. Музыка по ночам перестала грохотать. Вопли прекратились. Хоть какое-то облегчение. Правда, свет в «комфорте» все так же до утра призывает молодых людей, среди которых, если судить по внешнему виду, есть и несовершеннолетние. Пьют (явно не минеральную воду), курят смеси. Да и иная публика здесь бывает. Слышал уголовную брань, от которой «уши вянут». В общем, «школа» для подростков еще та. А местная власть – в стороне.
Одна из причин сложившейся в «комфорте» ситуации в том, что молодежи просто некуда деться. Поблизости от моего дома был кинотеатр «Двина» (теперь его нет), потом появилась спортплощадка, где молодежь играла в волейбол и мини-футбол, а зимой заливался каток (теперь ее нет). В старом Доме культуры, где проходили танцы в пору моей юности, сейчас несколько торговых точек. Старый Дом офицеров, где зрительский зал был приспособлен под танцы, снесен. Новый Дом культуры, где проходила дискотека, переоборудовали в «Пятерочку» (сейчас она закрыта). Зал в находящемся далеко от центра новом Доме офицеров (сейчас в нем Дом культуры) не приспособлен под танцы. Танцплощадка в городском парке, где многие десятилетия проходили танцы и дискотеки, закрыта и демонтирована. Находилась она на противоположном берегу Западной Двины, домов поблизости от нее нет. Рядом был туалет. В принципе танцплощадку можно было перенести вглубь парка. Вся бы стать и проводить на ней дискотеки, но возобладали иные соображения. Власть стимулировала приток молодежи в «комфорт» в ночное время не только установкой в нем горящих всю ночь двух десятков светильников, и тем, что были демонтированы скамейки в сквере на улице Половчени и в скверике на Вокзальной площади. Другими словами, получилось так, что власть сделала молодежь, ближних к «комфорту» жителей и полицию заложниками созданной ею же, властью, ситуации.
Мой земляк, находящийся в преклонном возрасте, рассуждает: «Не было печали, так черти накачали. Как вы терпите этот «ночной талибан»?» «А что нам остается?» – развожу руками. «Это вам наперекор сделано, чтобы знали, кто тут у нас хозяин», – продолжает земляк. – «Так уж и специально? Чиновники считают: это в «интересах граждан». – «И «рыгаловка» – тоже в интересах?» – земляк кивает в сторону ночного кафе Chillout. Здесь считаю уместным привести еще одно народное название, тоже связанное с «комфортом». Огражденные высокой сеткой спортивные площадки c искусственным покрытием и острыми бетонными бордюрами, которые внедрялись по всей стране, с недавних пор прозваны «обезьянниками». Несколько лет назад у школы №1, которую я когда-то заканчивал (ей больше ста лет), таковая площадка была установлена. Но опять – непродуманно.
Спортивная общественность города рекомендовала установить ее рядом со школьным стадионом, на месте бывшего Дома пионеров. «Проектанты» вроде бы согласились. Действительно, зачем корежить целый век существовавший стадион? Облагородить его – другое дело. Каково было удивление и возмущение той же общественности, когда мини-площадка была установлена прямо на футбольном поле. Тем самым оно было фактически уничтожено. Школьникам негде метать гранату, мяч, диск, копье. Нет традиционного бегового круга в 400 метров. Но кому это интересно? Звон-трезвон в областных СМИ, торжественный митинг под Гимн России, речь первого лица, перерезание ленточки и, видимо, скорый рапорт в Тверь, вот, мол, какие мы молодцы. Но если отрешиться от внешнего обольщения, можно оценить случившееся со школьным стадионом иным образом.
Помнится, руководил спортом Михаил Иванович Стрелков, замечательный спортсмен, патриот родного края, умелый организатор. При нем футболисты Андреапольского района становились победителями областного первенства ДСО «Урожай». Команды юных футболистов побеждали в областных соревнованиях среди детских спортивных школ, становились чемпионами первенства области на приз клуба «Кожаный мяч». Регулярно проводились в городе соревнования по легкой атлетике, лыжам, волейболу, теннису, другим видам спорта. Все это в прошлом. Спортивная жизнь в районе ныне едва теплится. Даже в День физкультурника не проводится никаких серьезных мероприятий. И никого это не беспокоит. Зато лозунгом дня стал: «Даешь комфорт!» И никто из чиновников не задается вопросом: «А для кого он создается?»
Народ в провинции вымирает, деревни исчезают. В 1995 году в Андреаполе было 10,5 тысячи человек. Сейчас меньше 7 тысяч, а зимой около 5 тысяч (будто бы мониторинг по потреблению хлеба это показал). Но если послушать речи чиновников, «район успешно развивается» и «имеет богатый потенциал для развития». Впрочем, такая картина в большинстве «успешно развивающихся» районов Срединной России. Что есть главное условие комфорта в провинции? Квалифицированные рабочие места с достойной зарплатой. А этого нет. Возродилось отходничество, сотни моих земляков ездят в Москву, Московскую область, Санкт-Петербург, где работают вахтовым методом. Если что и развито, так это массовая заготовка леса. Денно и нощно идут по городу тяжелые трейлеры, груженные кругляком. Из пяти моих любимых грибных и ягодных мест, три приказали долго жить. Зверье мечется в поиске новых мест обитания, лесные проселки разбиты, и людям не попасть на старые кладбища, где похоронены родственники.
Еще года три-четыре и окажемся мы без одного из важнейших естественных «комфортов» – леса. Неразумно, недальновидно было передавать право распоряжаться лесами на уровень регионов, ликвидировать лесную охрану. Создается впечатление, что арендаторы мало чем отличаются от ОПГ. Лесной кодекс нуждается в немедленном пересмотре. Абсурдно, глупо установление правила, когда рыбаки должны размещать свой транспорт на расстоянии не менее 200 метров от озер. Видимо, люди, которые принимали такое решение, понятия не имеют о реальной обстановке. Тем временем процесс «варваризации», запущенный сверху, добрался и до озер и речушек.
На днях приходили ко мне местные рыбаки-любители. Возмущены тем, что «московские ребята», создавшие ООО «Андреапольское охотничье хозяйство» и взявшие в аренду проточное озеро Волкота, перегородили металлическим забором речку Волкоту. Больше того, они завалили подъезды к озеру спиленными деревьями. Местным ловить рыбу на озере запретили. Якобы выращивают теперь в садках на озере осетра, белугу, сига, форель. Чиновникам, давшим разрешение на это, наплевать, что местная рыба страдает, гибнет от напичканного биодобавками искусственного корма. Что от него образуется на поверхности воды пленка, попадающая в речку Волкоту, дети боятся в ней купаться. Металлические заборы нарушили естественной ход рыбы в нерест и осенний ее подъем в озера. Да и, скажите, зачем нам, местным, осетрина – еда сытых и богатых? Нам ближе окунь, щука, лещ, язь, которые, судя по всему, обречены на истребление в озере Волкота, а теперь еще и в озере Бойно (там тоже разводят дорогую рыбу в садках). Куда только не писали жалобы мужики, почти отовсюду – отписки со ссылками на законы, которые богатые пишут под себя. И городской «комфорт», как подчеркивалось выше, чиновники зачастую делают, хотя и законно, но не задумываясь о его целесообразности и последствиях. Как говорится, «прокукарекали, а дальше хоть не рассветай».
Наверняка «комфортные издержки» существуют и в других российских муниципалитетах. Помитинговали, доложили наверх, а то, что услугами «комфорта» пользуются иногда три человека крестом, дело десятое. Житель деревни Торопаца рассказывает: «Школу у нас закрыли, а детскую площадку за сотни тысяч рублей открыли. Это как понимать? Дети-то не рождаются!» И тот район в Андреаполе, где мы с супругой проживаем, малонаселенный, в основном стариковский. Пока жив был наш сосед, бывший председатель колхоза Анатолий Арсентьевич Скоморохов, частенько сиживал там с костылем, наслаждаясь тишиной. А приехало областное начальство, все оживилось. Местная власть согнала районных чиновников, появились полицейские, телевизионщики, фотографы. На новой детской площадке разместилась «группа поддержки» из ребятишек ближнего детсада под руководством воспитательницы. Уехало начальство, и вновь дневная тишина. Зато ночью…
Замечу, моя публикация в «Советской России» и на сайте «Другая Тверь» «Больно жить в родном краю», где речь шла и об андреапольской «комфортной среде», расшевелила общественное мнение. Позвонила уважаемая Н, член Общественной палаты России (знаю ее еще по комсомолу, когда работал редактором областной молодежной газеты «Смена»). Обещала выслать удобные заглушки на уши. Следом позвонил уважаемый Р, бывший начальник следственного управления областной милиции (однокурсник Анатолия Собчака), посоветовал «рвать когти, пока не поздно». От дачников прозвучали предложения переехать в соседний район или пригласить священника для освящения «блудливого комфорта». Да и земляки мои оживились. Немало чего о местных чиновниках наслушался я от них. Не все воспринимаю на веру, по опыту зная: неприязнь русского человека к власти явление в России традиционно-распространенное. Но, с другой стороны, «дыма без огня не бывает». Больше всего людей беспокоит несменяемость местной власти. Обеспечил районный начальник нужный процент голосования за партию власти, за губернатора, президента, вовремя и правильно рапортовал об успешной реализации федеральных проектов, гибко вымостил подходы к вышестоящему начальству – и может сидеть в своем кресле пятнадцать, двадцать, а то и больше лет.
Не спорю, опыт, наработанный с годами, для руководителя, безусловно, важен. Да и «скамейка запасных», обладающих соответствующими знаниями, короткая. Но вот беда: при отсутствии «ограничителей» несменяемость часто оборачивается вседозволенностью. А вседозволенность развращает, разлагает. Глядишь, был мужик мужиком, и вдруг – перед тобой барин, феодал, разговаривающий через губу. Сынки-внучки начинают разъезжать на дорогих джипах. Хочет передать власть по наследству, передаст. Согласует наверху, и полтора десятка местных депутатов послушно проголосуют как надо. Они же зависимы от главы. Хочет уволить главврача или директора школы – уволит. Ладно бы сам правил, так еще и супруге – полная воля. Оттого у нас в муниципалитетах появились раисымаксимовны в миниатюре. Народ с юморком называет их «первыми леди». Как следствие, расцветает угодничество, наушничество, желание приблизиться к «телу». Он, народ, с этим новоявленным барством, к сожалению, ничего поделать не может. Только пишет по ночам на стенах домов кое-что неприятное для районного начальства. Напрямки-то сказать боятся. У кого жена, у кого муж, сват, брат, племянник кума работают в бюджетных организациях. Попробуй вякни. В районной газете критики ни-ни. Другими словами, общественное мнение придавлено, игнорируемо, порой наказуемо. Отсюда в народе равнодушие, безверие, отсутствие инициативы. Не везде, конечно, так, но картина распространенная.
Сегодня пришло электронное письмо от белорусского друга, писателя, в прошлом главного редактора витебской областной газеты «Народное слово», сына фронтовика Сергея Рублевского. Мы с ним давно дружим. Организовывали совместные («Народного слова» и «Терской жизни») экспедиции дружбы по реке Западной Двине. Вот строки из письма Сергея Васильевича: «…разрушенную придвинскую тишину воспринял особенно остро. Ведь она в свое время прописалась и в моей душе, когда дополнялась разве что тихим голоском твоей матушки да ненавязчивой трелью твоего баяна. Вспоминаю и грущу». Я тоже вспоминаю и грущу.
Тоскливо гляжу в окно. До «комфорта» за окнами моего дома была рощица на берегу Западной Двины, где обитали разнообразные птицы, а также ежи. Луговина, где расцветали колокольчики, ромашки, фиалки. Правее от нее, ближе к улице Советской, – детская площадка. В природной впадине – удобно вписавшаяся в нее спортплощадка. Ничто не доставляло беспокойства ни днем, ни ночью, хотя берег нуждался в окультуривании. Я сам выступал за это. Но был бы против того, чтобы менять природный ландшафт (в цивилизованном мире он считается памятником истории и культуры). Разумеется, воспротивился бы и тому, чтобы сносить спортплощадку (на ней ребята играли в мини-футбол, волейбол, а зимой заливался каток), и, конечно же, тому, чтобы облачили берег в арматуру и бетон. Предложил бы, помимо прочего, между переулком и «комфортом» сделать буферную аллею из декоративных деревьев. Однако власть избрала иной путь. Снесли спортплощадку. Вырубили все, без исключения, деревья. «Подняли грунт», навозив его, по словам строителей, 6 тысяч кубометров. Появились армяне, выложили плиткой дорожки. Центральная часть «комфорта» внешне выглядит привлекательно, особенно цветочные клумбы. Но что за фасадом? Одно повлекло за собой другое. Чтобы грунт не сползал в реку, берег заковали в бетон. Ливневку устроили прямо в Западную Двину. Теперь туда смывается грязь с улицы Советской. Образовался песчаный мыс, а река в этом месте и без того узкая. Густо пошли водоросли, рыба в этом месте перестала клевать, а она – чуткий барометр. Утки напротив «комфорта», по моим наблюдениям, нынче не гнездились.
Слетающиеся на остатки ночной трапезы вороны каркают что-то вроде «комфо-оррт», «комфо-о-оррт». Потом уборщица в оранжевом жилете очищает урны и выносит в мешках пустые бутылки. Появляется подстригальщик газонов с триммером. Петушок мой, хоть и смел при курах, как услышит визг этой импортной машинки, сразу пугается и перестает петь. К девяти вечера «комфорт» станет наполняться нарастающим гомоном. Вспыхнут два с лишним десятка светильников. Ближе к ночи шум усилится, начнется беготня за палисадник. В полумраке девчушки будут периодически взвизгивать: «Туалет занят, туалет занят!» Парни – баритонально попукивать. «Они не виноваты, виновата местная власть, загнавшая их сюда, – думаю я. – Но только ли она? Причины происходящего глубже. О них стоит поразмышлять в будущем…»
А пока с нетерпением дожидаюсь холодных, затяжных осенних дождей и ловлю себя на мысли, что уже никогда не напишу стихов и песен о родном крае со словами: «Опять душа моя в дорогу просится, в края, где отчий дом скучает с осени…», «на мосточках стою, обнимая зарю, и уходит из сердца печаль…», «как мальчонка босой, умываясь росой, по тропинке я в детство бегу»… Нет уже ни деревянных мосточков, ни моей заветной тропинки, ни окуней в заводи. Есть бездушный, не вызывающий ни капли творческого вдохновения «комфорт» и усталость от него.
