Столетие образования СССР; смерть Горбачева, Кравчука, Шушкевича и Бурбулиса, как напоминание о разрушении СССР; специальная военная операция, заронившая во многих надежду на перемены в мире и внутри страны…
Все эти события и даты, пришедшиеся на 2022 год, заставляют обратиться к одной из важнейших и краеугольных тем человеческого существования – к теме «народ и власть». Применительно к российской действительности эту тему стоит толковать расширительно. А именно – как обновление политической и творческой элиты России, прояснение, наконец-то, стратегии развития страны. И не случайно, что творческая элита вызывает сегодня едва ли не большее раздражение, чем политическая. Возможно, народ и не отдает себе отчета, но наверняка чувствует: политической капитуляции всегда предшествует капитуляция культурная, то есть отказ от национальной традиции, безразличие к отечественной культуре и, как следствие, непонимание своей страны, ее истории, опыта предшествующих поколений и чаяний современников. Традиционно творческая (или интеллектуальная) элита наделялась особой ролью. Ей доверялось создавать привлекательный для внешнего мира образ страны, выражать национальные идеи и цели, отражать через творчество национальное самосознание. Но вместо этого последние 30–35 лет интеллектуальная элита России делает все с точностью до наоборот, расшатывая национальную идентичность, дискредитируя образ страны в международном пространстве, очерняя любые национальные идеи, а заодно клеймя их «тоталитаризмом» и производными от него россказнями. И все эти многолетние усилия дали свои плоды. Например, недавно писательница, преподаватель курса «Литературное мастерство» из ВШЭ Майя Кучерская рассказала о вступительных собеседованиях с абитуриентами. Оказывается, многие желали бы постичь литературное мастерство. Но при этом почти никто ничего не читал из русской классики XIX–XX вв. По словам Кучерской, абитуриенты не знают, кто такой Островский (судя по контексту, имеется в виду Александр Николаевич), удивлены, что у Тургенева есть и другие романы, кроме «Отцов и детей», да и вообще, разговоры о русской литературе и требования что-то там читать вызывают у них то сарказм, то обиду. «Классика совсем-совсем, окончательно перестала иметь к нынешним 25-летним отношение», – пишет Кучерская в Телеграм-канале. Конечно, можно было бы сказать, что у молодежи другие интересы, они читают другие книги. И все дело в конфликте поколений, описанном тем же Тургеневым. Но не все так просто. Ведь поколения сорокалетних и восьмидесятилетних, читавших когда-то русскую классику с интересом, были сопоставимо с современной молодежью далеки во времени от Пушкина и Толстого. Значит, дело совсем не в современности. Просто сорокалетние и восьмидесятилетние понимали классическую литературу, для них она была своей, узнаваемой. И это понимание воспитывалось и прививалось. Современное общество, включая школу, не смогло не просто привить молодежи интерес к русской литературе, но и сохранить у молодых россиян ту самую национальную идентичность. Фактически это не русские юноши и девушки. Случайно ли так получилось? Очевидно, что нет. Но к этому мы еще вернемся, а пока послушаем Майю Кучерскую, рассказавшую о литературных предпочтениях российской молодежи. Оказывается, молодые люди чаще всего предпочитают книги В. Пелевина, В. Сорокина и Е. Водолазкина. Майя Кучерская написала, что вместе с другим экзаменатором Александром Лифшицем они попытались понять, почему именно эти авторы привлекают молодых читателей. Но тут разразился скандал. Дело в том, что в размышлениях о Владимире Сорокине Кучерская и Лившиц несколько увлеклись и пришли к следующему выводу (орфография и пунктуация сохранены): «Быть может, потому, что Владимир Сорокин рушит иерархии, показывает, что вся эта русская классика, которой пичкала злая училка, это не средоточие ха! поведенческих или там моральных ценностей, не незыблемая скала, а – черепки, обломки, стариковский окаменевший кал, можно играть этим всем в футбол, гандбол, или что там еще». На эпитет для русской классики, подобранный дуэтом Кучерской-Лившица, публика отреагировала шквалом негодования. И это совершенно понятно. Кто-то, правда, решил, что не стоит так реагировать на косвенно-прямую речь, дескать, Кучерская просто пересказала ответы абитуриентов. Однако такое суждение ни на чем не основано, ведь Кучерская отметила, что это их с Лившицем попытка понять, их вывод. Это именно так, по их мнению, молодые россияне воспринимают русскую классическую литературу. Кроме того, Кучерская, ничтоже сумняшеся, заявляет, что у молодежи появилось дополнительное «объяснение и оправдание» нелюбви к русской литературе: «Это ведь та самая литература, которая дискредитировала себя. Ей присягали, ее цитировали те, кто сейчас убивает. Она никого не остановила. Тем более не станем читать эту пафосную муть». И опять же ни на кого она не ссылается, это ее личное мнение. Следом за Кучерской выступила и критик-наймит Галина Юзефович, неотъемлемая часть либеральной литературной тусовки, давно и неустанно продвигающая бизнес-проекты крупных издательских домов. Впечатление такое, что Юзефович проговорилась, заявив, что современная российская литература – «это нормальная, здоровая, в меру компактная и достаточно разнообразная национальная литература нормальной среднего размера страны. Не хуже французской и немецкой, но, конечно, не ровня огромной англоязычной. А ожидать, что современная литература России будет соответствовать планке, заданной во времена огромной империи, примерно так же бессмысленно, как требовать от современной культуры Австрии соответствия стандартам времен Франца-Иосифа». По ее мнению, все претензии к современной литературе России, а также сравнения с литературой классической – это не что иное, как фантазии об имперскости. «Вместо того, чтобы, условно говоря, стать нормальной Австрией, Россия твердо стоит на позиции «либо как при покойной бабушке, либо гори оно все синим пламенем», а что предпосылок нет, так тем хуже для предпосылок». Люди, курирующие культуру, заявляют прямым и открытым текстом, что большая культура – удел большой и сильной страны. А поскольку России ждать в этом отношении нечего, то и культура у нее должна быть скудненькая и средненькая. При этом заметим, Юзефович, считающая себя критиком, какой-то там «рыбой-лоцманом» в литературном море, никогда не читает авторов, не принятых либеральной тусовкой, и не пишет о книгах, выпускаемых небольшими издательствами. Приведем еще один, совсем свежий пример. Ксения Букша – писательница, проживающая в Санкт-Петербурге, лауреатка престижных премий, одна из клиентов Галины Юзефович, высказалась в известный момент по поводу российских военных: «Балаклею взяли. В кои-то веки по-настоящему хорошие новости. Дай Бог, чтобы так и дальше все шло. Тут важен perfect timing. До того, как развезло дороги, и не дожидаясь прибытия всех этих «свежих резервов» из российских колоний и т.п. Ну да, напрашивается: взяли Балаклею – возьмем и Балаклаву». Пожалуй, комментировать это излишне. Стоит лишь обратить внимание на этот казус, как на довольно типичное поведение для представителя вроде бы творческой элиты. q q q Но почему, заговорив о дилемме «народ и власть», мы так подробно останавливаемся на литературе? Не следует забывать, что уничтожение СССР – это конец одной, но и начало другой эпохи. Начало нового процесса, о конечных целях которого говорят сегодня уже открыто. Итогом этого процесса – или глобализации – должен стать так называемый новый мировой порядок, не предусматривающий существование крупных, самостоятельных государств и благополучие большинства на планете. Новый порядок предполагает не просто сокращение населения, но и повсеместную деградацию. Когда Горбачев начинал свою перестройку, никому и в голову не приходило, что развитие, предложенное советской властью каждой личности, окажется последней подобной программой. А впереди всех ждут упадок и одичание, начавшиеся с деиндустриализации и реформирования – а по сути, отмены – образования, здравоохранения, культуры и науки. Приватизация, ставшая возможной в результате сговора местной номенклатуры с западными покровителями «демократических преобразований», лишь подтвердила, что местная политическая элита вошла в сделку с глобалистской элитой, согласившись признать новый мировой порядок в обмен на признание отъятой и присвоенной собственности. Новый мировой порядок утверждался и продолжает утверждаться, опираясь на идеологию либерализма. Разумеется, не классического либерализма Милля или Локка, провозглашавшего борьбу за права, без которых личность не может развиваться. Современный либерализм тоже борется за права, но совершенно иного толка – права делать все, что не запрещено законом. Такое право упраздняет понятия чести и достоинства, морали и порядочности, истины и справедливости. Что в конечном итоге оказывается разрушительным для традиционных институтов, и прежде всего – для семьи и государства, как сдерживающих и организующих начал личности и общества. Разумеется, эти начала совершенно лишние при новом мировом порядке. Либеральная идеология нацелена на расщепление любых обществ, на превращение народов в собрание разрозненных и несвязанных между собой атомов, монад. В идеале все общества должны превратиться в изолированных индивидов, не объединенных общей памятью, общим культурным багажом и общим мировоззрением. Отношения таких индивидов могут быть исключительно взаимовыгодными. Коллективная память, общая культурная собственность и общее прошлое, объединяющие традиции и ценности – все это формирует народ или коллективную личность, готовую отстаивать общие интересы, драться за будущее и защищать прошлое. Но ничего подобного новому мировому порядку не нужно. Зная, что народ, лишенный общей памяти и общих ценностей, начинает разлагаться и распадаться, либеральные идеологи, проводники нового мирового порядка, стремятся каждого индивида превратить в человека рыночного типа, во всем руководствующегося выгодой и целесообразностью. Начиная с перестройки, в России пытаются создать некое «гражданское общество» и все сетуют, что оно никак не появляется. Создается впечатление, что без этого самого гражданского общества жить прямо-таки неприлично, а его отсутствие вопиет о какой-то дефективности. На самом деле, «гражданское общество» – это антипод «народа». В одном случае люди вступают в отношения добровольно и с учетом всех выгод и затрат. В другом речь идет об отсутствии выгоды, о коллективной судьбе и памяти. Отличие между ними такое же, как между интересом и ценностью. Наполнение мигрантами из Африки и Азии и вообще сама идея мультикультурного общества – это своего рода эксперимент, призванный окончательно разрушить европейские народы и заменить их общностью, объединенной неким соглашением. Помимо этого, некогда агрессивных европейцев дрессируют таким образом на терпимость и покорность. К слову, следующий этап дрессировки проявился в принуждении к ношению бесполезных масок и к участию в вакцинации экспериментальными препаратами, следствием чего стали фотоаллеи погибших, организованные ныне во многих европейских городах. На подходе дрессировка холодом и голодом, а заодно заменой привычного пищевого рациона сверчками и тараканами. Впереди – педофилия и каннибализм. Если уж и тут европейцы выдержат экзамен на покорность, то, пожалуй, планам глобалистов в отношении трансгуманизма суждено вскоре осуществиться. Суммируя, можно сказать, что либерализм подразумевает социальную и личностную деградацию. Прежде всего, за счет упразднения общих ценностей и толерантности, что на деле позволяет каждому иметь собственную мораль. Наиболее показательны в этом отношении мероприятия сатанистов, проводимые в школах США и объясняемые свободой воли, вероисповедания и слова. Вместо единой и общей морали, единых представлений о добре и зле в либеральных обществах возникает настоящая конкуренция всевозможных устоев и кодексов. Само собой разумеется, что никакого народа при таких данных просто не может быть. Народ из целого, объединенного традициями, памятью, ценностями, культурой, превращается в разнородную массу. А это именно то, что требуется для нового мирового порядка. Новому мировому порядку нужны территории с ресурсами и некоторое количество человеческого материала, способного заниматься нехитрыми работами. С этой целью население пока еще не окончательно отторгнутых территорий должно быть физически сокращено и морально обесценено. Наверняка все прекрасно помнят, каким нападкам подвергалась русская культура в 90-е и в начале 2000-х гг. Происходит это и по сей день, хотя, возможно, с меньшим энтузиазмом. Примерно тем же с 2013 г. активно занимается Украина в отношении России, поскольку обоснование неполноценности объекта неприязни упрощает его уничтожение, как физическое, так и нравственное. Украинцам легче разорвать все связи с Россией и привязанности к России, если убедить себя, что русские – это «орки», «колорады», «вата». Одним словом, недочеловеки, не имеющие ничего общего с прекрасными и благородными украми. Примерно того же мнения о русском народе придерживается и отечественная интеллектуальная элита, воспринимающая себя чем-то вроде толкиеновских эльфов в противоположность, опять же, оркам. О той же Майе Кучерской критик Конунг Инг написал на сайте Альтерлит: «Майя Кучерская в своей «Тете Моте» ту же идею развивает. О видовом несоответствии, типа не могут эльфы жить в согласии с орками. Ни духовно, ни физически. Не получается. Хотя стремятся. Как могут. Орки – и есть орки». Дискредитацией русской культуры и отлучением от нее остатков народа достигается несколько целей. Во-первых, отлученный от культурного наследия народ неизбежно деградирует и рассыпается на атомы. Во-вторых, быдло, некультурный сброд не заслуживает достойных условий существования – перетопчется и так. Русский народ остается пока что одним из последних оплотов народности, а потому и мишенью для либерализма и глобализма, как мешающий окончательному установлению нового мирового порядка. Потому что народ, то есть коллективная личность с единой системой ценностей, хранящая преданья, способна воспроизводиться, порождать героев и защищать свои ценности не за мзду. Пока сохраняется коллективная культурная память, сохраняется народ в противовес атомизированному рыночному сброду. А пока сохраняется народ, ему есть что защищать и за что умирать. И вот тут мы вплотную подошли к литературе. Но в то время, как попытки привлечь внимание к дележу премий (а другими словами, к продвижению в лучшие писатели тех же В. Сорокина или Е. Водолазкина) воспринимались как банальное сведение счетов или что-то в этом роде, выросло поколение, о котором рассказала Майя Кучерская. Почему же так получилось и чем это грозит? q q q Начнем с того, что литература, среди прочего, формирует национальную идентичность и объясняет человеку, в чем его особенности и отличия от представителей других народов. Само собой разумеется, что с этой целью стоит обращаться именно к лучшим образцам. Собственно, потому они и лучшие, что отвечают сложным запросам. На протяжении последних тридцати лет русскому человеку навязывается, что его идентичность – это лень, лихость и придурковатость. Но русская литература хранит совсем другой образ. Что же такое национальная идентичность и почему она так важна? Национальная идентичность (НИ) в первую очередь определяет самосознание любого человека, объясняя, чем и почему этот человек связан с группой других людей. Состоит НИ из трех положений: общее, позитивно воспринимаемое прошлое; общие ценности; общая обеспокоенность будущим. Отсутствие хотя бы одного из этих пунктов ведет к кризису, а то и краху государственности. Общество, сохраняющее НИ, в состоянии дать ответы на вопросы о необходимости защищать свою страну от вторжений, соблюдать законы, печься о развитии страны и т.д. При слабой НИ государство переживает упадок, выражающийся в росте коррупции, в сепаратистских настроениях, в высоком уровне эмиграции, в нежелании создавать семьи, в разочаровании и отсутствии веры в завтрашний день у граждан. Поскольку каждому человеку необходимо понимать, кто он и зачем, то при слабой НИ ее место начинают занимать идентичности иного рода. Например, классовые, клановые, религиозные, семейные и т.д. Очевидно, что ныне в России явный кризис НИ, это не нуждается в обсуждении и видно невооруженным глазом. Но никакая другая идентичность неспособна поддерживать стабильность государства и гарантировать его успешное развитие. Особенно если речь идет о такой большой и многонациональной стране, как Россия. Общее прошлое, общие ценности, общее будущее. Уберите одно, и вся конструкция рухнет. Между тем на протяжении десятилетий в России идет война с прошлым, и одна группа старается внушить другой, что наше общее прошлое отвратительно и постыдно. И не стоит думать, что происходит это по недомыслию. Именно для сохранения национальной идентичности нужны Пушкин и Лермонтов, Достоевский и Чехов, Толстой и Лесков, Короленко и Горький, а также Николай Островский и Дмитрий Фурманов, Юрий Бондарев и Владимир Богомолов, Любовь Космодемьянская и Александр Фадеев. И многие, многие другие. А теперь давайте представим, что все подобного рода составляющие мы успешно заменили на условного «Гарри Поттера». Появится у подростков чувство общего прошлого, да еще и положительное к нему отношение? Прояснятся общие ценности? Проклюнется ответственность за будущее? Русская классическая литература не просто рисует картину нашего общего прошлого. Мы видим и ценности, которые объединяли наших предков, мы понимаем, почему они заботились о будущем, что руководило ими, когда они оставляли Москву или сражались с французской армией у Бородина. Мы видим, как они любят и ненавидят, как совершают подвиги и ошибки, как ищут, сомневаются и радуются. Поколения сорокалетних и восьмидесятилетних понимают живших двести лет назад людей, потому что сохраняют национальную идентичность, потому что остаются русскими. А поколение двадцатипятилетних уже не понимает. И не понимает даже не потому, что сложно. Просто для них описанные в литературе люди – чужие. Примерно как для нас герои Пу Сунлина – почти инопланетяне. Для тех, кто вырос на других книгах (или производном от книг), Россия становится (или уже стала) чужой страной с чужим менталитетом. Священник Андрей Ткачев как-то сказал, что советская школа давала детям из простых семей рафинированное, дворянское литературное образование. И в этом нет ни малейшего преувеличения. Русские классики – Пушкин, Баратынский, Тургенев, Толстой – писали для дворян, не рассчитывая, что крестьянин или рабочий станет читать их книги. Поэтому отец Андрей и утверждает, что, научившись понимать дворян через литературу, через образы литературы, он и сам как бы стал дворянином. Во всяком случае, его сознание оказалось на уровне сознания дворянина XIX века. О том же писал и философ А.С. Панарин, удивляясь, что в Советской стране среди детей крестьян и рабочих неожиданно быстро произошла «массовая идентификация читающей молодежи с людьми дворянской культуры, наделенными сложными страстями и потрясающим чувством достоинства». Разумеется, отказаться от НИ можно, даже перечитав все классическое наследие не один раз. Что и произошло с российской элитой, отказавшейся от своей НИ в пользу соответствия западным стандартам. Если в России пока еще сохраняется народ как коллективная личность, то элита – и политическая, и творческая – преимущественно перестала быть частью этого народа. «Страшно далеки они от народа», причем гораздо дальше, чем те, о ком писал Ленин. Состоящая из разрозненных, связанных между собой исключительно интересом индивидов элита пытается и народ повести за собой, то есть уничтожить коллективную личность и превратить ее в разрозненное сборище. Именно на это нацелено отлучение народа от классической культуры. Во-первых, это попытка запустить массовую деградацию, сделать так, что сложные переживания и чувство собственного достоинства окажутся недосягаемой роскошью для большинства людей, превращенных в примитивное стадо. Во-вторых, это не что иное, как стремление уничтожить народ как таковой через разрушение национальной идентичности. И, как видим, организаторы этих процессов весьма преуспели. Если Букша открытым текстом заявляет, что поддерживает Запад, то есть новый мировой порядок и разрушение России; если Юзефович планомерно, на протяжении многих лет занимается опрощением российской литературы, стремясь превратить ее в убожество и, возможно, искренне не понимая, что культура, если ее не давить, – процесс непрерывный; то Кучерской остается только резюмировать, чего добилась интеллектуальная элита отечественного извода. Сегодня страна, без всякого преувеличения, стоит на краю пропасти. И дело тут не в сошедших с ума украинских националистах. В мире идут процессы, которые, не будучи остановленными, сломают не просто прежний уклад. Хозяева мира (или хозяева денег) давно не скрывают своих целей. И о трансгуманизме говорится уже как о чем-то совершенно обычном. Те, кто утверждает новый мировой порядок, открыто заявляют, что человечество будет разделено на разные биологические виды с разными телами и разными способностями. Хозяева денег ищут рецепты бессмертия и готовятся при помощи технологий стать расой суперлюдей с невиданными раньше способностями и возможностями. В то время как остальная часть человечества должна либо исчезнуть, либо превратиться в тупую обслугу (см. роман О. Хаксли «О дивный новый мир»). Сложно сказать, удастся ли претворить в жизнь все эти безумные мечты. Но ясно одно: попытки уже предпринимаются и уже приносят свои весьма горькие плоды. Дальше будет только хуже. Сегодня осталось не так много стран, способных противостоять новому мировому порядку. И Россия, как ни парадоксально, до сих пор остается форпостом сопротивления. Но чтобы выдержать, чтобы довести до конца начатое, чтобы исполнить, не побоимся этого слова, миссию, нужны другие люди и другие идеи. Творческая и политическая элиты связаны теснее, чем можно предположить. А безразличие и даже мирволение элите творческой со стороны элиты политической давно убедили народ России, что они заодно и доверять нельзя никому. Вот почему сегодня так много говорится о смене элит, о том, что либеральные элиты, до сих пор задающие тон в стране, должны уйти с исторической арены. Должны прийти наконец-то люди, могущие предложить России нечто большее, чем роль периферии при новом мировом порядке. Что касается творческой элиты, она должна стать национальной, должна обновиться не за счет лояльных, а за счет по-настоящему талантливых людей, чувствующих и понимающих глубинные процессы истории, верно распознающих добро и зло.
