Никогда в эту пору не было столь солнечной, яркой погоды, никогда здесь не было так многолюдно и единодушно до слез. Да, мы были заодно: высокие должностные лица и случайные дачники, летчики-ветераны и детишки соседней школы поселка Лесное, опытные поисковики и родственники старшего сержанта Николая Боброва всех поколений, от моего 84-летнего брата Анатолия, продолжающего работать для защиты Родины в объединении «Алмаз-Антей», до внучек Марины и Ольги (поисковики говорят: «Как похожа, даже на скульптурный портрет!») и до правнучатого племянника, увы, из Швейцарии… Ведь более всего объединяет высокий подвиг и светлая, бескорыстная память! Завершился грандиозный круг: вылет экипажа с аэродрома Сосновка 11июля 1942 года (теперь там мемориал и братское кладбище летчиков), атака под низкой облачностью на тылы и батареи противника, прямое попадание зенитной батареи в один из моторов, горящий рейд без попытки выпрыгнуть с парашютом в плен и, наконец, огненный таран на передовые финские позиции за 300 метров до наших траншей… На памятнике ошибочно указано 12 июля – по донесению, наверное…
Родители долго вообще точно не знали, где погиб старший сын-Герой. Потом открылось: «Близ станции Лемболово…», и в 1965 году установили памятник рядом с одноименной платформой. Кто-то считал, что это вообще было сделано рядом с братской могилой. И уже через много лет, в 2004 году, совершенно случайно отряд «Безымянный» наткнулся в Мустоловском урочище на следы скоростного бомбардировщика. Два года копали, нашли множество деталей (например, три парашютных кольца, три пары подошв и рукоять пулемета, из которого стрелял мой брат), наконец, и сам мотор на глубине трех метров откопали. Казалось – вот оно, главное доказательство, да номер – не родной, мотор пришел из ремонта, а документы именно этого месяца были утрачены. Двенадцать лет – новые раскопки, поиски второго мотора, сбор доказательств. Особо помогли финские документы – донесения, дневники боевых действий, наконец, личные поиски моего друга, писателя Карла Геуста, пишущего книги о финских летчиках. И вот круг замкнулся: по письму губернатору Ленинградской области Александру Дрозденко была создана серьезная комиссия, которая приняла долгожданное решение, и 4 ноября, на Казанскую, в небывало светлую погоду, состоялось торжественное захоронение останков экипажа – трогательно, красиво, четко. К сожалению, были только многочисленные Бобровы… Племянники командира Алёшина из Тамбовской области не приехали (писал в музей Знаменского), родные-украинцы Гончарука – вообще затерялись (писал, пробовал найти тоже через одесских коллег). Увы…
Ровно в полдень начался торжественный митинг на территории объекта культурного наследия федерального значения – «Памятника-стелы летчикам Героям Советского Союза Семёну Михеевичу Алёшину, Николаю Александровичу Боброву, Владимиру Андреевичу Гончаруку, повторившим подвиг Николая Гастелло», на котором собралось множество народа. Вице-губернатор Ленинградской области Николай Емельянов в своей речи напомнил о том, что правительство региона уделяет большое внимание поисковым работам на территории области. По его словам, только за последний год найдено 3000 солдат, но только 180 имен установлено… Сразу вспомнил, как поставил себе цель посетить место огненного падения СБ-2. Дождались с сыном осенней прохлады, и тронулись в путь. Еще на лесной дороге за разрушенным мостиком, где пришлось оставить машину, Дима спросил у Германа Сакса: как часто устанавливается личность погибшего солдата?
Командир «Безымянного» отчеканил:
– На местах советско-финской войны – один из ста, Великой Отечественной – один из десяти. У врагов – пятьдесят на пятьдесят: у них медальоны, именные вещи, антропологические данные на всех солдат. А у нас – не было этого. Нашли, помню, одного бойца из расчета артиллерийского – гигантского роста. Сначала подумал на останки, что это кости лося. Нет, такой вот великан воевал и нигде не зафиксирован, а то бы весь расчет идентифицировали…
Что делают с этой заповедной землей – сама дорога к месту падения самолета говорит. Мы заплутали, потому что огромный ельник с вековыми деревьями, к которому и прижималась понятная дорога вдоль бывших финских полей, начисто сведен под огромный дачный поселок. Просто гигантские размеры уничтоженного леса, даже мысль преследует: неужели мегаполису не нужны легкие? Неужели надо сводить нетронутый лес вместо поиска никчемных участков? Ну и дорогу таджики строят с грандиозной техникой, отсыпают песчаную подушку в пробитом тоннеле с корневищами по краям. Весь ландшафт перевернут, и Герман даже малость растерялся: неужели и место падения закатали? Побежал по опушке будущего дачного рая, вышел к речке Муратовке и вдоль нее по рельефу и финским траншеям отыскал нужную укромную тропинку. Осталось, значит, место падения. Я даже не ожидал, что так явственно осталось… Мы промокли насквозь, наломали ноги по изуродованному лесу и просекам, но усталость только на фото осталась. А в душе – все перевернулось!
Столько лет прошло, а вся трагическая повесть читается на нетронутой местности в заросшей глуши: вытянутое место падения, где до сих пор не растет выжженный лес, коридор, оставленный падавшей машиной с вываливающимися из пламени моторами – она накрыла страшным огненным тараном позиции врага. Один мотор был разбит прямым попаданием мощного зенитного орудия (сфотографировал в авиационном музее Лаппеенранты), горел и оплавился, второй, более тяжелый, ушел в землю метра на три-четыре. Ребята-поисковики долго копали, потом лебедкой поднимали, на «газике» вывозили, наводя мосты через ручьи и колдобины. Теперь этот мотор – в экспозиции Военного музея в Выборге… Явственно пролегли остатки финской траншеи, которую проложили прямо по яме падения, чтобы меньше копать. Ведь это – передовая: всего сотни метров не дотянул бомбардировщик до своих в июле 1942 года, а ровно через два года наши войска начали наступать на эти позиции: до неудачного штурма бомбили, обрабатывали артиллерией, сами финны топтались и воевали над останками летчиков и машины. И столько все-таки осталось находок… Ну и останки – косточки, которые остались в одном сапоге и в складках искореженного алюминия. Брат был в хвосте, при страшном падении хвост улетел вперед («Вон до той елки», – сказал Герман обыденно). А какие чувства я мог испытывать, подойдя по папоротнику к этой ели?.. «Мы уже заканчивали здесь копать, – говорит Герман, – и вдруг на подходе к траншее, в глухомани, я почти споткнулся о часть кресла пилота – из земли торчала. Начали обследовать, нашли финскую помойку с остатками поделок из алюминия, стали методично прозванивать и поняли: это останки рухнувшего самолета. Долго и тщательно работали. Есть фото, сколько вещей, косточек и деталей нашли». Вот такое чудо… Какой путь я совершил в течение жизни! Меня мама привезла в Ленинград еще до школы. Тогда вообще ей не сообщали, в каком районе погиб старший сын. Она, помню, спустилась по гранитным ступеням к Неве, зачерпнула слегка пахнущую мазутом воду и сказала: «Где-то здесь Коля покоится». Оказалось, далеко не здесь… Потом, к 20-летию Победы, открыли данные: близ станции Лемболово, где и был возведен памятник героическому экипажу. Маму с батей, старшей сестрой и братом пригласили на открытие, а меня дуболомы – армейские начальники не пустили из части. Вот как губили истинную патриотическую, а не формальную работу! Что теперь рассуждать и сетовать… Главное, что круг замкнулся.
Председатель Межрегиональной общественной организации «Совет Героев Советского Союза, Героев Российской Федерации и полных кавалеров ордена Славы города Санкт-Петербурга и Ленинградской области» Геннадий Фоменко рассказал о том, что из миллиона защитников Ленинграда, воевавших на трех фронтах, награжденными званием Героя Советского Союза оказались всего 700 человек, защищавших Ленинград. Сегодня, по его словам, в Санкт-Петербурге осталось только два Героя Советского Союза, участвовавших в Великой Отечественной войне, и один полный кавалер ордена Славы… Особо он обратил внимание на то, что в Петербурге имеется 700 школ и более 100 училищ и гимназий, а имена Героев присвоены всего-то пятнадцати школам, хотя именно от школьников зависит, сохранится память о подвигах войны или нет. Поразительно! Вот тебе и контент, о котором заикнулся Владимир Путин на Валдайском форуме: мол, равняются на суррогатных героев-то в Сети – так рассказывайте ребятам о настоящих, отечественных! Вот какие слова написаны в наградном листе о моем брате: ««Мужественный стрелок-радист, обращавший в бегство своим пулеметным огнем не один десяток истребителей противника. Им проведено 12 выигранных боев, из которых он вышел победителем, обеспечивая этим выполнение поставленной задачи. В дни Отечественной войны он произвел 67 боевых вылетов, из которых 47 – ночью. За мужество, проявленное в борьбе с немецким фашизмом, награжден орденом «Красное Знамя». А по приказу наркома обороны Сталина за такое количество ночных вылетов он должен быть дважды Героем Советского Союза! Однако, помню, каких трудов мне стоило, чтобы школе 1429 в Бауманском районе присвоили имя Николя Боброва – тогдашний спикер Совета Федерации Сергей Миронов по моей просьбе как петербуржец письмо мэру Лужкову написал. А ведь в каждой школе с историей есть свои славные выпускники – защитники Отечества.
Первым оперативно и подробно написал о торжестве 4 ноября сайт «Красная весна». Процитирую коллег: «На мероприятии присутствовали родственники стрелка-радиста Николая Боброва, одного из Героев, в честь подвига которых в советское время был возведен мемориал у станции Лемболово. Младший брат Николая Боброва – Александр Бобров отметил, что для него этот день особый, и как для родственника, и как для писателя, журналиста, который многие годы работает для сохранения памяти о войне и подвиге ее Героев: «Эта земля нам от них досталась. Какой она будет – решать более молодым поколениям. Погибшие герои из великого поколения отдали свой долг сполна. Мы старались, как могли, защищали Родину, хотя страну не уберегли. Но я надеюсь, что эта земля будет хранить память, что ребята пали не только за особняки и дачные поселки на этой земле и что это будет прекрасный «Зеленый пояс» Ленинграда, место памяти, место славы».
Еще один брат Николая Боброва – Анатолий Бобров, хорошо помнящий погибшего брата, рассказал, что с детства живет с мыслью, как бы не осрамить имя брата-Героя, как бы не совершить чего-нибудь неподобающего. В свои 84 года он продолжает дело брата по защите родины, работает в концерне «Алмаз-Антей», выпускающем вооружения для ПВО и ПРО России. Он также посетовал на то, что «в лихие 90-е», кто-то снял огромную бронзовую звезду с мемориала. Вместо нее долгое время висела деревянная звезда. Сейчас она заменена на алюминиевую и плоскую, тогда как настоящая звезда медали, которую вручали Героям Советского Союза, имела двухгранные лучи. Братья Бобровы обратились к присутствовавшему вице-губернатору области с просьбой восстановить звезду на мемориале в первозданном виде».
Круг завершился, по летчикам-коммунистам отслужена панихида, но точка не поставлена. Надо водружать мемориальный щит на месте селения Бобровка в Громовском сельсовете, где остался один землевладелец – Глеб Корчагин, завязавший с фермерством, надо сделать мемориальным и обозначить место падения СБ-2 и большой работы поисковиков Германа Сакса. Пишу новую книгу «Сосна у селенья Бобровка» к 75-летию наступательной операции на Карельском перешейке и Великой Победы, буду помогать материалами новому музею у озера Суходольского: на территории загородного клуба «Дача» создан музей «На Кексгольмском направлении». Продолжаю держать связь с Всеволжским районом, где в честь 75-летия полного снятия блокады скоро откроется музей всем летчикам, защищавшим Ленинград. Дел и планов – много, хватило бы сил и вдохновения…
ТРОЙСТВЕННЫЙ ВЫСТРЕЛ
Командиру отряда «Безымянный» Герману Саксу
В осеннем лесу, над поляной,
Мне слышится шелест знамен…
Спасибо, отряд Безымянный
За сонм возвращенных имен!
К Вуоксе идут электрички.
Когда настает тишина,
На самой большой перекличке
Героев звучат имена.
Я много прошел и осмыслил,
И вот замыкается круг:
Мне слышится тройственный выстрел:
Алёшин, Бобров, Гончарук.
И отзвук разносится грустный,
Но как-то спокойнее мне,
Что прах упокоен на русской,
На взятой с боями
Земле!
