Фюрер был мертв, сожжен и закопан. Вместе с Евой Браун, своей давней любовницей, на которой незадолго до смерти женился, Адольф Гитлер покончил с собой и тем самым избежал возмездия. Останки обоих лежали в саду рейхсканцелярии.
В Берлине наступило 1 мая. О том, что за день до этого Гитлер покончил с собой в «фюрербункере», знали лишь посвященные. В том числе и советский вождь Иосиф Сталин – немецкая сторона уведомила его об этом по радио.
Сталин хотел, чтобы столица рейха была взята к 1 мая, Международному дню солидарности трудящихся. Но не получилось.
Советские солдаты заняли обширные части города, в некоторых районах и округах советские коменданты уже назначили бургомистров, генерал-полковник Николай Берзарин заступил на пост коменданта города. Но тяжелые бои за центр продолжались.
Не прошло и первых четырех часов 1 мая, когда Ганс Кребс, начальник Генерального штаба сухопутных войск, вошел в квартиру на первом этаже в Темпельхофе (здесь и далее упоминаются разные района и пригороды Берлина. – Прим. перев.) по адресу Шуленбургринг, 2. Там расположилась штаб-квартира генерал-полковника Василия Чуйкова, главнокомандующего 8-й гвардейской армией. Кребс был уполномочен оставшимися в живых руководителями рейха в «фюрербункере» провести переговоры о перемирии.
После пары вступительных фраз Кребс предложил начать «мирные переговоры между двумя государствами, которые понесли самые большие потери в этой войне». Чуйков понял, что речь идет о попытке расколоть антигитлеровскую коалицию Советского Союза и западных союзников.
О разговоре Чуйков уведомил маршала Георгия Жукова, главнокомандующего 1-м Белорусским фронтом, чья штаб-квартира располагалась в Брухмюле под Штраусбергом. Жуков в свою очередь связался со Сталиным на его даче в Кунцеве под Москвой (сегодня Кунцево входит в черту города), подняв его с постели, и получил указание: «Требовать безоговорочной капитуляции».
Рут Андреас-Фридрих с нетерпением ждала капитуляции. Много лет 43-летняя писательница и журналистка боролась с нацистским режимом в составе группы «Дядя Эмиль», основанной ею вместе со спутником жизни в 1938 году. Они делали надписи на стенах домов, печатали листовки, прятали преследуемых режимом, снабжали их едой и поддельными удостоверениями личности.
В Штеглице, в доме номер 6 по улице Хюненштайг, она пережила конец режима и войны. «Артиллерийский обстрел прекратился. Успокоилась и авиация, – записала она 1 мая в дневник. – Нам навстречу шли люди. Парами или маленькими группами. У них были белые нарукавные повязки, женщины – в красных платках».
Приглядевшись внимательнее, она увидела, что «на каждом платке в центре была заплата из невыцветшей ткани – на этом месте совсем недавно белел круг со свастикой. Что же происходило в мозгах под этим платками? Вчера все были коричневыми. Сегодня стали красными».
Переговоры между генералом Кребсом и генерал-полковником Чуйковым растянулись на девять часов. Вскоре после часа дня Кребс отправился назад в «фюрербункер». С ним была бумага, в которой были перечислены требования советской стороны:
1. Берлин капитулирует.
2. Все сдающиеся обязаны сложить оружие.
3. Всем солдатам и офицерам гарантируется жизнь.
4. Раненым будет оказана помощь.
5. Будет обеспечена возможность для переговоров с союзниками по радио.
Около 15.30 Кребс доложил о положении дел в бункере. Требование о капитуляции взбесило рейхсминистра пропаганды Геббельса: «Когда-то я очистил Берлин от красных, теперь я буду защищать его от красных до последнего вздоха».
Уполномоченный Геббельсом эсэсовец отправился на линию разделения огня и передал письмо: капитуляции не будет.
С 18.30 советские силы вновь начали обстрел центра города из всех стволов.
В этот момент в «фюрербункере» Магда Геббельс уложила спать своих детей – пять девочек 4, 6, 8, 11 и 12 лет и 9-летнего мальчика. Проснуться им было уже не суждено.
«Мир, который наступит после фюрера и национал-социализма, не стоит того, чтобы в нем жить, поэтому я забрала детей с собой, – оправдывалась Магда Геббельс в письме сыну от первого брака Харальду Квадту. – Они слишком хороши для жизни, которая наступит после нас…»
После умерщвления детей Магда Геббельс со словами «это произошло» появилась в главном бункере, где ее ждал муж. Оба отправились в его рабочий кабинет. Там, как говорят, Магда, плача, принялась раскладывать пасьянс.
На часах было 20.30, когда Йозеф и Магда Геббельсы направились к лестнице, ведущей вверх, к выходу из бункера. Стоя у подножья лестницы, Геббельс, как вспоминает очевидец, успел произнести слова Les jeux sont faits – «игра окончена».
Борьба
«до последнего вздоха»
В паре метров от того места, где было наскоро присыпано то, что осталось от Гитлера и Евы Браун, чета Геббельсов приняла яд. Есть версии, что они застрелились, что застрелился кто-то один из них или что они приказали себя застрелить. Как было на самом деле, не выяснено до сих пор.
Затем их мертвые тела облили бензином и подожгли. Огонь погас через несколько минут. Но никому до этого уже не было дела. С того момента каждый уже думал только о себе.
День 1 мая подходил к концу, когда «Великогерманское радио» прервало передачи. На часах было 22.26. Диктор радиостанции Гамбурга объявил: «Из ставки фюрера сообщают, что наш фюрер Адольф Гитлер сегодня во второй половине дня в своем командном пункте в рейхсканцелярии пал за Германию, сражаясь до последнего вздоха».
На самом деле он умер не во второй половине дня 1 мая, а 30 апреля – и не сражаясь.
В радиосообщении далее говорилось, что фюрер назначил гроссадмирала Дёница своим преемником. Штаб-квартира Дёница находилась в Плёне (Шлезвиг-Гольштейн).
За этим специальным сообщением последовало обращение Карла Дёница к населению:
«Наш фюрер Адольф Гитлер пал в бою. В глубочайшей печали и почтении немецкий народ склоняется перед ним. (…) Моя первая задача – это спасти немецких людей от уничтожения наступающим большевистским противником. Только ради этой цели продолжается борьба на фронте… Путь каждый на своем месте исполнит свой долг».
Вслед за этим Дёниц зачитал приказ дня для вермахта: «фюрер пал смертью храбрых», ушел из жизни «один из величайших героев германской истории». И далее: «Я беру на себя командование всеми частями германского вермахта с твердым желанием продолжать борьбу с большевиками до тех пор, пока сражающиеся войска и сотни тысяч семей в германском восточном пространстве не будут спасены от порабощения и уничтожения… Клятва, данная вами фюреру, теперь для каждого из вас относится ко мне как назначенному фюрером преемнику. Немецкие солдаты, исполните свой долг! Речь идет о жизни нашего народа!»
Решение, принятое
в Бендлер-блоке*
Хельмут Вайдлинг, военный комендант Берлина, выполнил свой долг. Генерал, чей командный пункт находился в Бендлер-блоке на Бендлер-штрассе (сегодня Штауффенберг-штрассе), вскоре после обращения Дёница провел совещание со своими офицерами. Ситуация на тот момент сложилась следующая: советскими войсками были заняты вокзал «Зоологический сад», Восточно-западная ось вплоть до Бранденбургских ворот, мост Вайдендаммбрюке, район Шпиттельмаркт, Лейпцигер-штрассе, Потсдамская площадь, Потсдамский мост и мост Бендлербрюке.
Учитывая все это, господа офицеры пришли к единому решению – капитулировать.
Вайдлинг приказал передать в эфир к линиям противника пять раз подряд открытую радиограмму на русском языке: «Говорит командование немецкого VI танкового корпуса! Говорит командование немецкого VI танкового корпуса! Мы просим прекратить огонь. В 00.50 по берлинскому времени мы вышлем парламентеров на Потсдамский мост, опознавательный знак – белый флаг на красном фоне. Просим ответить! Мы ждем!»
Вскоре после этого генерал-полковник Чуйков по радио сообщил о согласии принять парламентеров.
В Бендлер-блоке Вайдлинг стал готовиться к переговорам о капитуляции, а персонал «фюрербункера» собрался бежать. Вильгельм Монке, командующий силами сопротивления правительственного квартала, сформировал десять групп по пятнадцать человек, которые в 23.00, на два часа позже, чем было запланировано, должны были с промежутком в десять минут начать покидать бункер.
К ним присоединились не все. Например, начальник Генерального штаба Ганс Кребс и шеф-адъютант Гитлера Вильгельм Бургдорф предпочли застрелиться.
Из тех, кто решился на побег, выжили немногие. Среди погибших – и личный секретарь Гитлера Мартин Борман, руководитель партийной канцелярии НСДАП, и штабной врач Людвиг Штумпфеггер. Они покончили с собой на Инвалиден-штрассе недалеко от Лертского вокзала (сегодня Главный вокзал). Их останки были обнаружены в 1972 году во время строительных работ.
В 00.50 2 мая прекратил работу дом радио на Мазуреналлее – вещание шло из одного из бункеров. 18-летний диктор Рихард Байер сказал: «Великогерманское радиовещание прекращает передачи. Мы шлем привет всем немцам и отдаем дань уважения героическим немецким солдатам, воюющим на земле, на воде и в воздухе. Фюрер умер, да здравствует рейх!»
Тремя часами позже генерал Вайдлинг, военный комендант Берлина, вошел в штаб-квартиру генерал-полковника Чуйкова на улице Шуленбургринг.
Незадолго до этого туда же пришли другие парламентеры. Они передали Чуйкову послание из рейхсминистерства пропаганды, написанное министерским советником Гансом Фитче, посчитавшим, что теперь он – самый высокопоставленный правительственный чиновник в городе. Он попросил «взять Берлин под вашу защиту».
Чуйков обратился в Вайдлингу с вопросом, где находится Кребс. Вайдлинг ответил, что не знает. Затем Чуйков спросил, известна ли его просьба о прекращении огня всем частям. Вайдлинг сказал, что у него нет связи со всеми частями и что СС ему не подчиняется.
Далее разговор застопорился. Вайдлинг не хотел подписывать приказ о капитуляции. Лишь около 05.50 он изъявил готовность написать обращение к немецким солдатам, которое затем могли зачитать через громкоговорители в разных частях города.
В нем говорилось: 30 апреля 1945 года фюрер покончил с собой, «оставив на произвол судьбы всех, кто присягал ему на верность». В сложившемся положении «дальнейшее сопротивление бессмысленно». Он приказал «немедленно прекратить всякое сопротивление». «Каждый час сражения продлевает ужасающие страдания гражданского населения Берлина и наших раненых». По взаимному соглашению с высшим командованием советских войск он призвал всех немецких солдат «немедленно прекратить боевые действия».
Но война не желала прекращаться. Не до всех немецких солдат дошел призыв к капитуляции, кто-то хотел получить приказ или не желал сдавать оружие, уверенный в том, что фюрер жив, или из чувства долга и чести, или из страха перед советским пленом.
А войска СС, которые Вайдлингу не подчинялись, так или иначе делали то, что хотели.
Мобильные полевые суды между 04.00 и 09.00 повесили на фонарях на Вильгельм-штрассе семерых юношей из гитлерюгенда. В 07:55 эсэсовцы взорвали перекрытие туннеля городской железной дороги под Ландвер-каналом, позднее из туннеля извлекли 93 трупа.
Никто не сможет сказать, сколько людей еще 2 мая лишились жизни в Берлине – от своей или чужой руки.
Одиннадцатилетняя Евамария потеряла мать.
Смерть в садовом
товариществе
В последние недели войны Евамария с матерью и пятилетней сестрой жила в домике в садовом товариществе «Идельхорст» в Панкове на улице Капелленвег. Городская квартира семьи была разрушена бомбой, но тут они чувствовали себя в безопасности. Полотнище белой ткани висело на двери как знак капитуляции.
Война настигла семью во второй половине дня 2 мая. Сначала раздались пистолетные выстрелы и треск автоматных очередей. Они предназначались немецким солдатам, шедшим из Гумбольдтхайна, где находилась одна из трех берлинских башен противовоздушной обороны.
Вдруг что-то просвистело в воздухе, во все стороны разлетелись щепки, кровь залила лицо матери Евамарии. В панике, почти оглохшая от взрыва гранаты, девочка побежала в сад, за ней бросились отчаянно кричащая мать, которая пыталась ее остановить, и вопящая сестра.
Наконец матери удалось схватить девочку, она бросилась вместе с детьми в какую-то яму, прижав их к земле своим телом. Вдруг Евамария почувствовал сильный удар. Придя в себя, она увидела, что мать лежит на спине, уставившись остекленевшими глазами в небо, а из ее головы и груди идет кровь.
Несколькими днями спустя мать Евамарии похоронили в общей могиле.
С утра 2 мая над Рейхстагом развевался красный флаг, знамя Советского Союза, что было официально запечатлено военным корреспондентом Евгением Халдеем.
Нескольким красноармейцам была предоставлена честь установить на крыше Рейхстага красное знамя. В середине 1990-х Халдей признался, что на его фото изображены не солдаты Кантария, Егоров и Самсонов, как это полвека утверждала пропаганда, а Ковалев, Измаилов и Горичев. Сам Сталин определил состав группы, в которой был и Кантария, грузин, как и он.
Красное знамя был поднято над Рейхстагом еще вечером 30 апреля старшиной Михаилом Мининым. Лишь в 1995 году ему были за это оказаны почести.
Марта Мирендорф испытала огромное облегчение. «Окончились шесть лет войны. Сегодня остатки немецкой армии, пленные русских длинными колоннами двигались по Лихтенбергу», – записала 2 мая в свой дневник Марта, продавщица и стенографистка по профессии, родившаяся в 1911 году в Берлине и пережившая конец войны в доме номер 37 на Гернот-штрассе. «Было запрещено приближаться к солдатам, чтобы сунуть им что-нибудь, если было что совать».
Жители Лихтенберга все еще сидели «как под колпаком». Транспорта не было, как и газет, радио, электричества, газа, а главное, воды. Но важнее всего было то, что «война кончилась!».
Во второй половине дня 2 мая Штефан Дёрнберг ощутил, что какой-то «необычайный покой» опустился на Берлин, представлявший собой с его дымящимися руинами «жалкое зрелище». Но «настроения мира» все-таки не наступало «ни у солдат, ни тем более у населения». Дёрнбергу, лейтенанту 8-й гвардейской армии под командованием генерал-полковника Чуйкова, было 20 лет. В 1935 году его родители вместе с ним бежали от нацистов в Советский Союз.
Вдруг в тот теплый вечер у Дёрнберга возникло непреодолимое желание поехать в Штеглиц, на ту улицу и в тот дом, где он вырос: Хольштайнише-штрассе, 18. Белые простыни свисали из окон и с балконов. Жильцы встретили его сначала со страхом и недоверием, но затем стали приветливо с ним здороваться. В конце концов его пригласили на чашку кофе. «Он был совсем жидким, но это был мой первый берлинский кофе, ведь в Красной Армии в то время давали только чай».
Оглядываясь назад, Дёрнберг понимает, что именно 2 мая стало для него концом войны. «Переговоры в предшествующие дни, потом подписание капитуляции в утренние часа генералом Вайдлингом, последовавшее за этим прекращение боевых действий, поездка по Берлину значили для меня больше, чем официальное окончание войны неделю спустя».
В то время как Дёрнберг наслаждался жидким кофе в Штеглице, советские солдаты официально занимали рейхсканцелярию и «фюрербункер».
И тут же все бросились искать Гитлера
«После захвата рейхсканцелярии началось фантасмагорическое представление, принимавшее подчас гротескные формы, при котором не только весь мир долгое время был в неловком положении, но и Гитлер как бы оставался живым», – написал биограф Гитлера Йоахим Фест. Останки приблизительно пятнадцати человек лежали недалеко от выхода из «фюрербункера». Победители «назначили» один из трупов Гитлером и представили его 4 мая мировой общественности.
Опровержение поступило почти мгновенно: мол, за Гитлера ошибочно приняли «двойника», всех ввела в заблуждение «фальшивка».
В конце мая – после обнаружения все новых и новых «экземпляров» – Сталин сделал следующее заявление о местонахождении Гитлера: в разговоре с одной американской правительственной делегацией в Кремле 26 мая он сказал, что Гитлер не умер, а бежал, где-то прячется, как и Геббельс, Борман и, предположительно, генерал Кребс.
То, что осталось от Гитлера, советские следователи нашли среди щебня у выхода из бункера и «более или менее безошибочно идентифицировали» (Фест) по нескольким обломкам челюсти. Какое-то время эти останки Гитлера и Евы Браун – ее пластмассовый мост – хранились, как говорят очевидцы, в ящике из-под сигар.
*Бендлер-блок (нем. Bendlerblock) – комплекс зданий в берлинском районе Тиргартен, получивший свое название по улице Бендлер-штрассе. Во времена Третьего рейха там размещалось управление сухопутных войск.
Михаэль БРЕТТИН
Berliner Zeitung (Германия)
