Земные тревоги навалились так, что просвета не видно, но разве сияет сквозь мрак пандемии, кризиса и безнадежности великое русское Слово? Скорее оно застилается словом, вынесенным в некролог Глобального еврейского онлайн-центра, который прощался с Михаилом Жванецким таким абзацем: «Он регулярно публиковался в журнале «Огонек» и почти 20 лет вел крайне популярную ежемесячную телепрограмму «Дежурный по стране». В ней он зачитывал свои монологи о важнейших событиях в стране – конечно, с присущим ему неизменным юмором: «В начале было Слово… И судя по тому, как развивались события дальше, слово это было непечатным»… Да, непечатных слов – в избытке, но еще больше – чисел, если продлить образ из стихов Гумилева:
А для низкой жизни были числа,
Как домашний, подъяремный скот,
Потому что все оттенки смысла
Умное число передает.
Умные числа не только для низкой жизни, а для всеобъемлющей – ныне стремительно заменяются цифрами. В декабре Владимир Путин, сидя рядом с ликующим Германом Грефом, в режиме видеоконференции принял участие в дискуссии по искусственному интеллекту Artificial Intelligence Journey (AI Journey 2020) по теме «Искусственный интеллект – главная технология XXI века». В этом году конференция объединила более 28 тысяч участников из 90 стран мира, которые особо и не дискутировали – даешь цифровизацию и роботизацию! И президент подхватил общее пафосное настроение: «Искусственный интеллект – это, безусловно, основа очередного рывка вперед всего человечества в своем развитии… От человека зависит, насколько аккуратно он будет распоряжаться этими возможностями. Так же, как от человека зависит использование ядерной энергии, других достижений, которые используются, в том числе, в военной сфере. Поэтому я думаю, что мы должны иметь в виду эти риски и, подумав заранее, купировать». Если будут купировать такие, как снятый с Роснано непотопляемый Чубайс и с головой ушедший в сферу образования Греф – жди беды. К слову, о ядерной энергии: мы ведь помним плакаты и рапорты «Атом на службу мира!», а потом обрушились Чернобыль и Фукусима. Вот и сегодня из мглы пандемии вышли на искусственный свет бравые цифровизаторы. «Эти люди обладают совершенно другой системой ценностей, – повторяет известный ученый, член Союза писателей России Ольга Четверикова, – для них человек – это просто экспериментальный объект. Сознательный человек, образованный, умный для всех этих цифровизаторов крайне опасен. Вот почему под видом разрушения традиционных образовательных систем и введения неких новых ликвидируются основы всего процесса образования. И формируются люди, которыми очень легко будет управлять, которые должны будут мыслить по алгоритму машинному, а не в соответствии с человеческой логикой». Талантливая книга, умное и задушевное Слово – главное препятствие на пути воцарения машинного алгоритма. Если это, конечно, не книги лауреатов премии «Большая книга» (БК).
Канон задает БК
О, БК – это выдающаяся премия, в жюри которой цвет буржуазно-либерального мира, от владельца рекламного агентства Абеля и банкира Авена до бывшего моего соседа по даче – критика Эпштейна из США и одиозного Эрнста, которого представлять уже не нужно. Что ни год – то невообразимый выбор из узкого круга своих, но в этом году выбор просто ковидный, несущий вирус антисоветизма и русофобии. Для полной наглядности начну со второго места, предоставлю слово для общей оценки закаленному работой в «Независимой газете» критику – Виктории Шохиной (я бы так спокойно не смог припечатать): «Тимур Кибиров (р. 1955) «Генерал и его семья. Исторический роман». Автор – поэт, это его второй опыт в прозе. Название напоминает о романе Г. Владимова «Генерал и его армия». В чем смысл этого напоминания, я не поняла. Советский генерал Бочажко, живущий с семьей в далеком северном гарнизоне, после долгих мучений и скандалов отпускает дочь в Израиль. Происходит все в начале 1970-х. Контрапунктом цитируются стихи подпольного поэта К.К. Это стихи самого Кибирова, лучшее, наверное, что есть в романе. А худшее – его же монологи, прерывающие повествование: «Советский Союз почитаю я не просто Империей зла, а самым настоящим Царством Сатаны, чертовыми куличиками и мерзостью пред лицом Господа». Есть пересказ «Красного террора в России» Мельгунова и др. документов эпохи. В итоге – антисоветский коллаж на 600 стр., небрежно, на живую нитку сшитый. И эстетически беспомощный».
А с какой помпой подавали и раскручивали этого автора! Какие интервью берут сейчас! Вот Портал «Богослов», Анна Гальперина спрашивает:
– Какая у вас была атмосфера в семье?
– Думаю, что хорошая. Связано это с тем, что родители были все-таки с Кавказа: и мама, и папа – осетины. Поэтому некоторые вещи, которые для средней советской семьи считались дозволенными, у нас таковыми не были. Например, я никогда не слышал, чтобы отец при нас или при матери матерился, хотя я понимаю, что он был офицером и слова эти знал. А так… Наша жизнь – это было такое полудеревенское житье по маленьким поселкам. Там много было всякого плохого – общесоветского, армейского, но много было и хорошего: соблазнов для детей было меньше, а еще были все сельские удовольствия – лес, тундра, речка, озеро.
– А что было плохого?
– Что было плохого? Думаю, плохо было везде. Плохое было образование, уверен в этом, несмотря на все мифы о великой советской школе…
Ну, и так далее – за всех нас припечатывает без тени сомнения или угрызений совести. Эти жалкие обобщения похожи на откровенную авторскую наглость. К слову, Тимур Запоев родился, как и Валентина Матвиенко – в Шепетовке. Они – земляки с Николаем Островским, который явился на свет в селе на польской Волыни, но революцию встретил в Шепетовке. В СССР его книга «Как закалялась сталь» была одной из самых читаемых: к 1991 году ее переиздавали 773 раза, общий тираж составил фантастические 53 миллиона. Роман был переведен более чем на сто языков. В осажденном, голодном и холодном Ленинграде в 1942 году книга Островского была напечатана вручную, и ее десятитысячный тираж был распродан за два часа. Начиная с перестройки, образ Корчагина испепеляли и вытравливали из школьных программ, из сознания. Музей «Преодоление» им. Н.А. Островского на улице Горького был преобразован в музей «Интеграция» на Тверской. Само это переименование характеризует наше безвременье, прикрытое иностранными словечками, лучше всего. В условиях карантина и украинской вакханалии дошла очередь и до Шепетовки. В первую волну пандемии, а точнее 1 апреля 2020 года, в день рождения Николая Гоголя, областной Литературно-мемориальный музей советского писателя Николая Островского в Шепетовке Хмельницкой области Украины было решено сделать… «Музеем пропаганды». Об этом сообщила пресс-служба Украинского института национальной памяти (УИНП). Островский занимал здесь должность секретаря райкома комсомола, в июне 1924 года был зачислен бойцом Отдельного Шепетовского батальона ЧОН Красной армии. При этом не все местные жители с позитивом оценили переименование. Как отметила директор музея Наталья Никонова, новое название может «несколько раздражать многих», даже на 31-й внеочередной сессии Хмельницкого облсовета утверждение прошло 46 голосами при 8 «против» и 6 воздержавшихся. Значит, и на Украине еще остаются здравые, неоцифрованные тотальной пропагандой люди. Но в итоге решено было превратить учреждение в «Музей пропаганды» «с учетом современных вызовов – информационной войны против Украины со стороны России», как говорится в постановлении. Но почему-то бывший секретарь ВЛКСМ Валентина Ивановна даже не упомянула о том, что творится на ее исторической родине (не знала или с Островским так можно?), а Тимур Запоев, наверное, выпил с радости: еще одна веха великой советской истории уничтожена, извращена до своей противоположности. Вот еще и поэтому мы никогда уже не догоним Китай в стремительном развитии, потому что за последние 15 лет роман о Корчагине там издали больше 20 раз, международное радио Китая провело опрос – какой из русских писателей наиболее популярен среди китайской молодежи? Тройка выглядела так: на третьем месте оказался Лев Толстой, на втором – Антон Чехов, на первом – Николай Островский. Вообще для большинства китайцев Павка – литературный герой №1, потому что о нем был снят популярнейший телевизионный фильм. Контраст…
Теперь – третье место. Характеризует та же Виктория Шохина – у меня не хватает слов: «Шамиль Идиатуллин (р. 1971) «Бывшая Ленина». Из категории «Актуальный роман», и оттого, видимо, роман получился какой-то уж слишком публицистический. Беллетристический отклик на недавние протесты против строительства мусорного полигона в Шиесе, исполненный в духе либеральной пропаганды. На окраине провинциального города образуется гигантская несанкционированная свалка, «Мы – свалка. Для них мы – свалка. Запомни», – говорит один персонаж. Его слова как бы усиливаются словами апостола Павла: «Мы как сор для мира, как прах, всеми попираемый доныне». Претенциозно и безвкусно. Как и красоты слога: «Кипя извилинами и нервами, собралась вызвериться», «мужики с фаллическим типом прически», «весна чреслами красна»… Безвластье, неприятный запах, политтехнологии, соцсети – все как в жизни. И речи как по «Эху Москвы»… Не только, добавлю я, тут еще устойчивая, давно сложившаяся гнусная школа «Коммерсанта», где Идиатуллин работает много лет. Главный вывод: в Советской России было отвратительно и в антисоветской – лучше не стало…
Ну и наконец, победитель – пятидесятилетний Александр Иличевский из Израиля, куда он перебрался после США. По привычке я пытаюсь читать лауреатов, потому что все-таки вел семинар по современной литературе, но тут – долго не смог: просто жалко времени. «Чертеж Ньютона» построен с прицелом на триллер-детектив. Герой ищет пропавшего отца, компаньона по дорогам и продажным женщинам, а еще и смысл жизни, приплетая научные изыскания. Язык прилизанный, с претензиями на красоты. Но какой-то мертвый, неорганичный, с оттенком глянцевых журналов. Вот про уроки отца: «Живя в Иерусалиме, где я бывал у него частым гостем, он, если я отправлялся в какое-нибудь экзотическое или интересное место, покупал билет, и мы поселялись обычно в одном гостиничном номере. На посадке и в самолете отец был словоохотлив; когда-то он мне объяснил: «С похмелья больно думать, и вместо этого я разговариваю, потому что думать и говорить одновременно невозможно». «Вот скажи, – говорил перед взлетом папка, — скажи, дружок, ты знаешь, как распознать продажную женщину? Допустим, ты приехал в Вегас, заселился в номер, спустился в бассейн и видишь прекрасную незнакомку. Вот как понять, можно с ней за деньги или нет? По двум признакам. Продажная женщина намазывает на себя все дармовые кремы, какие найдет на полках в раздевалке. Ты приходишь в бассейн, а она сидит и вся мажется солнцезащитным, увлажняющим, для ног, для рук. И как только ты заметил, что перед уходом она кидает на пол полотенца, ушные палочки, салфетки, одноразовые расчески, знай: ты на верном пути. Все в их жизни одноразовое, и это формирует привычки».
Какому-нибудь воздыхателю по сытой жизни может понравиться: автор из тех, кто любит щегольнуть зарубежными впечатлениями и шикарными пребываниями с излюбленной обывательской интонацией: «А вот в других странах…» Оно и не мудрено: с 1991 года Иличевский работал в физической лаборатории в Иерусалиме, потом семь лет прожил в Сан-Франциско, где работал физиком. (Запоев-Кибиров, ты ж уверяешь, что образование в СССР было плохим – а смотри, как обошедший тебя Иличевский кругом устраивался по специальности!) В 1998 году он возвратился в ельцинскую Москву: работал журналистом, был сотрудником «Радио Свобода», продолжил заниматься литературной деятельностью, вошел в нужные круги. В 2014 году принял решение вновь вернуться в Израиль. Довольно рассказывает: «Я живу в Иерусалиме на 20-м этаже, и у меня есть очень большой балкон с хорошим видом. Я лежал на этом балконе и в течение двух месяцев редактировал «Чертеж Ньютона» – это был финальный рывок». Рывок особого блеска тексту не прибавил – дурной рекламный стиль, например, рекламы проституток на Цейлоне: «Еще я запомнил жемчужный блеск белков ласковой сингалки, что поднесла к моему лицу шкатулку и открыла – оттуда выпорхнули лимонницы и запутались в волосах, – и тогда она опрокинула меня на спину и потекла шелковой рекой поверх. Потом я лежал, прислушивался, как шелестел бамбук, как по антимоскитному балдахину соскальзывали гекконы. С европейками ничего похожего я не испытывал». Читатель, тебе хочется улететь на Шри-Ланку? Но писатель и про несчастную родину помнит. Вот герой собирается ехать в крохотный городок в Неваде, где дороги плохо освещены, но это и неважно: у автора ведь есть советский опыт: «Я посмотрел на часы и на гаснущее небо, прикинул, смогу ли в сумерках вести машину: в принципе, да, сумею, опыта сколько угодно, знаю, что значит мчаться ночью по незнакомой горной дороге – например, в Сочи или в Крыму, куда мы ездили как проклятые в первые годы после женитьбы, непреклонно соблюдая священное, из детства, отношение жены к этим морским побережьям». Теперь у него другие побережья, а миллионы с родины за безликую вещь – пригодятся
Как видим, победители – еврей, осетин и татарин. Ну, как бы типичная многонациональная картина имперской литературы, но почему-то без имперского духа и хоть бы единственного русского – без представителей гонимого распущенной Роспечатью и буржуазным жюри государствообразующего народа… Я понимаю, что мы – не США, чтобы квоты вводить, как в Голливуде или команде Байдена, но все-таки… А вообще и по составу, и по сути Большая премия – это своеобразный канон для современной премиальной литературы, который задает жесткие ориентиры, навязывает вкусы и образцы. Кто-то отмахнется: ой, да ладно, не навяжут – читатель наш сам разберется. Как это сам? Например, вспоминается май, когда я пошел в старинном Кашине на улицу Луначарского, 2. Там находится 140-летняя библиотека, которая располагается в представительном здании бывшей городской Думы, построенном в «кирпичном» стиле в 1877 году. В первом же помещении – стенд о визите сюда Александра Солженицына, который после возвращения из США решил «проездиться по России», выступал здесь, оставил заметки и какие-то деньги на книги. Рядом на стенке – списки ВСЕХ лауреатов «Большой книги», «Нацбеста», даже «Букера» русского. Уж некоторые премии-то загнулись, а списки – подсказывают провинциальному читателю, кого надо почитать. После майских выходных на прощанье в библиотеке Кашинского курорта – старейшего в средней полосе, сразу увидел стопку журнала «Русский дом», представился сперва как член его редколлегии. Молодая Анастасия, у которой муж в соседнем Калязине поработал да и в Москву перебрался, с грустью рассказала, что журнал «Русский дом» выписывать перестали с 2017 года. Из подписных оставили только «АиФ» и «Наука и жизнь». Это в городе святой Анны Кашинской, где было 36 церквей и 3 монастыря! Зато вся полка за спиной – из Веллера и Рубиной состояла, хотя деньги на закупку книг администрация курорта совсем не выделяет. «Откуда же эти авторы берутся?» – «А московские библиотеки делятся – у них-то денег много». Ну, пусть и много, но не на россыпи же Веллера их валить! Вот такова книжная политика…
Кстати, на последнем Совете по культуре при президенте России назывались убийственные цифры сокращения библиотек и других учреждений культуры, даже Наталья Солженицына возопила онлайн: «Книжные магазины! Действительно, их в России очень мало: в четыре-семь раз меньше, чем в среднем в европейских странах. Например, в Париже в пределах окружной дороги, где живут два миллиона двести тысяч человек, 700 книжных магазинов, а в 13-миллионой Москве – около двухсот. Но есть и такие районные центры, где книжного вообще нет, просто нет. И еще последний кризис, конечно, закрыл многие магазины, и не только маленькие, но и сетевые. Но человек, разлученный с книгой, дичает».
Смотря с какой – некоторые, начиная с лживого «Архипелага ГУЛАГа» – лучше не читать, особенно школьникам. Ну, это к слову…
Время объединяться
Ну а что же обнадеживающего было в литературном году кроме отдельных творческих удач и редких смазанных акций Года памяти и славы? Многое могу назвать – от Всероссийской акции «Бессмертный полк русской поэзии», когда в адрес устроителей пришло более 500 видеоматериалов, в том числе от школьников и студентов (меньше), которые прозвучали в эфире, были выложены на сайте и стали поэтической вахтой памяти, до многих патриотических материалов на этих страницах, посвященных 75-летию Победы, защите ее от гнусных посягательств. Но есть еще один важный организационно-творческий итог. В декабре уходящего года состоялся пленум Союза писателей России, на котором принято решение учредить Ассоциацию писательских Союзов! В нее будут входить: Союз писателей России, Союз российских писателей, Российский книжный Союз, Союз писателей Москвы и Союз писателей Санкт-Петербурга. Да, как сказал в своем слове председатель нашего Союза, сама идея пришла из недр администрации президента: «Опуская подробности первых встреч, проговоров, скажу: первоначально требовалось понять, с кем предлагалось объединиться. В длинном списке первоначально было около двух десятков организаций, которые именуют себя писательскими. Наша позиция была очень прагматичной: только профессиональные союзы, никаких коммерческих литературных проектов. Это было услышано и поддержано, в итоге в списке осталось 5 организаций: Союз писателей России, Российский книжный союз, Союз российских писателей, СП Москвы и СП Санкт-Петербурга. Почему именно они? Потому что именно они были созданы на базе СП СССР к 1992 году. Ограничивая эту дату, мы автоматически отмели всю коммерцию вместе с новоделами.
Мы понимали, что Ассоциация будет создана в любом случае, с нами или без нас. В какой-то момент приходит время принятия решений. Это легче всего – ничего не принимать, и вроде ни за что не берешь на себя ответственность. Но сегодня этого не произойдет, мы собрались, чтобы поставить точку в этом вопросе. К чему это приводит, мы увидели на последнем Совете при президенте России по культуре. На связи были все председатели творческих союзов, все кроме писательского. От нашего сообщества был выставлен Евгений Водолазкин, который, в силу своей оторванности от организаций, не имеет глубоких представлений о проблемах собственно союза, потому говорил поверхностные вещи, не влияющие на жизнь писателей…
Ассоциация – это канал связи с властью, которая принимает решения. Хорошая она или для кого-то плохая и ненавистная. Поверьте, в АП достаточно людей, которые хотят помочь нам, а если мы походя записываем их во врагов, то и получаем плач Ярославны – нас никто не любит. И любят, и уважают! Нам самим надо быть мудрее в политических раскладах. Мы не пешки, которых двигают. Мы сами должны вырабатывать стратегию на шахматной доске. И Ассоциация, мне кажется, открывает нам эти возможности.
Пленум единогласно проголосовал за вхождение в Ассоциацию, выдвинул кандидатов в руководящие органы. Сразу раздались стоны, слова неверия. Критик Вадим Дементьев написал из вологодской деревни: «Один нормальный союз – на четверых, а как голосовать? Что это за Союз писателей Москвы? Да, он принимает по мейлу в члены. А второй российский союз – графоман на графомане…»
А что критиканы предлагают? Уехать по деревням и прозябать в гордом одиночестве? Чтобы ВСЮ литературу на Совете при президенте представлял думающий только о себе Водолазкин? Чтобы на каждую просьбу о помощи писателям чиновники довольно потирали руки и демагогически отвечали: «Да кому помогать? – у вас десять союзов…» Теперь по крайней мере ясно кому – Ассоциации. А еще отсечены все растущие как грибы союзики и тусовки с таким названием, с рекламой в интернете. Я не идеализирую. Но я повторяю то, о чем всегда писал: весь этот раскол – искусственный, рваческий, по национально-местечковому или материальному признаку (дачи в Переделкино, например, президентские гранты). Да, воли политической и понимания нет: прекратите этот раздрай, объединяйтесь в один общенациональный Союз писателей, а сочиняйте о чем и как хотите, тусуйтесь по своим интересам, но литература – дело государственное… Увы! Решили сделать такой шаг, может быть, только создать видимость, что о великой духовной (или бездуховной) сфере – власть помнит. Ну, хоть так! Русские писатели готовы работать на общее благо.
