Идея европейского единства сформирована и навязана элитами, но вот она перестала очаровывать, и народ восстал.
Слова попроще против трудных слов. Бедное большинство против богатого меньшинства. Простые ответы против сложных размышлений. Отвращение против бессилия. Так оказался расколот мир, так цифровой век усугубил гнев тех, кто не чувствует себя причастным к Игре. Как же остаться в живых?
Итак, изложим вкратце: полный крах потерпело определенное соглашение между элитами и народом, и народ теперь решил справляться своими силами. Это не совсем восстание, пока еще нет. Это неумолимая череда сбоев, неожиданных решений, очевидных отклонений от здравого смысла, если не от рациональности в целом. Народ неотступно продолжает, голосуя или выходя на улицы, посылать совершенно однозначные сигналы: он хочет, чтобы в историю вошел факт, что элиты потерпели крах и должны уйти.
Давайте попытаемся понять, кто же входит в состав этих пресловутых элит. Врач, университетский преподаватель, предприниматель, управляющие компаний, в которых мы работаем, мэр вашего города, адвокаты, брокеры, многие журналисты, многие успешные художники, многие священники, многие политики, члены управляющих советов, значительная часть тех, кто, придя на стадион, сидит в ложах для привилегированных лиц, все те, у кого дома более 500 книг… Я бы мог исписать страницы, перечисляя их, но мы уже друг друга поняли. Границы этой категории могут быть подвижны, но в целом элита – это они, те самые люди.
Их немного (в Соединенных Штатах это один из десяти), они владеют значительной долей существующих денег (в Соединенных Штатах им принадлежит восемь долларов из десяти, и я не шучу), они занимают большинство мест во власти. Подведем итоги: это богатое и очень могущественное меньшинство.
При более близком рассмотрении оказывается, что по большей части это люди, которые много учатся, они социально активны, образованны, изысканны, разумны, эрудированны. Деньги, которые они тратят, они отчасти получили в наследство, но отчасти зарабатывают их сами, изо дня в день, накапливая огромное количество. Они любят свою страну, верят в меритократию, в культуру и в соблюдение определенных правил. Они могут принадлежать как к левым, так и к правым. Удивительная нравственная слепота – не могу не заметить – не позволяет им замечать несправедливость и насилие, служащие подпорками системы, в которую они верят. Поэтому они спят спокойно, хоть зачастую и прибегая к помощи психотропных средств.
Сидя в этом изысканном природном заповеднике, они поддерживают его на ногах. А быть может, и вовсе спасают.
В последнее время устоялась именно первая версия. Именно из-за этого был нарушен тот молчаливый пакт, о котором мы говорили и который я бы описал так: народ уступает элитам привилегии и даже своего рода туманную безнаказанность, а элиты берут на себя ответственность за строительство и обеспечение общей окружающей среды, в которой всем будет лучше жить. Если перевести его в весьма практическую сферу, в этом описании говорится о сообществе, в котором элиты работают, стремясь улучшить мир, а люди верят врачам, уважают учителей своих детей, доверяют цифрам, представленным экономистами, прислушиваются к журналистам и при желании верят священникам. Нравится это вам или нет, но западные демократии показали свои наилучшие результаты, когда были именно таким сообществом: когда это соглашение действовало, было надежным и приносило результаты.
Сегодня же нас вгоняет в ступор новость: этого соглашения больше нет.
Оно начало трещать по швам лет 20 назад, сегодня же оно уже разваливается на части. И стремительнее всего это происходит там, где живут люди пошустрее (или доведенные до большего отчаяния), например, в Италии. Здесь народ перестал доверять даже врачам и учителям. Что же касается политической власти, то сначала народ доверил ее невероятно богатому человеку, ненавидевшему элиты (этот трюк потом скопировали у нас американцы), потом дали последнюю попытку Ренци, приняв его по ошибке за человека, не имеющего к элитам никакого отношения, и, наконец, решительно разорвали договор и начали диктовать свои условия напрямую.
Так что же до такой степени их разозлило?
Первый ответ напрашивается сам собой: экономический кризис. Во-первых, элиты его не предусмотрели. Потом они не спешили его признавать. Наконец, когда все начало разваливаться, они обеспечили безопасность себе и переложили бремя жертв на народ. Можем ли мы сказать, возвращаясь мысленно к кризису 2007–2009 годов, что произошло именно это? Я не знаю этого наверняка, но в восприятии людей все было именно так. Таким образом, преодолев чрезвычайное положение, народ начал, скажем так, сводить счеты.
Вторая причина более изощренная, и я осознал ее лишь после того, как начал изучать цифровую революцию и написал книгу «Игра» (The Game). Я бы сформулировал ее так. Все цифровые приспособления, которыми мы ежедневно пользуемся, отличаются некоторыми общими генетическими особенностями, порождаемыми определенным видением мира, сформированным пионерами Игры. Одна из этих характеристик является исключительно либертарианской – превратить власть в прах и распределить ее между всеми людьми. Типичный пример: следует поставить компьютер на рабочий стол каждого человека. По возможности положить его в карман каждого человека. Цель достигнута. Масштаб этого феномена нельзя недооценивать. Сегодня, вооружившись смартфоном, люди могут, помимо прочего, совершать следующие действия: получить доступ к любой информации в мире, общаться с любым человеком, высказывать свое мнение перед огромной аудиторией, выставлять на всеобщее обозрение объекты (фотографии, рассказы, все что угодно), в которых сформулировано собственное представление о прекрасном.
Таким образом, следует понять: Игра разрушила вековые психологические барьеры, научив людей заступать на территорию элит, лишая их тех монополий, благодаря которым они становились мифически неприкасаемы. Все очевидно: начиная с того момента ситуация могла стать взрывоопасной. Возможно, ничего бы не произошло, если бы не другая особенность Игры – ее фатальная неточность. Игра распределила власть или по меньшей мере возможности, но не распределила деньги. В Игре нет ничего, что было бы направлено на перераспределение богатства. Перераспределение знания, возможностей, привилегий – да. Богатства – нет. Асимметрия очевидна. Она не могла не привести в долгосрочной перспективе к общественному гневу, молчаливо разливавшемуся, как огромная лужа бензина.
Наверное, я уже сказал, что потом экономический кризис уронил в эту лужу спичку. Зажженную.
Дальнейшие события нам известны. Но мы не всегда хотим их знать по-настоящему. Уточню: нам некомфортно. Люди, не теряя некоторого апломба, отправились захватывать власть, пусть вполне степенно, но, будучи уверенными в себе, и без трепетного страха, чего не наблюдалось уже давно. Главным образом они это сделали путем голосования. За что? За противоположность тому, что подсказывали им элиты. За кого? За любого человека, который не был частью элит или которого элиты ненавидели. За какие идеи? Любые идеи, лишь бы они были противоположны тем, которых придерживаются элиты. Просто, но действенно. Можно я приведу неприятный пример, который, правда, прекрасно отражает это положение вещей? Это Европа.
Идея европейского единства, разумеется, сформирована элитами. Безусловно, народ об этом не просил, выйдя на улицы с громогласными требованиями. Это интуиция немногих просвещенных, которую с легкостью можно объяснить так: напуганная совершенным ею в XX веке и преследуемая двумя великими державами, американской и советской, европейская элита поняла, что должна покончить с этой дикой столетней борьбой, упразднить границы и сформировать единую политическую и экономическую силу. Естественно, реализовать этот план было не так уж просто. На протяжении веков элита работала над формированием националистического мировоззрения, требовавшегося ей для самоутверждения и даже ненависти к иностранному, пригодившейся ей, когда надо было давать волю рукам: теперь же предстояло разрушить всё и пойти на попятную. Раньше ей требовались миллионы солдат, теперь ей нужны были миллионы пацифистов. Люди, которые совсем недавно перерезали друг другу глотки со штыком в руках, должны были превратиться в единый народ с единой валютой и единым флагом – задача не из простых.
Поэтому с несомненным талантом элита навязала модель европейского единства, о которой мы могли бы с высоким драматизмом сказать: однажды сформированное, это единство должно было стать необратимым. Позади горели корабли, чтобы не дать людям (или даже диссидентствующим группам элит) захотеть вернуться назад. Они бы этого не сделали, потому что это было технически невозможно. Если люди начинали сомневаться, ключевым лекарством было терпение.
Отчетливо элитарный характер единой Европы укрепился, когда, после того как все вопросы с Европой были решены, отстоялась система европейской власти: институты, органы управления, даже личности, назначаемые на руководящие посты. Трудно представить что-то, что бы лучше выражало представление об элите, возможно, компетентной, но далекой, недоступной, хранящей в запасе непонятные обоснования и цифры, едва осознающей реальную жизнь людей. Не исключено, что попутно многое совершается во благо людей, но, естественно, представляется, что их первичная функция, безусловно, – помнить, что есть те, кто играет на роялях, и те, кто переносит их по лестницам, и в нашем раскладе играет на них именно элита.
Таким образом, в ту минуту, когда люди сполна наелись этого соглашения с элитами, они немедленно восстали против них: Европа была наиболее очевидным символом, мишенью, сразу же бросающейся в глаза на горизонте. У нее была аура непобедимости, которая, однако, как выяснилось в день после референдума по брекситу, распространялась только на элиты: на других граждан Игры волшебство перестало действовать.
Можем ли мы сказать в свете всего этого, что народ выступает против Европы? Нет, этого мы сказать не можем. Скорее, против этой Европы, против Европы как символа верховенства элит – безусловно. Сегодня быть противником Европы означает, в частности, выступать против элит. В обиходе уже появилась хорошенькая формула: Европа народов. Она ничего не означает, но выражает один очевиднейший факт: мы хотим расколоть не само по себе единство, а единство, которого добивались и которым так управляли элиты.
Первое, что доведется заметить, если попытаться по-настоящему разобраться в проблеме, – это поведение элиты, как только она оказалась под ударом. Она стала жестче отстаивать свои убеждения, быстро придумав версию, в которой разложила все по местам: народ обезумел, вероятно, под воздействием нового поколения безответственных лидеров, не чурающихся грязной игры, хитро взывающих к брюху граждан в обход интеллекта. Зыбкие, неточные выражения, такие как «фейковые новости», «популизм», даже «фашизм», используются, чтобы эффективнее распространять послание, благодаря которому восставшие получили краткий ярлык. Фоном служила уверенность: «альтернативы нет», ее повторяли как мантру, культивировали как одержимость, изрекали как пророчество и угрозу.
Ни на минуту, казалось, элита не остановилась, чтобы задаться вопросом, не совершила ли она где-то ошибку, причем настолько колоссальную, что она лавинообразно спровоцировала весь этот бардак. Если бы она это сделала, ей бы не составило труда зафиксировать феномены которые мне, как и многим другим, представляются ясными как божий день.
Идея элит о развитии и прогрессе не способна породить социальную справедливость, она распределяет богатство в бреду, уничтожает больше рабочих мест, чем ей удается создавать, предоставляет главную роль едва контролируемым экономическим силам, продолжает основываться на жестоком контроле слабых территорий нашей планеты и подвергает серьезной опасности Землю, забывая, что это наш общий дом, а не свалка для избранных.
Элиты уже давно находятся в глубоком оцепенении, в состоянии своеобразного гипноза, в котором они повторяют одну-единственную мысль, формулируя изощренные теоремы с одним и тем же ритуальным результатом: «альтернативы нет». Возможно, многие уже заметили, что элиты ни на что больше не реагируют, они загипнотизированы сами собой, полностью утратив контакт с жизнью людей, тратя больше половины времени на созерцание и обустройство своих привилегий. Они притормаживают историю и взращивают наследников, не способных мыслить о чем-либо, помимо одержимости своих отцов.
Следует признать, что народ прав. Нужно восстановить контакт с реальностью и заметить бардак, который мы сотворили. Нужно немедленно взяться за работу, чтобы перераспределить богатство. Вновь взяться за социальную справедливость. Отправить на покой старые элиты XX века и довериться умам, порожденным Игрой; причем сделать это следует не только с положенным изяществом, но и с остервенением. Придать новый смысл таким словам, как «развитие» и «прогресс», ведь их старые смыслы оказались отравленными. Освободить умы, способные увести нас подальше от убеждения, что «альтернативы нет». Прекратить приписывать политике ту роль, которую мы привыкли ей приписывать, – наше счастье зависит не от нее. Вновь довериться тем, кто обладает знаниями, как только мы увидим, что это новые люди. Отринуть цифры, которыми мы оцениваем мир (в первую очередь бессмысленный ВВП), и придумать новые меры, находящиеся на высоте нашей жизни. Всем нам следует незамедлительно вернуть доверие к культуре и всегда тратить силы на образование. Не прекращать читать книги, пока образ судна, полного беженцев и не находящего пристани, не станет для нас невыносим. Бесстрашно вступить в Игру, чтобы любые наши способности, пусть даже самые личные и уязвимые, помогли проложить путь, по которому пойдет весь мир. Использовать Игру как большой шанс перемен, а не как алиби, чтобы ретироваться в свои библиотеки или генерировать все большее экономическое неравенство. Воздвигнуть заново все стены, которые мы снесли преждевременно, снести их заново, как только все будут способны прожить без них. Позволить более быстрым идти вперед, создавать будущее, но возвращать их каждый вечер на ужин за стол более медленных, чтобы они помнили о настоящем. Примириться с самими собой, вероятно, потому, что невозможно хорошо жить в презрении и отвращении. Дышать. Время от времени выключать гаджеты. Ходить пешком. Прекратить размахивать призраком фашизма. Мыслить масштабно. Мыслить. В этом нет, в сущности, ничего невозможного, если только найти в себе решимость, терпение и мужество.
Алессандро БАРИККО
(La Repubblica)
