Но под конец вдруг вклинивается персональный фрагмент… Не о Верховном Главнокомандующем, не о полководцах или рядовых – героях, наголову разбивших всю европейскую свору профессоров во главе с фашистской Германией. Нет. В качестве образца спасителя Отечества Киселёв явил нам, советским людям, по точной характеристике Владимира Сергеевича Бушина, субъекта, который «…явился родоначальником, толчком того нравственного обвала и разложения, той деградации общества, что ныне мы видим на родной земле»!.. Это Солженицын А.И. (далее Исаич). Что ж, рыбак рыбака видит издалека!
Вначале возникает вопрос: и с чего это вдруг сейчас, а не ранее? Ответ простой. Ранее достаточно было свидетелей этой как на опаре вздувшейся подлости. Но вот ушли почти все свидетели и литературные авторитеты, способные отстоять справедливость и истину. Ушел Михаил Шолохов, охарактеризовавший все писания Исаича двумя емкими словами: болезненное бесстыдство! Ушел Александр Твардовский, которому Исаич обязан своим появлением в литературе, но по прошествии ряда лет заявивший самое негативное отношение к его писаниям. А вот теперь можно, когда совсем недавно ушел из жизни самый главный свидетель и оппонент – Владимир Сергеевич Бушин, прошедший всю войну в первом эшелоне, неоднократно раненный, истинный патриот, бескомпромиссный писатель и литературный деятель. Не скрывая своего участия в создании «феномена» Исаича, тем не менее в своем труде «Александр Солженицын» (М.: Алгоритмы, 2003, 368 с.) снял с него бутафорские хламиды, дешевые ярлыки и скоморошные погремушки. И в результате показал нам, каков этот «король».
Далее, я попытался понять, за что Киселёв воздал такую честь этой одиозной личности. Уж никак не верится, что он клюнул на примитивное вранье Солженицына. О его «героическом» военном прошлом (боевой фронтовик, от звонка до звонка на передовой, командир артиллерийской батареи; под бомбёжкой выводил из окружения свою батарею, правда, оставил там свою машину и пришлось за ней возвращаться (и это окружение? Ха!) и т.д. в том же духе). Всё это распространялось им везде, по поводу и без повода.
Вряд ли этот фрагмент в передаче необдуманный зигзаг ведущего. Здесь вопрос глубже. Скорее это отрыжка неприглядной застарелой антисоветчины…
И здесь же. При формировании этого фрагмента, вероятно, основную роль сыграла последняя жена Солженицына Светлова (в одном лице – жена и одновременно его крестная дочь), которой как воздух необходимо поддерживать всеми возможными способами имидж своего благоверного, быть на виду, значимой… Она не раз нам демонстрировала, что вхожа в президентские кабинеты и этим пользуется; на одной встрече призывала включить в школьные программы недетские фантазии своего благоверного, или что транслировалось по телевидению). А чтобы быть в центре внимания, ей тоже надо фантазировать. Используя при этом излюбленный прием Исаича – это прикрытие полуправдой махровой лжи.
Сейчас уже достаточно опубликованных материалов, дающих ПОЛНОЕ представление об этой личности (см. напр., публикации Шабалова А.А., Бушина В.С., Решетовской Н.А., Самутина Л.А., Франка Арнау и др.). В данном же случае остановимся в рамках обсуждаемой темы, на «фронтовых» (точнее, тыловых) дорогах «героя».
Итак.
В армию попал не с начала войны, как нас убеждают, а лишь во второй половине октября – ездовым в Сталинградский округ, находившийся тогда в глубоком тылу. Затем училище, и лишь с мая 1943 года служба в АИР (артиллерийская инструментальная разведка). Это в определенном смысле «кабинетный шпионаж», требующий тишины и умения чутко работать с акустической аппаратурой. Обстановка была настолько комфортная, что наш герой по подложным бумагам отправил своего подручного (разбитного одессита) за своей женой Натальей Алексеевной Решетовской. Которая была доставлена на «передовые позиции», в блиндаж Исаича. Как она вспоминала, они неплохо провели время, героически били «по воробьям и воронам». Блаженство продолжалось до поры, пока новый командир батальона не «попросил» ее восвояси.
Можно было бы такого рода службу ему в упрек не ставить, если бы и она не тяготила нашего «героя». С победами нашей армии на фронтах потребность в такого рода службе должна сократиться и тогда… на передовую (?!). А еще страшней, если при встрече Советской и американской армий война перерастет (по Троцкому) в мировую, революционную. Наша армия не выдержит и будет разбита (это свое заключение он вложил в уста персонажей якобы своих сокамерников Юры и Пети в «Архипелаге»). Как избежать передовой? Как выжить в этой опаснейшей ситуации?
Вот и начал наш герой строчить из частей «особой секретности» письма с ультратроцкистскими фразами «Превращения войны отечественной в войну революционную… Война после войны…» – короче, вперед – до Ла-Манша! Даешь Париж, даешь Европу! Эти троцкистские бредни противоречили курсу нашей страны, но особой провинностью, видимо, не были. И полетели письма со всей этой бредятиной школьным товарищам, жене… В результате, думалось ему, можно закончить войну в каком-нибудь запасном полку, охраняя где-нибудь склады или мост через крупную реку. Однако этот блестяще задуманный план провалился с треском после лишь одного окрика следователя: «Солженицын, вы неискренни со следствием!»
Зачастую его поведение отличалось откровенной наглостью, о чем он сам неоднократно отмечал в своих писаниях: «Я обнаглел»… «Я так обнаглел»… «Я обнаглел в своей безнаказанности»… «После моего наглого письма»… «Я вел себя с наглой уверенностью»… «Я избрал самый наглый вариант» и т.д. По этому поводу его школьный товарищ И.К. Симонян – главный хирург Советской армии в годы войны, оклеветанный Исаичем, настаивая на трусости (что отмечалось еще в школьные годы) своего школьного товарища, отдает должное его наглости и справедливо считает, что первая является главенствующей, «старшей сестрой или даже матерью второй». И делает вывод: воочию представив на фронте смерть, ощутив ее всей кожей, Солженицын «начал испытывать панический страх» и, не решившись на реальный самострел, прибегнул к самострелу моральному. С помощью серии «крамольных» писем сам спровоцировал свой арест, чтобы оказаться в тылу.
Уму непостижимо, как мог в своих писаниях этот трус и лагерный стукач описывать поведение Сталина в ноябре 1941 года? По его писаниям Сталин в страхе уезжает в Куйбышев и из бомбоубежища названивает: «Сдали ли Москву?» «Поверить нельзя было, что остановят, – остановили! Молодцы, конечно, молодцы. Но многих пришлось убрать: это будет не победа – если пронесется слух, что Главнокомандующий временно уезжал. Из-за этого пришлось седьмого ноября небольшой парад зафотографировать!..» Как видим, и парада не было, и Сталин не выступал с речью!
По этому поводу А.А. Шабалов пишет: «Жаль, не могут встать из братских могил и плюнуть Исаичу в его жалкую бороденку, в его бесцветные от злобы глазки те, кто пройдя у Мавзолея, сразу уходили в свой последний бой… До какой же низости может опуститься человек!»
Это в полной мере можно отнести и к нашим современникам – фанатам «классика».
Вообще, его описания военного периода событий – это откровенное вранье, не поддающееся какому-либо анализу и осмыслению. Но он четко уловил потребность в черных легендах, в наступивших временах хрущёвских «оттепели», борьбы с «культом личности» и т.д., и т.п., определенной части разлагающейся партноменклатуры и так называемой творческой интеллигенщины (коротичей, марк-захаровых и всяких новодворских). Они с восторгом приняли весь его несусветный бред.
Этот враль без конца искажает факты, а что выгодно, замалчивает. Например, о героической обороне Брестской крепости, длившейся почти месяц, ни слова. А Смоленск упоминает как место «катастрофического» окружения наших войск, не говорит о том, что это сражение – одно из важнейших сражений Отечественной войны. Оно началось при двукратном превосходстве немцев в живой силе, артиллерии, самолетах, четырёхкратном – в танках. И длилось два месяца, связывая основные силы немцев, рвавшихся к Москве. За первые три недели здесь немецкие части потеряли 50 процентов личного состава и вынуждены были впервые перейти к обороне.
Далее этот «летописец» уверяет , что в начале войны немцы продвигались по 120 км в день. Это нелепица. Если бы это имело место, то им достаточно было бы 8–10 дней, чтобы проскочить в Москву. А они туда добрались лишь к началу зимы. И ждало их там сокрушительное поражение. Здесь стоит привести высказывание (1944 г., военный Совет) самого Гитлера по поводу скорости продвижения немецких войск: «Теоретически, конечно, танки могут преодолевать по 100 км в сутки, и даже по 150, если местность благоприятная…. Я не помню ни одной (!) наступательной операции, в которой мы – хотя бы в течение двух-трех дней – проделывали по 50–60 км. Нет, как правило, темп продвижения танковых дивизий к концу операций едва превышал скорость пехотных соединений». Вот так! Как говорят, попал «классик» пальцем в небо!
Но этот враль рассуждает не только о ходе войны, но и о наших генералах и полководцах. Старается что есть сил внушить всем нам, что предатель «Власов был из самых способных генералов, среди коих много было совсем тупых и неопытных» Во как! Уверяет, что с весьма крупными советскими военачальниками общался самым тесным и непосредственным образом, на основе чего и пришел к столь решительным выводам о них. И опять врет. Сам же повествует, что в марте 1944 года, не побыв и года в части, умудрился получить (видимо, нахаляву) отпуск и заглянул по приглашению в Москве к школьному товарищу К. Симоняну, в госпиталь. Где служил последний. Удалось посидеть на стуле, на котором накануне сидел Рокоссовский. А другого маршала видел в редакции «Нового мира» в коридоре, в гражданском костюме. И какое впечатление на основании этого «тесного» общения – ярлык «Колхозный бригадир!»
Да, наши военачальники времен минувшей войны действительно были не знатных родов, не вельможных фамилий и не из столиц, а из деревень, безвестных сел и провинциальных городишек. Дети рабочих и крестьян. С ранних лет познавшие, что такое физический труд. И все они гордились своей принадлежностью к простому люду, своим ранним участием в его жизни, в его труде, в радостях и печалях, гордились своими отцами и матерями. Но вот об одном из них нобелевский чистоплюй пишет, что, мол, похож на колхозного бригадира…
Бывший редактор власовской газеты Л.А. Самутин, отсидевший положенный срок заключения в Воркуте и, по сути, бывший автором некоторых страниц «Архипелага», вначале был в восторге от этой писанины: «Клевета, ну и пусть! Зато влепил им А.И. пощечину!» Но затем восторг сменился негодованием – он обнаружил, что в нее перекочевали материалы геббельсовского министерства пропаганды: «Кто поверит в эту туфту?» Еще как поверили (пример, данный киселевский фрагмент)!
Призывая всех «Жить не по лжи», сам же подло врет, повторяя власовские увещевания о райском благополучии в немецком плену для наших военнопленных. Например, о лагере военнопленных под Харьковом пишет: «Лагерь был очень сытый». Надо полагать, с трехразовым калорийным питанием. И это весной 1943 года, когда после Сталинграда. «Могли осерчать. Но не осерчали». Кормили наших пленных, как в санатории. Коменданты сплошные меценаты, например, музыкантам помогали концертировать и пр. А вот что мы читаем в записях Гальдера и Альфреда Розенберга. Первый посетил несколько лагерей в Белоруссии и 14 ноября 1941 года сделал запись в дневнике: «Молодечно. Русский тифозный лагерь военнопленных. 20 000 человек обречены на смерть. В других лагерях, расположенных в окрестностях, хотя там нет сыпного тифа, большое количество пленных умирает с голода. Лагеря производят жуткое впечатление». Второй записал: «Судьба советских военнопленных – это трагедия огромных масштабов. Большая часть умерла с голоду или от упадка сил и холода. В большинстве лагерей начальники (те самые, солженицынские, см. выше) запретили передавать пленным какое бы то ни было продовольствие. …Во многих случаях, когда пленные были не в состоянии идти дальше от истощения, их убивали, а тела оставляли… Во многих лагерях отсутствуют какие-либо помещения для жилья. В дождь и снег пленные лежат под открытым небом».
Ну и как тут наш герой живет «не по лжи»? Подло. Мерзко. Но это еще цветочки.
А вот и ЯГОДЫ… Исаич с типичным для него апломбом уверяет своих читателей, что едва ли не весь наш народ с радостью и нетерпением ждал прихода немцев. По его рассказам, немцы были гуманны не только по отношению к военнопленным. Великие блага несли они всему населению. Гитлеровцы поразили советских людей «любезностью, галантностью». И не лагеря смерти и прочие ужасы создают немцы на оккупированной территории, а открывают нечто совсем другое. А именно: «Приходу немцев было радо слишком много людей. Пришли немцы – и стали церкви открывать». Некоторым энергично-деятельным людям, томившимся в безвестности, захватчики создали условия для реализации их честолюбивых надежд. Были и другие великие блага…
Смеет писать ещё и такое: когда захватчиков погнали с нашей земли, то «за отступающей немецкой армией вереницей тянулись из советских областей десятки тысяч беженцев…» Да что там десятки тысяч, «население уходило массами с разбитым врагом, с чужеземцами – только бы не остаться у победивших своих – обозы, обозы, обозы…». Тут уж ему мерещились не десятки тысяч, а миллионы!
Здесь, как и во всех других случаях, конкретных имён, названий, ссылок практически нет. Разве что источник: «мне рассказали» или «один насмешливый сапожник».
А вот данные живых свидетелей, сотрудников Стародубского краеведческого музея Е. Короткой и Д. Алхазовой. В годы оккупации в Стародубе существовала подпольная организация молодых жителей города, поимённо: У. Белик, А. Рыжков, И. Египцев, Ю. Хомутов, И. Филонов и др. Эта группа прятала раненых красноармейцев, доставала медикаменты, оружие, принимала и распространяла среди населения сводки Совинформбюро, совершала диверсии на железной дороге, вывела из строя два городских предприятия. Их местом сбора был дом А.Д. Янчевской, бывшей дворянки.
Далее они сообщают, что около 1400 жителей города были расстреляны фашистами. Население города за время оккупации сократилось с 13 тысяч до 6261 человека, т.е. почти на 7 тысяч, а района – на пять тысяч. Таким образом, всего население города и района за время оккупации сократилось почти на 12 тысяч. Из них свыше 1700 человек было угнано в Германию, в рабство. И из них Исаич пытается представить нам стихийные толпы добровольцев, уходивших с фашистами, «чтобы только не остаться у своих!»
И вот это все впаривает нам в великий День скорби…
Считаю, что это возмутительное КОЩУНСТВО не должно остаться НЕЗАМЕЧЕННЫМ!
