11 октября с.г. на сайте «Актуальные комментарии» появилась статья бывшего замглавы администрации президента В.Ю. Суркова «Безлюдная демократия и другие политические чудеса 2121 года». Статья неспроста появилась именно сейчас. И, конечно, привлекала к себе внимание как формой, так и содержанием, что совершенно неудивительно, имея в виду склонность Владислава Юрьевича к различным демократическим концепциям. Вот, помнится, в 2006 г. Владислав Юрьевич говорил, что Россия строит суверенную демократию. Дескать, возводит Россия общество нового типа – свободное, справедливое, демократическое и ни от кого не зависящее. Тогда г-н Сурков призывал «быть на стороне сообщества суверенных демократий (и свободного рынка) – против каких бы то ни было глобальных диктатур (и монополий). Сделать национальный суверенитет фактором справедливой глобализации и демократизации международных отношений». Но прошло не так уж много времени, и развернулся бывший первый заместитель на 180 градусов. Суверенная демократия его больше не интересует, зато влечет демократия безлюдная. Тема, бесспорно, важная. Однако впечатление статья оставляет странное. И прежде всего потому, что, несмотря на вальяжность, мыслей самого бывшего кремлевского администратора в статье, можно сказать, нет. Зато есть пересказ идей знатных трансгуманистов и цифровизаторов. Правда, Владислав Юрьевич старается пересказывать эти самые идеи весьма осторожно, как будто боком подходит или подкрадывается. Так, например, один из основоположников трансгуманизма Рэймонд Курцвейл заявляет: «Мы будем становиться всё более небиологическими существами, пока не дойдем до состояния, когда небиологическая часть станет превалировать, а биологическая потеряет свое значение. При этом небиологическая часть будет настолько мощной, что она сможет полностью моделировать и понимать биологическую часть. Так что если биологическая часть вдруг исчезнет, это не будет иметь значения, поскольку небиологическая часть уже полностью ее поняла». А что же наш Владислав Юрьевич? А вот, не угодно ли: «М. Маклюэн считал машины продолжением человеческих органов. Но есть и иная точка зрения. Что машина не приложение к человеку, а его порождение. И как любое порождение, она одержима комплексом Эдипа – устранить родителя. Как человек «произошел от обезьяны», так и машина «происходит от человека» и занимает его место на вершине эволюции <…> Биологические граждане будут иметь всё больше комфорта и всё меньше значения».
Хочется сразу возразить Владиславу Юрьевичу, что человек может обходиться без обезьяны, а вот машина без человека – вряд ли. Но мы бы поспешили, высказав такое замечание. Потому что Владислав Юрьевич не хуже нашего осведомлен о трансгуманизме и наверняка всего лишь недоговаривает, что машина сможет занять место человека на вершине эволюции только в том случае, когда сам человек станет в значительной мере машиной. Оттого и «биологические граждане» будут иметь всё меньше значения.
Или, как называет это Курцвейл, «небиологическая часть станет превалировать, а биологическая потеряет свое значение». Просто Владислав Юрьевич осторожничает, говоря о комфорте. К тому же «биологические граждане» просто не нужны в дивном новом мире, особенно в таком количестве.
Не стоит думать, что все эти рассуждения – лишь странные фантазии футурологов-мечтателей о далеком будущем. Строительство будущего уже началось. В частности, тотальная вакцинация – это начало великой стройки, а вовсе не забота о всеобщем здоровье. Причем стройки в глобальном масштабе, почему и о суверенной демократии пришлось забыть. Именно этим и объясняются все многочисленные противоречия, сопровождающие прививочную кампанию. Вакцинированным как будто отшибло память, они не хотят даже задаться вопросом, почему два года назад вакцинация против гриппа заканчивалась строго до начала эпидемии, а вакцинация против коронавируса насильственно осуществляется в самый ее разгар. Вакцина – это не лекарство. Но если уж ты привился, тебе нечего бояться – для того и прививают. Однако список стран, где вакцинированное большинство начинает дружно болеть, а там и умирать, ширится с каждым днем. Но российские вакцинаторы этого обстоятельства в упор не видят и ведут себя как сотрудники ЖАКТа в рассказе Зощенко «Кошка и люди», явившиеся на экспертизу печки с угаром: «Казначей, жаба, говорит: – Вполне отличная атмосфера. И нюхать ее можно. Голова через это не ослабевает. У меня, – говорит, – в квартире атмосфера хуже воняет, и я, – говорит, – не скулю понапрасну. А тут совершенно дух ровный».
Вот и наш Моисей всея Руси по фамилии Гинцбург объявил давеча, что 80% вакцинированных в России сертификаты о вакцинации купили. Потому и болеют. Это не то что вакцина не действует или вызывает антителозависимое усиление – это россияне такие мошенники. Но ведь с суверенной демократией не вышло, стало быть, колоть надо – старший приказал. Так что будет все как у Зощенко: «А через полчаса, когда этого самого председателя ложили на носилки и затем задвигали носилки в каретку скорой помощи, я с ним разговорился.
Я говорю:
– Ну, как?
– Да нет, – говорит, – не будет ремонта. Жить можно».
А тем временем Владислав Юрьевич втирает нам про трансгуманистическое будущее, которое, по его планам, осуществится лет через сто, но к которому стоит уже начинать готовиться. Вот мы и готовимся – пока что генно-инженерные опыты на себе ставим. Но впереди нас ждут «экологическая диктатура, постпатриотическое сообщество, виртуальная республика». Кто-нибудь сомневается, что ковидобесие закончится крахом производства, логистики, малого и среднего бизнеса, мировой экономики в целом? По российскому ТВ не показывают, а между тем во всем мире сопротивление одичалым вакцинаторам ширится. Повсюду существует вполне реальная угроза гражданской войны, реальным становится искусственный дефицит продуктов; массовая безработица, бедность, рост цен – это тоже на повестке дня, причем в разных странах. Не на это ли намекает Владислав Юрьевич, когда пишет: «Ряд правительств решится на принудительное ограничение потребления под давлением обостряющихся экологических проблем. Эти злосчастные правительства испытают на себе всю силу гнева заматеревшего общества потребления. Народы не захотят прозябать в условиях жесткой экономии. Ониомания, давно ставшая едва ли не единственным экзистенциалом обывательского бытия, вдохновит их на активное сопротивление властям, озабоченным экологией. Восстания воинствующих шопоголиков, гедонистов и консьюмеристов потрясут основы социального порядка и вызовут встречные массовые репрессии». Не стоит думать, что вакцинация и бунт шопоголиков ничем не связаны. Это пока не сложившиеся части одной картины – картины будущего, уготованного народам мира. Вспомним заветы Клауса Шваба: коворкинг, каршеринг, бустер, обед из червей. А еще отсутствие государств, патриотизма, религий, традиций и пр. И тут прямо не знаешь, за что хвататься: не то Шваба читать, не то Хаксли с его «дивным новым миром», не то Владислава Юрьевича, отрекшегося от суверенной демократии в пользу демократии безлюдной.
А не открыть ли нам «Манифест Экстрописта» от 2010 г. (экстропизм – направление трансгуманизма, которое другой современный мыслитель, Ник Бостром, характеризует как «бесконечный прогресс, самопреобразование, практический оптимизм, разумная технология, открытое общество, самонаправление и рациональное мышление»)? В Манифесте изложены основные положения эстропизма и вообще трансгуманизма. К положениям относятся: «вера в безграничное расширение человеческих возможностей; преодоление ограничений, налагаемых религией, протекционизмом, сегрегацией, расизмом, фанатизмом, сексизмом, эйджизмом <…> и любыми другими архаичными страхами и ненавистью, а также преодоление ограничения человеческого потенциала и достижение физического бессмертия; преодоление собственности; примат интеллекта и рационального мышления, использование дедуктивных умственных способностей вместо зависимости от слепой, иррациональной веры, суеверий и традиционных догм – создание дружественного человеку искусственного интеллекта».
Так ведь и Владислав Юрьевич о том же: «Некоторые великие городские агломерации, будучи рассадниками космополитизма, обособятся в автономные сообщества меркантильных людей «без роду и племени», приблизившись к либертарианскому идеалу государства как гипертрофированного коворкинга, не отягощенного сентиментальной идеологией долга и верности. Правительства не смогут навязывать себя человеку в качестве Родины и фатерлянда, и станут для него только совокупностью специфических сервисов». Если все это перефразировать, то получится все тот же отказ от «слепой, иррациональной веры, суеверий и традиционных догм» в пользу рационального мышления.
Правда, с рациональным мышлением тоже не задалось. Все полтора года ковидобесия организаторы его только и делали, что разрушали рациональное мышление, противореча себе каждым новым утверждением и опровергая себя каждым нововведением. Вчера Попова говорила, что вакцинированные заразны, а сегодня уже не заразны. Вчера Голикова уверяла, что не будет локдауна, а сегодня – уже будет. Вчера представители ВОЗ писали, что маски здоровым не нужны, а сегодня нужны всем и желательно сразу по несколько. Никакое рациональное мышление не выдержит такого натиска. Вот и Владислав Юрьевич, видимо, дрогнул. Ибо чем удивляет его статья, так это отсутствием логики и обилием стилистических ляпов. Чего стоит название статьи: «Безлюдная демократия». Тут автор обыгрывает выражение «безлюдное производство», то есть когда автоматизированные цеха пустынны, потому что нет нужды в большом количестве сотрудников – машины справляются сами. Владислав Юрьевич сравнивает автоматизированное производство с цифровизированной системой управления. И даже задается вопросом: «Зачем, спрашивается, кого-то выбирать и куда-то посылать, оплачивая посланному проезд и обильное питание, сегодня, когда есть интернет, способный со скоростью света передать ваше мнение кому угодно, минуя упитанных посредников?» И сам отвечает: «В общем-то, незачем». Да ведь интернет, Владислав Юрьевич, может засбоить. И передать совсем не то и совсем не тому – как виртуальный помощник «Мегафона», рекомендующий пополнить счет на 0 рублей. Или вообще не передать…
Ну да ладно, дело не в этом. Владислав Юрьевич, считающий себя, к слову, писателем, хочет сказать, что в будущем система управления обществом обойдется без человеческого участия. Человек лишь запрограммирует эту систему, а дальше дело пойдет по накатанной. Однако слово «безлюдный» имеет в русском языке отрицательный оттенок. Говоря «безлюдный», мы, как правило, имеем в виду «заброшенный», «оставленный людьми». «Безлюдный город» – это пустынный город, где на улицах никого не встретишь. Слово же «демократия» означает, как мы знаем, «власть народа». Но в сочетании с «безлюдная» получается оксюморон, что-то вроде «постного мяса».
Из названия статьи следует, что в будущем наступит власть народа без народа. Причем «безлюдная» указывает не на замену человека машиной в аппарате управления, а на исчезновение человека как такового. Так что вспоминается К.П. Победоносцев и его ледяная пустыня, по которой ходит лихой человек. Но если даже так, если Владислав Юрьевич намекает, что биологические граждане понемногу исчезнут как вид, то при чем тут демократия? Если же автор всего лишь хочет рассказать нам о прелестях цифровизации, то опять же демократия ни при чём. Если нет народа, то нет и власти народа. Кстати, с этой властью в статье тоже какая-то путаница. Владислав Юрьевич пишет: «Депутат в качестве средства коммуникации «народа» с «властью народа» выглядит, на взгляд некоторых экспертов, довольно архаично». Если это шутка, то она несмешная. Если же все серьезно, то автор почему-то называет «власть» «властью народа», как будто путая процесс с явлением.
Но самый странный пассаж – это о ядерной войне. Владислав Юрьевич уверяет, что «в контексте этого генерального процесса произойдет несколько войн (в том числе, кажется, ядерная) за американское наследство. А в его итоге образуется новая система глобального распределения господства и подчинения». Возможно, под «ядерной войной» мы с Владиславом Юрьевичем понимаем какие-то разные вещи. Но как-то очень сомнительно, чтобы после ядерной войны возникла новая система глобального распределения чего бы то ни было. Вряд ли кто-то вспомнит о цифровизации и демократии после ядерной войны. Кроме как о пропитании немногие уцелевшие думать ни о чем не захотят долгие годы. Так что в этом случае насчет «безлюдная» можно будет полностью согласиться.
Другой пассаж Владислава Юрьевича выглядит так: «Есть понятие «исторический факт». Понятия «футуристический факт» не существует». Собственно, с этого и начинается статья. Так что недоумение возникает с первых же прочитанных слов. Потому что создается впечатление, будто автор зачем-то с умным видом изрек банальную истину, а заодно сравнил кислое с горячим. И тут же автор пускается в рассуждения о прошлом и будущем: «Преобладает мнение о надежности прошлого, противопоставленного неопределенности будущего. Поэтому стрессированные личности и расстроенные нации охотнее предаются воспоминаниям, нежели мечтам».
Хорошо, пусть личности будут «стрессированными» – это странное слово иногда встречается в интернете. Но «расстроенные нации», Владислав Юрьевич, это как? Вы, очевидно, имеете в виду какую-то конкретную нацию? Наверняка мы угадаем, предположив, что речь идет о российской нации (многонационального народа РФ)? Вот только непонятно, чем же это она так расстроена? Расстроиться можно из-за плохой погоды, посаженного на юбку/штаны пятна, из-за опоздания в кино или потерянного зонтика. Если же вы имеете в виду происходящее с нацией последние тридцать лет, то это не называется расстройством. Это, как принято говорить в вашей среде, совсем другое. Трагедия, травма, ломка – ближе к истине. И нация в связи с этим – травмированная, потрясенная, сломленная. И это, возможно, мягко сказано.
Да и утверждение ваше спорно. Довольно частно «стрессированные личности», пережившие в прошлом утраты, предательства, болезни, всевозможные сложности из-за собственной дурости, вспоминают об этом прошлом с отвращением и всем существом своим устремляются в будущее. Отсюда и выражения: «начать новую жизнь», «перевернуть страницу», «порвать с прошлым». «Быльем поросло», – говорят о прошлом, которое хотят забыть. «Будет и на нашей улице праздник», – уповают на будущее. «Je me fous du passé!» – пела Эдит Пиаф («Мне плевать на прошлое!»).
Так что утверждения ваши, Владислав Юрьевич, это не аксиомы. Это, скорее, леммы, требующие доказательств. Оттого и теоремы, выстроенные на недоказанных леммах, рассыпаются. С первого-то взгляда, оно вроде бы и ладно. А копни чуть глубже, и все рушится. Нация-то потому шею выкручивает, что впереди ничего не видит. А не видит ничего, потому что вот уже тридцать лет предложить вы ей ничего не можете. А если что и предлагаете, так того и даром не нать, и с деньгами не нать. Уж лучше разворачивай оглобли, а то и распрягай – сойдем.
Вон сто лет назад нация тоже расстраивалась. То из-за нищеты расстроится, то из-за Ходынки все тоже очень расстроились. А уж как из-за мировой-то войны расстроились, и словами не передать! Прямо начисто настроение испортилось. Но появились большевики, поманили мечтой о светлом будущем. И многие, знаете ли, расстроенные-то, мечтам предались, за прошлое не цеплялись. И даже очень категорично высказывались. Ну, вы помните:
Отречемся от старого мира,
Отряхнем его прах с наших ног!
Или вот еще:
Весь Мир насилья мы разрушим
До основанья, а затем
Мы наш, мы новый Мир построим:
Кто был ничем, тот станет всем.
Это как раз о желании мечтать и нежелании предаваться воспоминаниям. Даже дети пели:
Близится эра светлых годов,
Клич пионеров – «Всегда будь готов!»
Вы все, конечно, помните, Владислав Юрьевич. Наверняка и сами певали. Стало быть, не можете не знать, что о прошлом тогда говорили «проклятое», а о будущем «светлое». Так что не в расстройстве дело, Владислав Юрьевич. И даже не в «стрессированности». А в том, какова мечта и что за прошлое. Об унижениях и нищете никого мечтать не заставите. И странно, что вы этого не понимаете.
Впрочем, странность эта, как мы уже отметили, не единственная. Но поскольку перечислять все курьезы рассматриваемого текста просто невозможно – у нас ведь статья, а не брошюра, то приведем последний пример, как довольно типичный для стиля автора.
Владислав Юрьевич пишет: «На самом деле память о приобретенном опыте влияет на нас не больше, чем предчувствие опыта предстоящего. Дела давно минувших дней описаны зачастую сумбурнее и туманнее, чем миражи и дистопии грядущих эпох. Речи визионеров звучат обычно куда увереннее, чем сообщения археологов». Вроде бы все гладко. Особенно про сумбурные описания. Это есть! К примеру, А.И. Солженицын, штудируемый ныне на руинах школы, преуспел в напускании сумбура и тумана. Но в остальном совершенно невнятный пассаж. Во-первых, что такое «сообщения археологов»? Что это они, интересно, сообщают? А главное, кому. Ведь это, чай, не телеграфное агентство. «Речи визионеров» – звучит не менее заманчиво. Хотелось бы хоть раз услышать хоть одну речь хоть одного визионера. А «предчувствие предстоящего опыта» – что это, если не очередной оксюморон? Опыт – это знания, навыки, умения, полученные из жизни, из практики. Как можно предчувствовать знания? Допустимо предчувствие событий, но никак не опыта, не последствий и воздействий этих событий. Зачем вообще нужен опыт, если его можно предчувствовать?
И уж тем более странно уравнивать фантазию с научным доказанным и проверенным как раз на опыте фактом, то есть утверждать, что влияние предчувствия опыта ничем не отличается от опыта приобретенного. Помимо того, что это очередное некорректное сравнение, что нельзя сопоставлять реальное с эфемерным, автор с легкостью отбросил открытия, перевернувшие науку. Утверждать, что приобретенный опыт влияет на человека так же, как предчувствие, то есть никак, значит отрицать и И.П. Павлова, и З. Фрейда, и много кого еще. Заодно такие утверждения подсказывают, как вообще стоит воспринимать автора.
В целом же статья наводит тоску и вызывает массу вопросов. Вчера Владислав Юрьевич продвигал суверенную демократию, сегодня – безлюдную. Что будет завтра, что день грядущий нам готовит? Апокалипсическую демократию? Армагеддонную? Почему вообще люди, которые путают слова, не знают элементарных вещей, меняются в зависимости от настроений глобальных финансистов, берутся определять будущее? И главное, «долго ли муки сея будет»? Неужто «до самыя смерти»?
