Таким названием члены этой социал-демократической организации демонстрировали свое отличие от двух оппозиционных движений Грузии (сравнительно умеренная «Пирвели-даси», или «Первая группа», и близкая к русским народникам «Меоре-даси», или «Вторая группа»). Вступлению Иосифа Джугашвили в марксистскую организацию способствовало его знакомство с братьями Кецховели – Вано и Владимиром (партийный псевдоним Ладо), а также с Александром Цулукидзе. Они обучались в Тифлисской семинарии и были членами «Месаме-даси».
В своей беседе с писателем Эмилем Людвигом И.В. Сталин обратил внимание и на других людей, повлиявших на его идейно-политический выбор. Он сказал, что присоединился к революционному движению, когда «связался с подпольными группами русских марксистов, проживавших тогда в Закавказье. Эти группы имели на меня большое влияние и привили мне вкус к подпольной марксистской литературе». В то время среди политических ссыльных из Центральной России в Тифлисе находились соратник В.И. Ленина В.К. Курнатовский, будущий «всесоюзный староста» М.И. Калинин, а также будущий тесть Сталина С.Я. Аллилуев.
Вступление молодого семинариста в марксистскую партию сопровождалось отказом от священнического поприща и поэтических занятий, которые прежде отвечали его представлениям о высоких духовных началах и в которых он мог преуспеть. Так мог поступить человек, не только поверивший в правоту марксистского учения, но и убежденный в том, что членство в запрещенной властями революционной партии в наибольшей степени отвечает его моральным принципам и духовным ценностям. О том, что в марксистской революционной партии Иосифа Джугашвили привлекли высокие духовные и моральные начала, можно понять из содержания небольшой статьи, написанной им в 1907 году и посвященной памяти товарища по партии Георгия Телии. В ней Джугашвили перечислял качества, которыми обладал покойный и которые, по мнению автора, «больше всего характеризуют социал-демократическую партию, – жажда знаний, независимость, неуклонное движение вперед, стойкость, трудолюбие, нравственная сила».
«Ученик от революции»
Начало своего «неуклонного движения вперед» в рядах марксистской партии по пути интеллектуального, морального и духовного самосовершенствования Сталин позже уподобил пребыванию в «школе революционного ученичества». Так, в своем выступлении в 1926 году перед рабочими Тифлисских железнодорожных мастерских он охарактеризовал свою жизнь и политическую активность с 1898 года до победы Великой Октябрьской социалистической революции.
Первым партийным поручением Джугашвили стало проведение занятий по основам марксистской теории в кружке из рабочих железнодорожных мастерских. В то же время, по его словам, он сам учился азам революционной деятельности у своих слушателей, имевших опыт партийной работы. Сталин признавал: «Как практический работник, я был тогда, безусловно, начинающим». В своей речи в 1926 году он перечислил фамилии рабочих, кого он считал своими учителями: Вано Стуруа, Закро Чодришвили, Георгия Чхеидзе, Михо Бочоришвили, Георгия Нинуа.
Получая от слушателей своего кружка уроки партийной жизни, Иосиф Джугашвили одновременно в ходе своих бесед осваивал навыки публичных выступлений. Позже, делясь собственным опытом, он давал советы начинающим пропагандистам: «Необходимо почаще выступать с рефератами на своих заводах и фабриках, «практиковаться вовсю», не останавливаясь перед опасностью провалиться в глазах аудитории. Надо раз и навсегда отбросить излишнюю скромность и боязнь аудитории, надо вооружиться дерзостью, верой в свои силы: «Не беда, если промахнешься на первых порах, раза два споткнешься, а там и привыкнешь самостоятельно шагать, как Христос по воде».
Ориентируясь на то, как слушатели воспринимали его выступления, юный оратор вырабатывал тот стиль речи, который через много лет высоко оценил Лион Фейхтвангер. Писатель замечал: «Он больше, чем любой из известных мне государственных деятелей, говорит языком народа… Его речи создают чувство близости между народом, который его слушает, и человеком, который их произносит». Очевидно, что, стремясь поддерживать тесную связь с теми, к кому он обращался, Сталин излагал многие свои программные заявления и теоретические положения в устных речах, докладах, лекциях, или в беседах.
В то же время, в отличие от многих ярких ораторов ХХ века, стремившихся подстроиться под настроения аудитории, Сталин, следуя образу, использованному им, старался не отдаться эмоциональной стихии, а, поднявшись над страстями людей, уверенно повести их за собой. Факты, оценки, выводы, содержавшиеся в его выступлениях, были заранее тщательно проверены и продуманы. По этой причине, в отличие от многих речей блистательных ораторов того времени, сталинские выступления не стали давно забытыми однодневками, а до сих пор служат важными источниками для изучения отечественной истории.
Партийная деятельность была связана также с подготовкой и распространением печатных материалов (листовки, партийные газеты). Призывая в 1912 году рабочих – читателей социал-демократической печати активнее выступать со своими публикациями, Джугашвили, очевидно, вспоминал, как он сам учился писать для газет: «Пусть не говорят рабочие, что писательство для них «непривычная» работа: рабочие-литераторы не падают готовыми с неба, они вырабатываются лишь исподволь, в ходе литературной работы. Нужно только смелее браться за дело: раза два споткнешься, а там и научишься писать…» Первый номер первой нелегальной социал-демократической газеты на грузинском языке «Брдзола» («Борьба»), изданной в сентябре 1901 года, открывался передовой статьей, написанной Иосифом Джугашвили.
В ходе своей революционной учебы Джугашвили осваивал также организационное мастерство. Он активно участвовал в организации маевок, демонстраций, собраний. В своей статье, опубликованной в газете «Брдзола» в ноябре 1901 года, И. Джугашвили отмечал огромные агитационные возможности уличной демонстрации для воздействия на тех, кто до сих пор не был вовлечен в деятельность подпольных революционных кружков, а просто наблюдает за демонстрантами: «В любопытстве народа скрывается главная опасность для власти: сегодняшний «любопытствующий» завтра как демонстрант соберет вокруг себя новые группы «любопытствующих». А такие «любопытствующие» сегодня в каждом крупном городе насчитываются десятками тысяч». Поэтому он подчеркивал: «Пусть уличные демонстрации не дают нам прямых результатов, пусть сила демонстрантов сегодня еще очень слаба для того, чтобы этой силой вынудить власть немедленно же пойти на уступки народным требованиям… Мы пока еще не раз будем биты на улице, еще не раз выйдет правительство победителем из уличных боев. Но это будет «пиррова победа». Еще несколько таких побед – и поражение абсолютизма неминуемо».
В марте 1902 года Иосиф Джугашвили стал организатором массового выступления рабочих в Батуме, который до сих пор считался спокойным городом Российской империи. Протестуя против арестов забастовщиков, три тысячи невооруженных рабочих подошли под красными знаменами к воротам тюрьмы. Разгон демонстрации и расстрел 14 ее участников вызвали новую волну протестов, прокатившихся за пределы приморского города. О событиях в Батуме писали на страницах «Искры».
Жизнь в подполье
За год до демонстрации в Батуме, в ночь на 22 марта 1901 года, на квартире Иосифа Джугашвили, который в это время работал в Тифлисской обсерватории, был произведен обыск. Жандармам не удалось задержать Иосифа Джугашвили, так как, узнав об обыске, он скрылся и перешел на нелегальное положение. С тех пор И. Джугашвили жил по фальшивым паспортам на «Чижикова», «Каноса Нижрадзе, жителя села Маглаки Кутаисской губернии», «Оганеса Вартановича Тотомянца», «Закара Крикорьяна-Меликьянца» и других реальных или вымышленных лиц. Переход на положение подпольщика превратил Иосифа Джугашвили в лицо без постоянного места жительства. Ему надо было быть готовым в любую минуту покинуть временное жилье и, собрав немногочисленные пожитки, а то и бросив их, отправиться на поиски нового места пребывания, получая в свое распоряжение то небольшую комнату, то угол комнаты.
Подполье вынуждало Иосифа Джугашвили одеваться как можно неприметнее. Он всегда должен был быть начеку, чтобы как можно быстрее уйти от полицейского агента. В то же время он должен был имитировать невозмутимое спокойствие, чтобы оказавшиеся поблизости полицейские не увидели его волнения. Он должен был постоянно придумывать новые маршруты передвижения и проявлять изобретательность в перемене своего внешнего вида.
Выдержка и быстрая реакция не раз помогали Джугашвили избегать ареста. Весной 1902 года он, находясь в Батуме, присутствовал на подпольном собрании, когда в дом, где оно происходило, нагрянул отряд полиции. Хозяин дома Ломаджария отвлек внимание полицейских, и Джугашвили, а также другие участники собрания сумели незаметно и быстро покинуть жилье.
Однажды в тифлисской квартире, на которой остановился Джугашвили, жандармы устроили засаду, но хозяин успел подать сигнал подпольщику, и тот ушел от преследователей. Джугашвили находился на другой тифлисской квартире, когда туда ворвались полицейские, но он сумел их перехитрить и сбежать от них. Как-то Джугашвили и его спутник были задержаны в Кобулети, но оба революционера убедили полицейских, что шли на рыбалку. Подобных случаев в подпольной жизни Джугашвили было немало.
Поразительным образом подпольная жизнь, мешавшая созданию семейного очага, помогла Иосифу Джугашвили обрести невесту. В конце сентября 1905 года Джугашвили, приехав в Тифлис, поселился в доме №3 на Фрейлинской улице. Часть этого дома снимала семья Сванидзе, состоявшая из трех сестер – Александры, Екатерины (Като) и Машо. Сестры имели швейную мастерскую, которая пользовалась известностью в Тифлисе. Мужем старшей сестры Александры был товарищ Иосифа по семинарии Михаил Монаселидзе. Позже он вспоминал: «Жена моя Александра и сестра ее Като были известными во всем городе портнихами. Кто только не ходил к ним шить платья! Приходили жены офицеров и тому подобных лиц, которых во время примерок сопровождали их мужья. Поэтому наша квартира была гарантирована от всяких подозрений со стороны полиции». Иосифу приглянулась средняя сестра – Като.
Обряд венчания был совершен в ночь с 15 на 16 июля 1906 года священником Христисием Тхинвалели, который был однокурсником Джугашвили в семинарии. Новобрачные не стали регистрировать брак в гражданском учреждении. Екатерина Сванидзе сохранила свою девичью фамилию и не сделала отметку в паспорте о своем замужестве.
Эта предосторожность пригодилась. 13 ноября 1906 года жандармы пришли в дом Сванидзе. В это время Джугашвили находился в Баку, а в доме была лишь его супруга. Она отрицала знакомство с разыскиваемым революционером. В качестве доказательства она предъявила свой паспорт.
Однако после обнаружения в доме революционной литературы Екатерину арестовали. Несмотря на то, что Като была беременна, ее приговорили к двум месяцам заключения в полицейской части. Однако, поскольку жена начальника полицейского участка шила платья у Екатерины Сванидзе, она уговорила своего мужа перевести ее из участка к себе на квартиру, где она и пробыла положенный ей по суду срок заключения. Выдавая себя за брата заключенной, Джугашвили приходил на квартиру полицейского чина, чтобы навестить свою супругу.
Испытание неволей
Но не всегда хитрости революционера спасали его от ареста. Попав впервые в Батумскую тюрьму в 23 года, Иосиф Джугашвили не раз побывал в тюрьмах и ссылках до 38 лет. За 15 лет, прошедших со дня первого ареста, он большую часть из них был лишен свободы (8 лет и 10 месяцев), проведя эти годы либо в тюрьмах Батума, Кутаиса, Баку, Петербурга, а также в пересыльных тюрьмах во время следования по этапу или в ссылках на севере европейской территории России и в Сибири.
Первая же тюрьма стала тяжелым испытанием для молодого человека с поэтической и свободолюбивой натурой, остро ощущавшего несправедливости строя. Джугашвили знал, что его единственным «преступлением» было желание счастливой жизни для трудящегося народа. Проявляя неординарную выдержку, Джугашвили преодолевал тюремные испытания. Его сокамерники позже вспоминали, как однажды, когда заключенные были подвергнуты массовой экзекуции и проходили через строй надзирателей, каждый из которых наносил удар по Джугашвили, он продолжал держать в руках книгу и сосредоточенно читал текст (или делал вид, что читал его) во время избиения.
Тюрьма являлась для революционеров полем постоянных сражений с тюремной администрацией. Джугашвили стал инициатором протестов против тяжелых условий заключения. Уже через три месяца после своего прибытия в Кутаисскую тюрьму Джугашвили организовал забастовку, принявшую столь значительный характер, что для разрешения конфликта в тюрьму прибыли губернатор области и прокурор. В результате их переговоров с Джугашвили многие требования заключенных были удовлетворены: политических заключенных отделили от уголовников, дали разрешение приобретать за свой счет матрасы, чтобы не спать на цементном полу и т.д.
Подобные протесты были небезопасны. Властям ничего не стоило застрелить заключенного, утверждая, что он напал на охрану. Во время пребывания в Кутаисской тюрьме Джугашвили узнал о гибели Ладо Кецховели. Будучи заключенным в одиночную камеру в Метехском замке Тифлиса, он стал выкрикивать революционные лозунги, стоя у решетки. Этого оказалось достаточным, чтобы надзиратель убил его выстрелом из винтовки.
Неволя одних ломала, других закаляла. Выдержавшие тюрьму и ссылку революционеры становились, как правило, наиболее активными и опытными бойцами своих партий. Жизнь в неволе приучала быстрее разбираться в людях. Заключенный должен был быстро понять, на кого он может положиться, а на кого нет. Положение заключенного, а нередко и его жизнь зависели от окружавших его людей, от того, готовы ли они ему помочь, поделиться необходимым, передать нужные сведения на волю или с воли. В то же время заключенный должен был проявлять максимальную бдительность, опасаясь провокатора, труса или просто малонадежного человека. Поэтому у заключенного вырабатывалась повышенная настороженность к окружающим.
Заключение нередко отравляло человеческие отношения ядом подозрений. Постоянно перебирая обстоятельства своего ареста или возвращаясь мысленно к ходу допроса, заключенные часто ломали голову над тем, почему полиции так много известно о них и подпольной организации. Первые подозрения падали на тех, кто оказался на свободе, в то время как остальные члены организации были посажены. Для таких подозрений были серьезные основания: российская жандармерия научилась искусно «освещать» деятельность революционных организаций, внедряя в их ряды опытных агентов и провокаторов. Агентом полиции был руководитель Боевой организации партии эсеров Евно Азеф. В рядах РСДРП также было немало тайных сотрудников охранки.
Пребывая в заключении, Джугашвили находился под постоянным наблюдением тюремщиков и приставов. Тем не менее он сумел шесть раз бежать из ссылок. Правда, первая попытка побега из его первой сибирской ссылки, когда он чуть не замерз в пути и даже отморозил щеки, стала для него суровым уроком. После этого он стал более тщательно готовиться к побегам, учитывая отличие климата Сибири и Северной Европы от погодных условий Закавказья. Порой ему приходилось искусно переодеваться. Иногда же он допускал невнимательность, и его появление на Невском проспекте после очередного побега в одежде, которую он носил в ссылке, чуть не привело его к провалу.
Время для побега надо было долго выбирать, а его организацию дотошно готовить. Нередко проходили недели, а то и месяцы, прежде чем побег мог состояться. Как и во время пребывания в тюрьмах, «ученик от революции» посвящал свободное время самообразованию. Историк Евгений Громов писал: «Даже недружелюбные к нему люди отмечали, что при малейшей возможности он всегда обращался к книге – «всегда с книжкой». Жандармерия доносила, что за 3 месяца и 22 дня слежки Сталин посетил местную библиотеку 17 раз, а в кино, привлекавшее в ту пору почти всех горожан своими немудрящими немыми фильмам, он не сходил ни разу.
Одновременно Джугашвили старался организовать политическую работу среди других ссыльных. Когда он прибыл в ссылку в Сольвычегодск, ссыльная С.В. Хорошенина писала: «Ссыльные не живут, они умерли. Живет каждый сам по себе, до других мало дела. Сойдясь, не находят разговоров». Из донесений же секретных агентов было ясно, что после приезда Джугашвили в Сольвычегодск жизнь ссыльных стала значительно активнее. Агент доносил о партийных собраниях социал-демократов, которые проводились в доме, где жил Джугашвили. На этих собраниях зачитывались рефераты, обсуждались актуальные вопросы политической жизни. После того, как 25 мая 1911 года Джугашвили был застигнут на собрании ссыльных, ему пришлось за это отсидеть три дня в местной тюрьме.
В ходе пребывания в тюрьмах и ссылках Джугашвили познакомился с членами партии из различных частей Российской империи. Уже во время первой своей ссылки в 1903 году он получил первое письмо от Ленина. Еще до получения этого письма Джугашвили пришел к выводу, что «Ленин – руководитель высшего типа, горный орел, не знающий страха в борьбе и смело ведущий вперед партию по неизведанным путям русского революционного движения». Так он оценил Ленина в письме к одному из своих близких друзей.
«Подмастерье от революции»
Через два года знакомство Ленина и Джугашвили, начавшееся по переписке, стало очным во время их встречи на конференции большевиков, состоявшейся в Тамерфорсе (Тампере) в декабре 1905 года. К тому времени Джугашвили стал одним из признанных большевиков Закавказья и его избирали делегатом Съездов партии, состоявшихся в Стокгольме в 1906 году и Лондоне в 1907 году.
Эти партийные форумы происходили в годы первой российской революции 1905–1907 годов. За день до ее начала, 8 января 1905 года, в Тифлисе была напечатана прокламация, написанная Иосифом Джугашвили. В ней провозглашалось: «Русская революция неизбежна. Она так же неизбежна, как неизбежен восход солнца. Можете ли вы остановить восходящее солнце?» В 1926 году Сталин утверждал, что в годы революции 1905–1907 годов состоялось его «второе… революционное крещение».
Поддержав курс большевистской партии на вооруженное восстание, Джугашвили в статье «Вооруженное восстание и наша тактика», опубликованной 15 июля 1905 года в газете «Пролетариатис Брдзола» («Борьба Пролетариата»), требовал «немедленно приступить к вооружению народа на местах, к созданию специальных групп для налаживания этого дела, к организации районных групп для добывания оружия, к организации мастерских по изготовлению различных взрывчатых веществ, к выработке плана захвата государственных и частных оружейных складов и арсеналов».
Однако этим планам не было суждено сбыться. Началось наступление реакции. Поражение революционных сил не сломило Джугашвили. Незадолго до начала революции он вместе с другими членами Бакинского комитета большевиков принял активное участие в организации забастовки на нефтяных промыслах Баку, увенчавшейся победой. 30 декабря 1904 года был заключен первый в истории России коллективный договор между рабочими и предпринимателями. В соответствии с договором был установлен 9-часовой рабочий день и 8-часовой рабочий день для ночных смен и работы в буровых партиях. Была увеличена заработная плата (с 80 копеек до одного рубля с копейками в день) и введен 4-дневный ежемесячный оплаченный отдых.
Вспоминая, как по воле партии он «был переброшен на работу в Баку», Сталин говорил: «Два года революционной работы среди рабочих нефтяной промышленности закалили меня как практического борца и одного из практических руководителей. В общении с такими передовыми рабочими Баку, как Вацек, Саратовец, Фиолетов и другие, с одной стороны, и в буре глубочайших конфликтов между рабочими и нефтепромышленниками, с другой стороны, я впервые узнал, что значит руководить большими массами рабочих. Там, в Баку я получил, таким образом, второе свое боевое революционное крещение. Здесь я стал подмастерьем от революции».
Превращение «ученика революции» в «подмастерье» отразилось на качестве революционной деятельности Джугашвили. Содержание его статей существенно усложнилось за счет конкретных деталей производства, социальных проблем и состояния рабочего движения. Его публикации в большевистской печати Баку были заполнены названиями предприятий и нефтепромысловых поселков, данными о производстве нефти и особенностях производственных циклов, перечнями требований рабочих и сведениями о тактике нефтепромышленников.
В Баку наступление реакции было сдержано контратаками пролетариата, направляемыми Бакинским комитетом большевиков. Помимо И.В. Джугашвили в состав комитета входили С.Г. Шаумян, Г.К. Орджоникидзе, С.С. Спандарян, И.Г. Фиолетов и другие. В то время как по всей России революционное движение было разгромлено, рабочие организации были разогнаны, а влияние большевистских организаций было сведено к минимуму, в Баку, главном тогдашнем центре российской и мировой нефтедобычи, активно действовали профсоюзы и другие рабочие организации, в которых большевики играли ведущую роль.
Превращение в мастера революции
Успехи бакинского пролетариата и бакинских большевиков происходили в период обострения трудностей внутри РСДРП. В своей статье «Партийный кризис и наши задачи», опубликованной в двух номерах газеты «Бакинский пролетарий» в августе 1909 года, И. Джугашвили писал: «Вследствие кризиса революции наступил кризис и в партии – организации потеряли прочные связи с массами, партия раздробилась на отдельные организации… Вместо тысяч в организациях остались десятки, в лучшем случае – сотни».
Исходя из опыта работы бакинских большевиков Джугашвили указывал на то, что партия может восстановить свои связи с трудящимися «прежде всего на почве тех вопросов, которые особенно волнуют широкие массы». Он призывал: «Пусть же наши организации, наряду с общеполитической работой, неустанно вмешиваются во все эти мелкие столкновения, пусть связывают их с великой борьбой классов и, поддерживая массы в их повседневных протестах и запросах, демонстрируют на живых примерах принципы нашей партии».
Одновременно И. Джугашвили призывал произвести существенные перемены на всех уровнях партийного руководства, активнее выдвигая рабочих: «Необходимо, чтобы опытнейшие и влиятельнейшие из передовых рабочих находились во всех местных организациях, чтобы дела организации сосредотачивались в их крепких руках, чтобы они и именно они занимали важнейшие посты в организации – от практических и организационных вплоть до литературных… Не беда, если занявшие важные посты рабочие окажутся недостаточно опытными и подготовленными, пусть даже спотыкаются на первых порах – практика и советы более опытных товарищей расширят их кругозор и выработают из них в конце концов настоящих литераторов и вождей движения».
Для того, чтобы «связать между собой оторванные друг от друга местные организации… собрать их в одну связную, живущую единой жизнью партию», И. Джугашвили считал необходимым создание «общерусской (а не заграничной) и именно руководящей (а не просто популярной) газеты… Общерусская газета могла бы явиться… центром, руководящим партийной работой, объединяющим и направляющим ее».
Выступление И. Джугашвили в печати выражало позицию всего Бакинского комитета (БК) РСДРП. В резолюции от 22 января 1910 года БК требовал осуществить следующие меры для преодоления кризиса в партии: «1) перемещение (руководящего) практического центра в Россию; 2) организация связанной с местами общерусской газеты, издающейся в России и редактируемой упомянутыми практическим центром; 3) организация в важнейших центрах рабочего движения местных органов печати (Урал, Донецкий бассейн, Петербург, Москва, Баку и т.д.)». Одновременно БК требовал созыва «общепартийной конференции» для обсуждения «вышеупомянутых вопросов».
Эти же идеи излагал И. Джугашвили в своих письмах, которые он направлял Ленину из очередной ссылки в конце 1910 года. Ленин и его ближайшие соратники поддержали предложения Джугашвили и других «бакинцев».
В «Краткой биографии» Сталина, изданной в 1947 году и подготовленной при его участии, говорилось, что «со второй половины 1911 года наступает петербургский революционный период (его) деятельности». Характеризуя в 1926 году этот период как третий этап «школы революционного ученичества», которую он начал в Петербурге, Сталин говорил: «Там, в кругу русских рабочих – освободителей угнетенных народов и застрельщиков пролетарской борьбы всех стран и народов, – я получил свое третье боевое крещение… От звания ученика… через звание подмастерья… к званию одного из мастеров нашей революции… – вот какова, товарищи, школа моего революционного ученичества».
Новый этап в становлении И. Джугашвили как профессионального революционера получил подтверждение на состоявшейся в Праге в январе 1912 года партийной конференции. На ней преобладали большевики. Меньшевиков было лишь два делегата. Столько же делегатов на конференцию направила под видом большевиков и царская охранка – А.С. Романов и Р.В. Малиновский.
С первым докладом на конференции выступил Г.К. Орджоникидзе. Идя навстречу предложениям БК о переносе центра деятельности партии в Россию, конференция приняла решение о создании Русского бюро ЦК РСДРП в составе Г.К. Орджоникидзе, С.С. Спандаряна, Ф.И. Голощекина, И.В. Джугашвили и Е.Д. Стасовой. Орджоникидзе и Спандарян были избраны в состав Центрального комитета партии из 7 членов. Поскольку Джугашвили в это время был в ссылке, он был заочно кооптирован в состав ЦК. Был кооптирован в состав кандидатов в члены ЦК С.Г. Шаумян.
Через три месяца после завершения Пражской конференции 22 апреля 1912 года вышел в свет первый номер «общерусской газеты» под названием «Правда». В первом номере газеты И. Джугашвили опубликовал свою статью «Наши цели». В день, когда экземпляры «Правды» поступили в продажу, автор статьи, опубликованной в этой газете, был арестован. Беглец из вологодской ссылки был препровожден в дом предварительного заключения, где он и пробыл с конца апреля до начала июля. 2 июля 1912 года Джугашвили был выслан по этапу из Петербурга в Нарымский край под гласный надзор на три года.
Арест Джугашвили вряд ли был случайным. За 8 дней до этого в Петербурге полиция схватила Орджоникидзе. После семимесячного пребывания в петербургской тюрьме Орджоникидзе был закован в кандалы и препровожден в Шлиссельбургскую каторжную тюрьму, где находился до октября 1915 года, а затем выслан в Якутию, где и находился вплоть до Февральской революции 1917 года. В мае 1912 года в Тифлисе был арестован третий «бакинский» член ЦК и Русского бюро Спандарян. Он был приговорен к пожизненной ссылке в Сибирь. Так как Шаумян был арестован еще осенью 1911 года, то все «бакинские» члены и кандидаты ЦК оказались к маю 1912 года за решеткой. Очевидно, Романов и Малиновский своевременно предупредили власти об опасности «бакинцев», и были приняты меры для их устранения из политической жизни.
Джугашвили недолго находился в Нарымской ссылке и осенью 1912 года совершил побег. Прибыв в Петербург 12 сентября, Джугашвили возобновил работу по изданию «Правды». Однако уже 29 октября Джугашвили выехал из Петербурга в Стокгольм. Оттуда он направился в Краков на совещание членов ЦК, на котором было решено возложить на Джугашвили руководство деятельностью большевистской фракции в Государственной Думе. Еще одно совещание в Кракове в декабре 1912 года – январе 1913 года членов ЦК под руководством Ленина состоялось при участии Джугашвили, членов думской фракции и некоторых партийных работников-подпольщиков. А вскоре Джугашвили пришлось пару раз нелегально пересекать австро-российскую границу для участия в совещаниях членов ЦК.
На очередном совещании членов ЦК в Кракове с участием Джугашвили, происходившем с конца декабря 1912 года по начало 1913 года, было принято решение о реорганизации Русского бюро ЦК. Историк А. Островский отмечал: «После Краковского совещания главными фигурами в Русском бюро стали И.В. Джугашвили и Я.М. Свердлов, причем если учесть, что И.В. Джугашвили не только имел большой революционный опыт и более давние связи в Петербурге, именно ему по возвращении в Россию предстояло занять руководящее положение в Русском бюро ЦК. Участник Краковского совещания Малиновский об этом проинформировал департамент полиции.
Однако на сей раз Джугашвили не сразу вернулся в Россию. Во время совещания Ленин предложил Джугашвили написать теоретическую статью по национальному вопросу. Рост националистических настроений в России, которые затронули и социал-демократию, требовал глубокого изучения национального вопроса. Поскольку социал-демократы Австро-Венгрии не раз высказывались по актуальному для них национальному вопросу, Джугашвили выехал в Вену, чтобы поработать в библиотеках австрийской столицы.
За месяц Джугашвили написал работу объемом более 4 печатных листов под названием «Марксизм и национальный вопрос». В противовес теоретику австрийской социал-демократии Отто Бауэру, утверждавшему, что «нация – это вся совокупность людей, связанных в общность характера на почве общности судьбы», Джугашвили предложил четыре признака нации: общность языка, общность территории, общность экономической жизни, общность психического склада, проявляющегося в общности культуры. «Только наличие всех признаков, взятых вместе, – подчеркивал Джугашвили, – дает нам нацию». Одновременно в работе были сформулированы основы политики большевистской партии по национальному вопросу.
Этот труд стал первой крупной теоретической работой Джугашвили и первым его произведением, вышедшим под псевдонимом Сталин. Ленин высоко оценил эту работу, и с тех пор Сталин стал считаться в партии признанным специалистом по национальному вопросу. Для Сталина этот труд стал «дипломной работой» в ходе его обучения в «школе революционного ученичества».
По оценке А. Островского, Сталин выехал из Вены «не позднее 14 февраля… и не позднее 16-го был в Питере». А вскоре столичная газета «Луч» сообщила, что «в воскресенье, 24 февраля, в 12 ч ночи в помещении Калашниковской биржи во время проводившегося там концерта» полиция задержала «неизвестного, сидящего за столиком, занятым группой лиц, среди которых находились члены Государственной Думы». «Неизвестным» был И.В. Сталин, задержанный по доносу Р. Малиновского.
После нескольких месяцев пребывания в столичных тюрьмах Сталин был выслан в Туруханский край и 10 августа 1913 года прибыл в краевой центр – село Монастырское. В Туруханской ссылке находились и другие большевики, включая Свердлова. Сталин и Свердлов не раз обращались к члену ЦК партии и депутату Думы Р. Малиновскому с просьбами ускорить организацию побега, не подозревая, что их обращения лишь способствовали тому, что надзор над заключенными усиливался. 11 марта 1914 года Свердлов писал: «Меня переводят на 200 верст севернее, за полярный круг. Отправляют надзирателей двоих с нами – со мной и Иосифом Джугашвили… Через один-два дня будет новый станок, где будем жить, – Курейка». (Словом «станок» называли поселок. – Ю.Е.)
Туруханская ссылка стала самым длительным и самым суровым периодом неволи в жизни Сталина. Ему потребовались качества, отвечавшие его «стальному» псевдониму, который он выбрал себе незадолго до своего ареста. В декабре 1913 года, когда он находился в Монастырском, ему исполнилось 35 лет, и, таким образом, он достиг того возрастного рубежа, который Данте считал половиной жизненного пути. К этому времени он так и не создал домашнего очага, лишился любимой супруги, скончавшейся от тифа, а его единственный сын воспитывался без него родственниками покойной жены.
Будучи уроженцем горного южного края, он тяготился бескрайней снежной равниной и просил прислать ему почтовые открытки с красивыми пейзажами, чтобы хоть как-нибудь скрасить унылый окружающий вид. Местный климат был гораздо суровее, чем там, где Сталин прежде отбывал заключение. Зима длилась почти девять месяцев. В своих письмах Сталин писал о морозах, достигавших 45 градусов. Лето было коротким, с обилием комаров и мошки. В селении Курейка Сталин не имел возможности найти какую-нибудь оплачиваемую работу. В своих письмах этот человек необычайной выдержки и обычно не жаловавшийся на житейские трудности писал знакомым: «Деньги все вышли… У меня нет богатых родственников или знакомых, мне положительно не к кому обратиться… Нет запасов ни хлеба, ни сахара, здесь все дорогое, нужно молоко, нужны дрова… но нет денег». Поэтому он обращался с просьбами то в издательство «Просвещение» выслать ему «рублей 20–30», то в думскую фракцию большевиков – выдать ему из фонда репрессированных «хотя бы рублей 60»…
Продолжение. Начало в «Отечественных записках» №14 за 5 сентября 2019 года.
