Отчаянный социалист

Классику они и их пропагандисты попросту боятся. Не может же им понравится, например, такое:

«…Эти нравственные недоросли, эти рабски-ленивые и рабски-подлые натуры делаются паразитами какого-нибудь громкого имени, чтобы его величием наполнить собственную пустоту. Нередко это громкое имя бывает – отечество, родина, народность, и тут уж не бывает конца цветистым фразам и риторическим изображениям, лишенным всякого внутреннего смысла. На деле, разумеется, не бывает у этих господ и следов патриотизма, так неутомимо возвещаемого ими на словах», – так рассуждал Николай Александрович Добролюбов, мыслитель, публицист, критик, поэт, проживший на свете всего двадцать пять лет, но успевший сделать столь много для литературы, чего хватило бы на десятки, если не сотни, иных людей, вполне способных и патриотично настроенных.

Н.А. Добролюбову чужд казенный патриотизм, проповедуемый самодержавием. Выдающимися людьми считал он тех, кто связан с народом: «Значение великих исторических деятелей можно уподобить значению дождя, который благотворно освежает землю, но который, однако, составляется все-таки из испарений, поднимающихся с той же земли». В историческом процессе он усматривает нравственное начало: «Уничтожение дармоедов и возвеличение труда – вот постоянная тенденция истории». В свете обозначенной тенденции осуждает любых конъюнктурщиков: «Человека, меняющего свои воззрения из угождения первому встречному, мы признаем дрянным, подлым, не имеющим никаких убеждений». И конкретизирует: «привыкая делать все без рассуждений, без убеждения в истине и добре, а только по приказу, человек становится безразличным к добру и злу и без зазрения совести совершает поступки, противные нравственному чувству, оправдываясь тем, что «так приказано». С четкой диалектичностью формулировал он соотношение патриотизма с интернационализмом – с одной стороны: «Патриотизм живой, деятельный именно и отличается тем, что он исключает всякую международную вражду, и человек, одушевленный таким патриотизмом, готов трудиться для всего человечества, если только может быть ему полезен», а с другой: «Наша родная Русь более всего занимает нас своим великим будущим, для которого хотим мы трудиться неутомимо, бескорыстно и горячо».

Критико-публицистические статьи Добролюбова – это произведения литературы, в которых романы, пьесы, стихи авторов рассматриваются в неразрывной соотнесенности с общественным движением, с экономическими факторами. Как и его великий соратник Н.Г. Чернышевский, он вдохновенно воспринял «освобождающий» материализм Людвига Фейербаха, но и развил ряд фейербаховских постулатов творчески, трактуя, например, «религию любви», единение «ты и я» под углом зрения классовых интересов и противоречий. Верно отмечал большевистский критик Вацлав Воровский, что «по духу своего учения, по методу мышления, по глубине анализа Добролюбов ближе к современному марксизму, чем к своим якобы преемникам 70-х и 80-х годов», пусть тот оставался социалистом-утопистом, просветителем, видевшим общественный прогресс в природе и разуме человека. К Добролюбову можно по праву отнести слова, сказанные им же: «Сильные умы именно и отличаются той внутренней силой, которая дает возможность не поддаваться готовым воззрениям и системам и самим создавать свои взгляды и выводы на основании живых впечатлений».

НИКОЛАЙ Добролюбов родился 5 февраля (24 января по старому стилю) 1836 года в Нижнем Новгороде в семье священника Никольской Верхнепосадской церкви Александра Ивановича Добролюбова и Зинаиды Васильевны, урожденной Покровской и был их первенцем. С восьми лет с ним обстоятельно занимался семинарист философского класса М.А. Костров, благодаря чему он поступил сразу на последний курс четвертого класса духовного училища, затем учился в Нижегородской духовной семинарии, получив характеристику: «отличается неутомимостью в знаниях». С благословения родителей уезжает в Петербург поступать в духовную академию, поселившись в трехкомнатном домике служителя Александро-Невской лавры, наняв, как сам пишет, «небольшую, впрочем, чистенькую комнатку, отделенную только перегородками от двух других, что дает мне возможность знакомиться с петербургскими нравами (в низшем, конечно, классе»). Однако родителей он ослушался, решив учиться в Главном педагогическом институте, о чем с извинениями им сообщает: «Я уже умел наблюдать за своими склонностями… и давно понял, что совсем не склонен и не способен к жизни духовной и даже к науке духовной»

С блеском сдав экзамены, Добролюбов становится студентом, переезжает в Главный педагогический институт, который тогда находился в одном здании с Петербургским университетом, сообщая родным не без гордости: «Наш институт ведь на «Васильевском славном острове». Юноша знакомится с жизнью столицы, гуляя пешком, осматривая ее культурные учреждения. О Публичной библиотеке он пишет: «Видел я там множество старых книг и рукописей, на всех возможных языках, на пергаменте, пальмовых листах и папирусе, видел превосходные эстампы, редкие переплеты, автографы и подписи многих великих людей»; об Эрмитаже: «Самое убранство этих зал удивляет непривычные глаза: мраморная лестница, золотая мебель, малахитовые и порфировые столы… Но собственно богатство Эрмитажа составляют произведения искусств, живописи и ваяния. Тут и «Последний день Помпеи» нашего покойного Брюллова, и мадонны Рафаэля, и головки Рембрандта и Греза, и пейзажи Верне, и портреты Рубенса, и Тициана, тут и Ван-Дейк, и Доминикино, и Перуджино, и Караччи и прочие и прочие знаменитые представители итальянской, фламандской, французской и русской школ». Он ходит в Александринский театр, читает газеты, журналы, включая охранительные, написав остро политическое стихотворение «На 50-летний юбилей его превосходительства Николая Ивановича Греча», официозного ура-патриота, разосланное в редакции и юбиляру…

                                    Скажи нам, немец обруселый,

                                    Что для России ты свершил?

                                    Когда и в чем ты, в век свой целый

                                    Любовь свою к ней проявил?

                                     В те дни, как русские спасали

                                    Родную Русь от чуждых сил,

                                    В патриотическом журнале

                                    Ты лишь ругался или льстил…

Тяжким выдался для Николая Добролюбова 1854 год: в марте умерла мать, в августе отец. Хотел он даже оставить институт и пойти работать, чтобы кормить пятерых сестер и двух братьев, но друзья-студенты отсоветовали бросать учебу, говоря, что с получением диплома гораздо легче будет и материально. И верно. О детях позаботились близкие родственники, а он стал зарабатывать уроками, занимаясь славянской филологией у академика Измаила Ивановича Срезневского, приютившего высокоодаренного ученика в своем доме на 9-й линии Васильевского острова, 52.

Об исключительной эрудиции Добролюбова свидетельствуют драматургические, прозаические опыты его, ранние статьи: «Четыре времени года» о повести Д. Григоровича, «Предисловие к пословицам» и «Заметки и дополнения к сборнику русских пословиц г. Буслаева», «О русском историческом романе», где подчеркнуты некоторые важные черты жанра, «Замечания о слоге и мерности народного языка». В 1856 году в журнале «Современник», когда Добролюбов был еще студентом, опубликована статья «Собеседник любителей Российского слова», в которой обозначен идеал критика, призванного «произнести новое слово в науке и в искусстве», дать «всестороннюю оценку писателя, или произведения», показать, насколько рассматриваемое произведение «отражает современную жизнь общества», причем критику необходимо «распространять в обществе светлый взгляд, истинные, благородные убеждения».

ОТДЕЛ критики и библиографии в «Современнике» вел Николай Гаврилович Чернышевский, который сразу увидел в молодом критике своего единомышленника, и двадцатидвухлетний Добролюбов становится – вместе с Некрасовым и Чернышевским — одним из руководителей журнала, являвшегося боевым органом революционной демократии. «С N.N. (Н.Г. Чернышевский. – Э.Ш.) толкуем не только о литературе, но и о философии, и я вспоминаю при этом, как Станкевич и Герцен учили Белинского, Белинский – Некрасова, Грановский – Забелина и т. п., – пишет Добролюбов в письме от 1 августа 1856 года. – Для меня, конечно, сравнение было бы слишком лестно, если бы я хотел тут себя сравнивать с кем-нибудь; но в моем смысле вся честь сравнения относится к N.N.» Поняв антинародное существо царской реформы 1861 года об отмене крепостного права, Чернышевский и Добролюбов старались донести свои разоблачительные мысли и до передовой общественности, и до тех, кто искренне поддался на верхушечные «улучшения», и до самих либералов, о чем Владимир Ильич Ленин писал: «Последовательные демократы Добролюбов и Чернышевский справедливо высмеивали либералов за р е ф о р м и з м, в подкладке которого было всегда стремление укоротить активность масс и отстоять кусочек привилегий помещиков, вроде выкупа и так далее», особо подчеркивал, что Добролюбов делил общество на «дармоедов» и трудящихся, на богатых и бедных, чувствуя, как в «рабочих классах… глухо готовится новая борьба»

Еще в дневнике 8 января 1857 года Николай Александрович записал: «как бы повернуть всех вверх дном», а затем провидчески написал: «Милостыней не устраивается быт человека; тем, что дано из милости, не определяются ни гражданские права, ни материальное положение. Если капиталисты и лорды и сделают уступку работникам и фермерам, так или такую, которая им самим ничего не стоит, или такую, которая им даже и выгодна… Но как скоро от прав работника и фермера страдают выгоды этих почтенных господ, – все права ставятся ни во что, и будут ставиться до тех пор, пока сила и власть общественная будет в их руках…» С негодованием пишет Добролюбов в стихотворении «Перед дворцом» (1856) о роскошной жизни богачей во главе с императором: «Ничей ни вопль, ни стон, ни вздох ему не слышен, Неведом для него нужд мелких тяжкий груз…», с проникновенным сочувствием описывая беспросветную жизнь бедняков.

ВНИМАТЕЛЬНЫЙ к жизни других людей, Добролюбов жил скромно, а порой совсем бедно. Окончив 21 июня 1857 года институт, он уехал в Нижний Новгород, а вернувшись, жил у знакомых на Шестилавочной (теперь – Маяковского) улице, оттуда переехал на Малую Итальянскую улицу (Жуковского, 6). «Он совершенно неглижировал своей житейской обстановкой, – писал Чернышевский. – И потому она, насколько ее устройство зависело от его участия, всегда была очень неудовлетворительна». Некрасов, побывав в сырой квартире Добролюбова, сказал Чернышевскому: «Я не воображал, как он живет. Так жить нельзя. Надобно приискать ему другую квартиру». Вскоре предоставилась хорошая возможность, и в августе 1858 года Николай Александрович переехал в квартиру рядом с Некрасовым и Панаевыми, в дом Краевского, что на Литейном проспекте, 36, где сейчас находится Музей-квартира Н.А. Некрасова. «Тут они вместе читали рукописи, просматривали корректуры, говорили о делах журнала; – вспоминал Н.Г. Чернышевский. – Так что довольно большую долю своей работы по редижированию журнала Добролюбов исполнял в комнатах Некрасова… они любили работать вместе, советуясь между собою, помогая друг другу».

В некрасовском «Современнике» Добролюбов стал руководить отделом критики и библиографии вплоть до кончины своей, напечатав немало ярких, новаторских статей на животрепещущие темы литературы, философии, политики, педагогики. Добролюбовская эстетика предполагала, как скажут в советские времена, тесную связь с жизнью народа, связь, содействующую и развертыванию таланта, и влиянию самого таланта на реальную жизнь: «образы, созданные художником, собирая в себе, как в фокусе, факты действительной жизни, весьма много способствуют составлению и распространению между людьми правильных понятий о вещах». «Правильные понятия» же складывались у него по мере изучения трудов Белинского, Герцена, Огарева, Чернышевского и трудов западных философов – Бэкона, Руссо, Монтескье, социалистов-утопистов – Кампанеллы, Бабефа, Сен-Симона, Фурье, Оуэна, Гегеля, левогегельянцев и, как уже сказано, Фейербаха. Отвергая различные идеалистические теории о реальных вещах как об «отражении высшей отвлеченной идеи», Добролюбов видел в человеке единый организм, где духовное порождается телесным, где мозг есть основа материальная, когда не может быть никаких «врожденных идей», когда окружающая нас реальность выражает реальные жизненные процессы и они, эти процессы, познаваемы и преходящи. «Что отжило свой век, то уже не имеет смысла», – замечал он с загадом на будущее. Оттого столь тщетны попытки теперешних реставраторов капитализма, общественного строя отжившего и себя скомпрометировавшего, навязывать людям под личиной «глобализма» некие «неизменные общечеловеческие ценности», на деле лишь провоцирующие низменные ощущения и побуждения.

«Признавая неизменные законы исторического развития, люди нынешнего поколения не возлагают на себя несбыточных надежд, не думают, что могут по произволу переделать историю, – рассуждает Добролюбов. – Они смотрят на себя, как на одно из колес машины, как на одно из обстоятельств, управляющих ходом мировых событий». У него была собственная, тщательно проработанная теория философии истории, по которой, если «какая-нибудь группа» и «ухитряется подчинить себе весь народ и эксплуатировать в свою пользу», то в конкретном человеке все же «крепко живет» вполне естественное желание «избегать лишений, удовлетворять материальную и моральную нужду». В силу этого в человеческих обществах идет борьба «низов» с «верхами». Но как только народ начинает побеждать, от него отрывается новая группка и, примыкая к прежним правителям, начинает жить за народный счет. А что делать? Бороться, бороться и бороться, пока не будет уничтожена эксплуатация человека человеком, «чтобы всем было хорошо». Утопия, конечно, но – социалистическая. Вот и художественный талант, утверждал Добролюбов, измеряется жизненной правдой, широтой охвата действительности, значительностью создаваемых образов, глубиной и тонкостью проникновения в существо преподносимого явления, яркостью его отображения. «Партию народа» призывал создать он в литературе и искусстве в противовес и апологетам «чистого искусства», и сторонникам той «правдивости», когда «берутся ложные черты действительной жизни, не составляющие ее сущности, ее характерных особенностей».

В БОРЬБЕ за общество справедливости Добролюбов был озарен идеей завоевания власти крестьянами, простым народом. В письме друзьям от 3 августа 1856 года он пишет: «Говорят, что мой путь смелой правды приведет меня когда-нибудь к погибели. Это очень может быть; но я сумею погибнуть недаром. Следовательно, и в самой последней крайности будет со мной мое всегдашнее, неотъемлемое утешение, – что я трудился и жил не без пользы». Поэтому Владимир Ильич Ленин в статье «Начало демонстраций» (20 декабря 1901 г.) напишет, что Добролюбов дорог «всей образованной и мыслящей России как писатель, страстно ненавидевший произвол и страстно ждавший народного восстания против «внутренних турок» – против самодержавного правительства». Говоря о «турках», Ленин напоминал и о статье Добролюбова «Когда же придет настоящий день?», где анализируется роман И.С. Тургенева «Накануне» с главным героем болгарином Инсаровым, борющимся за освобождение Болгарии от нашествия турок-завоевателей, а статья эта стала поводом для решительного размежевания сотрудников «Современника» – на дворян-либералов и на революционных демократов.

Введя в литературный обиход понятие «реальной критики», разделив «теоретическое мышление» и «реальное миросозерцание», Добролюбов  выступает за такой подход к художественному творчеству, когда изучение подводится «к рассуждениям о той среде, о жизни, о той эпохе, которая вызвала в писателе то или иное произведение». С данным критерием подходил он и к написанию своих статей «Что такое обломовщина?» (1859) – о романе И.А. Гончарова «Обломов», обличая лень, расхлябанность дворян-либералов, соотнеся их с прямыми предшественниками  в русской литературе – «лишними людьми». Разбирая драматургию А.Н. Островского в статьях «Темное царство» и «Луч света в темном царстве» (1860), критик призывает к освобождению от пороков частнособственнического мироустройства, расценивая  гибель Катерины как вызов «мучающему» народ социальному порядку. В «Забитых людях» (1861) – о произведениях Ф.М. Достоевского 70-х гг. – Добролюбов увидел не просто сочувствие угнетенным, защиту прав их, но и «протест личности против внешнего давления», когда и тихий человек «будто вызвать на бой кого-то хочет».

Боевым, нелицеприятным был и «Свисток», сатирический раздел «Современника», где печатались Н.А. Некрасов, Н.Г. Чернышевский, М.Е. Салтыков-Щедрин, М.А. Антонович, но ведущим автором являлся Н.А. Добролюбов, публикуя острые фельетоны, скажем, «Опыт отучения людей от пищи» о бесчеловечном обращении хозяев капиталистических предприятий с работниками, а также пародии, эпиграммы, стихотворные сатиры, обличая, как сейчас бы сказали, чиновников-коррупционеров: «Верно ты негодяй и мошенник, Если ты уж решился сказать, Будто тот есть отчизны изменник, Кто на взятки посмеет восстать». Или: «Патриотом слывешь ты, надменный, Но отчизну ты хвалишь – губя, О, с каким аппетитом, презренный, По зубам бы я съездил тебя!!!» Добролюбов прямо высказывал свое кредо: «В человеке порядочном патриотизм есть не что иное, как желание трудиться на пользу своей страны, и происходит не от чего другого, как желания делать добро – сколько возможно больше и сколько возможно лучше».

[img=-16256]

Трудные бытовые условия Николая Александровича Добролюбова не могли не отразиться на его здоровье. Узнав, что Добролюбов болен чахоткой, Некрасов отправил его на лечение – сначала в Старую Руссу, а потом за границу, во Францию и Италию, откуда тот посылает корреспонденции для «Современника» и «Свистка», критикуя тамошние власти, либералов-приспособленцев, и восхищаясь теми, кто встал под знамена республиканцев-гарибальдийцев. Но главной болью оставалась для него Россия, страдавшая под гнетом царского режима. Он восклицал. «О Русь! Русь! Долго ль втихомолку Ты будешь плакать и стонать» и вопрошал: «Когда, о Русь, ты перестанешь машиной фокусника быть?» Боль эта тоже подтачивала здоровье и 29 (17) ноября 1861 года Н.А. Добролюбов скончался. Похороны его на Волковом кладбище Санкт-Петербурга вылились в мощную политическую демонстрацию, с митингом, с горячими речами Н.А. Некрасова, Н.Г. Чернышевского, других соратников. «Лучшего своего защитника потерял в нем русский народ!» – сказал у его гроба Чернышевский. «Какой светильник разума угас! Какое сердце биться перестало!» – напишет после Некрасов. Многие вспоминали, какой хотел Добролюбов видеть Россию. Вспомним сегодня и мы, ныне живущие:

                                      Она пойдет!.. Она восстанет,

                                      Святым сознанием полна,

                                      И целый мир тревожно взглянет

                                      На вольной славы знамена.

                                      С каким восторгом и волненьем

                                      Твои полки увижу я!

                                      О Русь! С каким благоговеньем

                                      Народы взглянут на тебя…

                                      Глазам Европы изумленной

                                      Предстанет русский исполин,

                                      И на Руси освобожденной

                                      Явится русский гражданин.

К. Маркс сравнивал Н.А. Добролюбова с Лессингом и Дидро; восхищенно писал о нем и о Чернышевском Ф. Энгельс, называя их социалистами. «Я – отчаянный социалист», говорил о себе Добролюбов. Так пусть жизнь и работа этого замечательного человека будет примером для всех, у кого убеждения находятся, по ленинскому слову, не на «кончике языка». Пусть ширится и крепнет наша борьба за Социалистическую Россию, о которой мечтал Добролюбов и лучшие люди отечества.

__________

Н.А. ДОБРОЛЮБОВ

Перед дворцом

 

В лохмотьях, худенький, болезненный и бледный,

Дрожа от холода, с заплаканным лицом,

На площади меня раз встретил мальчик бедный

И сжалиться над ним молил меня Христом.

 

"Нас пятеро сирот – отец взят в ополченье

И при смерти лежит в постели наша мать,

С квартиры гонят нас, нет денег на леченье,

И нам приходится по суткам голодать".

 

Горел я, слушая; облилось сердце кровью…

Но пособить ничем не мог я их судьбе…

Ребенка обнял я с тоскою и любовью,

И долго плакал с ним… о нем и о себе…

 

"Я нищ, как ты, едва с тяжелыми трудами

Я достаю свой хлеб, – сказал я наконец, –

Проси у богачей… пусть сжалятся над вами…"

И я пошел… Взглянул – передо мной дворец.

 

Богат, роскошен, горд, прекрасен и громаден.

Беспечной радостью и счастьем он сиял,

И свет огней в нем был так весел и отраден…

Так безмятежно в нем царь русский пировал…

 

И что ж не пировать? Дворец его так пышен,

И яства и вино так нежат тонкий вкус;

Ничей ни вопль, ни стон, ни вздох ему не слышен,

Неведом для него нужд мелких тяжкий груз…

 

По прихоти бросать он может миллионы,

Именье у рабов, их жизнь, их честь отнять,

Велеть, чтоб за него на смерть шли легионы,

Чтоб дочерью ему пожертвовала мать…

 

Всё для него!.. И скорбь, и бедность, и страданья,

И гибель воинов, и граждан кровь и пот,

И грех и низость их, и даже наказанья —

Всё зреет для него в прекрасный, сладкий плод…..

 

Не диво, Русь, что – в тьме, в лохмотьях, в униженьи,

Замерзши чувствами, терпя духовный глад, –

Хоть в ад ты бросишься по царскому веленью;

Вся жизнь твоя теперь – позорный, душный ад.

1856

______________

Петербург – Ленинград

Другие материалы номера