Причина этого виделась не то в материнском капитале, не то в том, что при Путине Россия якобы «встала с колен» и люди стали испытывать гордость за свою страну, что их и подвигло рожать для нее больше новых граждан.
Последние годы рассеяли эту иллюзию. С 2016 года так называемая естественная убыль населения возобновилась, в «ковидные» времена эта убыль стала просто катастрофической, составив в 2020 году 702 тыс., а в текущем году только за первые четыре месяца – более 300 тысяч человек. Одновременно и от «гордости за страну» мало что осталось. Достигли максимума с 1990 года «эмиграционные» настроения: 22% опрошенных социологами хотят уехать из России, а среди молодежи 18–24 лет эта цифра достигает 48%.
Об этой сложной ситуации мы говорим с председателем Наблюдательного совета Института демографии, миграции и регионального развития Юрием КРУПНОВЫМ.
– Юрий Васильевич, в чем причина такого обвального сокращения населения в последние годы? Ведь предыдущие годы были довольно оптимистичными в этом отношении?
– Не согласился бы по поводу «оптимистичных». Естественный прирост за последние тридцать лет – причем совсем небольшой – наблюдался только в 2013–2015 годах. Все остальные годы, как и сейчас, была устойчивая «естественная убыль» населения, то есть соотношение числа родившихся и умерших, без учета миграции, было отрицательным. То есть все эти тридцать лет с момента развала СССР, с 1992 года, страна находится в стадии открытого вымирания, это факт. Такой отрицательный прирост обусловлен крайне низкой рождаемостью. У нас сегодня суммарный коэффициент рождаемости, то есть среднее число детей на женщину фертильного возраста, составляет примерно 1,5. То есть в стране доминирует условно полуторадетная семья. А для того, чтобы было всего лишь простое воспроизводство, нам нужна, с учетом всей порушенности и деформированности нашей демографической структуры, двухсполовинойдетная семья. Это базовая вещь, без которой мы и дальше будем находиться в стадии вымирания. Да, с 2030 года прогнозируется небольшой рост рождаемости, потом даже увидим небольшой очередной «бугорок», но он будет уже значительно ниже, чем тот, который был в 2013–2015 годах – наша волнообразная структура демографического воспроизводства находится в состоянии затухающей синусоиды.
– Как же быть? Ведь нужно стимулировать рождаемость?
– Если даже мы чуть-чуть подтянем пособия, увеличим материнский капитал, это все особо не будет влиять, к сожалению, и к концу столетия нас останется всего лишь половина от нынешнего населения страны – 70–80 миллионов человек. И отсюда центральный момент той позитивной демографической политики, которая сегодня критически необходима России: мы должны организовать в стране культ семьи с тремя-четырьмя детьми. Таких семей должно быть не менее половины. И, естественно, социально-экономическое положение этих семей, как минимум, не должно отставать от основной массы населения. Это и был бы наш абсолютно новый по типу «средний класс», который должен столько зарабатывать и иметь такую социальную инфраструктуру, чтобы родители могли спокойно содержать троих-четверых детей в системе большой родовой семьи. В ситуации нашего демографического вымирания, за которым с неизбежностью последует исчезновение русских и России, в стране, на самом деле, может быть только один национальный проект. Этот проект должен заключаться в том, чтобы число многодетных семей выросло в семь раз – с нынешних 7% до 50%. Нужна соответствующая социально-экономическая политика. Прежде всего, должен быть «дорогой» труд, чтобы в мировом разделении труда мы были не на положении колониально эксплуатируемой страны, а сами распоряжались своей прибылью и вкладывали бы ее в такую большую русскую семью.
– То есть основные причины демографических проблем всё же материального характера?
– Нет, ни в коем случае нельзя сводить причины к чисто материальным. Конечно, из этого не следует, что материальное неважно. Такие «развилки» часто специально делаются для того, чтобы уйти от ответственности. Например, говорят, что крестьяне двести лет назад рожали по пятнадцать детей без всяких зарплат, без всякого соцпакета. Для чего это говорится? Да для того, чтобы оправдать нынешнюю антисемейную экономическую политику: пусть, мол, и сейчас зарплаты будут копеечные, ответственные люди и так должны рожать. То есть вопрос якобы не в социальном строе, не в укладе жизни и способе производства, а в «сознательности». Это, конечно, безумие. Но и обратно: если мы сегодня начнем просто раздавать деньги – откуда-то их возьмем, – не факт, что это в демографии даст эффект. Потому что здесь действуют три фактора – социально-культурный, духовный и материальный. Сознание современной молодежи не только откладывает рождение к тридцати годам и далее, но и в принципе считает многодетную семью каким-то исключением, ненормальностью, а должно быть наоборот.
– В обывательском сознании многодетность даже, как правило, приписывается неблагополучным семьям, алкоголикам и так далее.
– Да. Вопрос не только в материальных факторах, но и в том, что люди привыкли достаточно безответственно проводить молодость в потребительском обществе. И это тоже фактор.
– Тем не менее если посмотреть не только на Россию, но и на общемировые процессы, насколько Россия тут выбивается из общей картины? Потому что говорят, что да, рождаемость у нас низкая, но она низкая и в Европе, и сейчас уже даже в Китае и других странах Азии. Может, не все так трагично, может быть, это нормальный процесс?
– К сожалению, к великому сожалению, Россия как раз очень вписывается во все эти мировые тренды. Мы говорили, что к 2100 году в России останется половина населения, но такая же – если не хуже – ситуация и в Японии. В Италии – казалось бы, католическая страна, где всегда были семейные традиции, многодетные семьи – там коэффициент рождаемости уже меньше, чем у нас, – 1,3. Однако вопрос же заключается не в том, куда мы «вписываемся», а в том, что это значит. А это значит, что мы радостно вместе со всеми заняли самые лучшие места на «Титанике», с которым скоро случится катастрофа. Такие разговоры про то, что «у нас как в Европе», используются в пропагандистских целях: мол, мы развитая страна, мы не какая-нибудь Африка, и для нас «полтора ребенка» на семью – это нормально. Но это разговор ни о чем, потому что если вы сидите в высотном доме и все вдруг начинают выпрыгивать из окон, это же не значит, что вы тоже должны быстрее прыгать. Кстати, и в развитых странах ситуация различается. Например, в Соединенных Штатах население пока что растет, и не только за счет чернокожих или миграции. Например, у мормонов в том же штате Юта пять–семь детей – это норма, а это в основном белые американцы. В Израиле тоже неплохая ситуация с рождаемостью. Даже в Германии и Франции суммарный коэффициент рождаемости больше, чем у нас. А если говорить об этнических русских, то тут совсем катастрофа, и по рождаемости, и по продолжительности жизни. У мужчин продолжительность жизни на уровне африканской.
– Чем это нам грозит?
– Давайте посмотрим прогнозы: к концу столетия в Индии и Китае население будет больше миллиарда. В Африке будет уже четыре миллиарда с 2–3 цивилизационными центрами. Англосаксонская цивилизация в целом по планете будет около 800 миллионов, иберо-американская – примерно так же. Исламский мир – значительно больше миллиарда. А нас в России будет всего 70 миллионов. Это не просто угроза безопасности, а прямой путь на «геополитическое кладбище». Поэтому у нас должно быть два проекта, на которые должны работать все политические силы. Первый – это 3–4-детная семья как норма. А второй – это «русский миллиард», миллиард необязательно в буквальном смысле, но хотя бы на уровень 500 миллионов нам надо выйти в ближайшие сто лет.
– Насколько пандемия коронавируса влияет на демографические процессы? Продолжительность жизни в России в прошлом году снизилась на два года по сравнению с 2019-м. Это серьезное снижение, обычно в мирное время такого не бывает.
– Совершенно отдельный вопрос – вся эта ковидная история, демографические итоги которой, конечно, сильно ухудшили все показатели, особенно в отношении убыли населения. Мы потеряли вместо, условно, 400 тысяч – 702 тысячи человек. В целом «избыточная смертность» с начала апреля прошлого года составила уже более полумиллиона. И это смертность не только собственно от ковида, но и от всей этой истерии с ковидом. Даже Мясников – официозный доктор, выступающий по центральным каналам, сказал, что треть сверхсмертности – это ковид, а остальное от того, что убрали ресурсы с других направлений медицины. При этом «избыточная смертность» у нас примерно в полтора раза больше, чем в США и в Италии, и почти в десять раз больше, чем в Германии и даже Индии, которой нас недавно терроризировали в телевизоре. Это вопрос провальной политики здравоохранения.
– Вернемся к демографии. Вы говорили о демографических процессах в целом в масштабах страны. Но если перейти на региональный уровень, мы увидим, что население растет в агломерациях Москвы и Петербурга, в Краснодарском крае, Калининградской области, в некоторых республиках. А в большинстве регионов оно сокращается, причем довольно быстро.
– Да, у нас есть три совершенно разных типа регионов. Один тип – это гипермегаполис Москва и несколько мегаполисов-миллионников. На самом деле здесь демография крайне плохая с точки зрения рождаемости, но миграционные процессы это перекрывают, население растет. В других регионах у нас устойчиво-застойная «демографическая зима». Прежде всего это Нечерноземье, старые русские регионы, где в последние тридцать лет, даже когда были относительно благополучные показатели в целом по России, постоянно идет естественная убыль населения. Третий тип – это, например, Чечня, Ингушетия, Тыва, где фиксируется естественный прирост. Но даже население этих республик, если переезжает, к примеру, в Москву, тоже начинает воспроизводить ту схему демографического поведения, которая наблюдается по отношению ко всему населению мегаполисов. То есть их демографические установки лишь временно «отстают» от этих мегаполисов. А мы видим динамику и по Дагестану, и по Ингушетии, она тоже идет на снижение рождаемости.
– В народе говорят, что мигранты приезжают в Москву и плодятся здесь невероятными темпами…
– Это, как правило, не так. Рождаемость может быть несколько повышенная в первом поколении, но постепенно все стереотипы и привычки формируются такие же, как у окружающего населения. Все стандарты задают мегаполисы, и прежде всего Москва, а здесь крайне низкий уровень рождаемости – примерно 1,3. Но тут миграция смазывает картину. А в нечерноземных регионах этой миграции нет. Мегаполис Москва – это, прежде всего, потребительски ориентированные малодетные семьи, которые имеют достаточно высокий уровень дохода. В Нечерноземье у низкой рождаемости другие причины, прежде всего безденежье и социальный пессимизм, депрессивность. Но в итоге картина одна и та же. При этом у нас в стране наблюдаются одновременно два противоположных тренда. Первый: за 10 лет примерно на 25% увеличилось число многодетных семей, и это большая цифра, дело идет к двум миллионам таких семей. Но одновременно за эти же десять лет у нас по соцопросам в три раза увеличилось число молодежи, которая открыто декларирует, что она «чайлдфри», т.е. сознательно отказывается от рождения детей. Эти два тренда задают нашу шизофреническую демографическую ситуацию. Нам просто жизненно необходимо начать культивировать именно тренд на многодетность. 3–4-детная семья – это некая «неотрадиционная» российская семья, которая должна стать доминирующей в ближайшие двадцать лет.
– Иногда говорят, что нет ничего страшного в том, что люди стремятся в мегаполисы, это же просто стремление к более комфортной жизни. Может, это нормально?
– На девяносто процентов это такое «выталкивание» из регионов, прежде всего родителями своих детей, в связи со значительно более низким уровнем жизни, чем в мегаполисах, и с невозможностью реализоваться из-за значительно меньшего количества рабочих мест с достойной зарплатой, т.е. отсутствия того, что по официальной терминологии Международной организации труда называется «достойная занятость». Сегодня нет не только нормальных зарплат, но и устойчивости этой занятости, профессионального роста и так далее. У нас даже между мегаполисами колоссальная дифференциация. В стране шестнадцать городов-миллионников. Возьмем, к примеру, миллионник Омск. Если сопоставить бюджет Омска и бюджет Москвы с их численностью населения, то на одного омича в бюджете приходится в тринадцать (!) раз меньше денег, чем на москвича. Это только бюджет, а мы понимаем, что в Москве, в отличие от Омска, колоссальная внебюджетная сфера: это олигархически-финансовые структуры и так далее. Вот такая разница в уровне жизни между Москвой и Омском – не деревней или малым городом в Омской области, а самой областной столицей, имеющей более миллиона жителей. Мы с такой огромной территорией не можем все съехаться в Москву, потому что тогда мы эту территорию так или иначе потеряем. Это территория, политая кровью наших дедов и прадедов. Но основной вопрос в том, что это связано с колоссальной несправедливостью в распределении доходов. Возьмем какой-нибудь типичный район в Тверской области, в двухстах километрах от Москвы. Было 10 или 20 колхозов, сейчас, условно, 1–2 крупных хозяйства, несколько мелких фермеров. Понятно, что обвал занятости в десять и более раз. То же самое с местной промышленностью. Где люди работают? Социалка, бюджетники, магазины и прочие. А возможностей для воспроизводства семьи практически нет. Процветает опять дореволюционный феномен отходничества! Поэтому многие родители и говорят детям: «Учись, дурак! Будешь плохо учиться, так и останешься здесь прозябать». Так что вопрос не в том, правильный тренд или неправильный. Это просто беда. И эту беду надо исправлять через «размосквичивание», в том числе перенос столицы нашей страны за Урал, на восток.
– По соцопросам, у нас резко выросло число людей, которые стремятся уехать за границу, особенно среди молодежи. С чем это связано и как вообще с этим быть?
– Ответ более чем банальный. Люди, и в первую очередь молодежь, перестали ощущать страну как динамично движущуюся вперед, как «страну развития». Ощущается даже не просто какой-то застой, ощущается, что буквально каждый месяц сужаются возможности для профессионального, карьерного, личностного роста. Это всеобщее ощущение, которое при этом еще и специально культивируется. Еще лет двенадцать назад был запущен такой ресурс, как «Пора валить», где под видом шуточек-прибауточек шло мощнейшее формирование сознания молодых, нацеленное на эмиграцию. Но главный момент в том, что страна потеряла во многом свою идентичность, перестала задавать для своего населения мировую перспективу. И это накладывается на жутчайшее социальное и имущественное расслоение. Люди понимают, что оказались в положении «крепостных», из которого не выберешься ни за счет таланта, ни за счет каких-то собственных действий. Эта безнадега и определяет сегодняшнюю ситуацию. А сейчас еще дополнительно накладывается ковид, и тут суть не в том, больше на Западе ограничений или меньше. Просто в этой ковидной истории – или истерии – мы видим абсолютную невнятность государства. По тому же масштабу сверхсмертности мы видим, что ситуация у нас хуже, чем в так называемых развитых странах. Потому что была проведена «оптимизация» здравоохранения, потому что у нас, по сути, вообще исчезла государственная система охраны здоровья людей. Какое отношение те же маски, не говоря уже про перчатки, имеют к здоровью? Здоровье – это, прежде всего, силы самого организма, а это качество питания, стиль жизни, это вопрос семейных врачей¸ которые тебя «ведут» и могут сказать, надо тебе сегодня вакцинироваться или не надо. Вся эта система практически разрушена.
– Спасибо за беседу, Юрий Васильевич!
Беседу вел
