Однако Федор Михайлович Достоевский заметил, что одной из характерных черт русских является всечеловечность, умение понимать другие народы, проникать в их души, находить с ними общий язык. Достоевский отмечал, что эта способность русских ярко проявилась в творчестве Пушкина, у которого есть «…та особая характернейшая и не встречаемая кроме него нигде и ни у кого черта художественного гения – способность всемирной отзывчивости и полнейшего перевоплощения в гении чужих наций… Способность эта есть всецело способность русская, национальная, и Пушкин только делит ее со всем народом нашим».
Была эта черта и у Ленина, который никогда себя от русского народа не отделял, любил русскую культуру, литературу, язык, гордился революционными традициями русской истории. Эта черта всечеловечности, тактичного и доброго отношения к другим народам, особенно к народам – соседям русских, жившим с ними в одной империи, оказалась незаменимой в тогдашней исторической обстановке.
2.
Юность и возмужание Ленина пришлись на эпоху, когда руководство Российского государства установило курс на политику русского национализма, доходившего до шовинизма. Еще при Александре Третьем лозунг «Россия для русских» стал официальным лозунгом империи. Авторство его приписывается самому императору, который, по свидетельству генерала Куропаткина, сказал даже жестче: «Россия должна принадлежать русским». Само это утверждение не просто ставило другие народы империи в неравноправное отношение к русским; получалось, что даже их земли им уже не принадлежали (хотя это были их малые родины, на которых их предки жили веками, и иных у них не было)…
Именно на это время – рубеж XIX–XX вв., то есть на правление Александра Третьего и Николая Второго, приходятся дискриминация украинцев, еврейские погромы и ограничения евреев в правах, закрытие армянских школ и издательств и даже грузинских церковно-приходских школ и многое другое.
Газета «Новое время» в 1908 году писала: «Мы, божьей милостью, народ русский, обладаем великой… Россией… Ни с того ни с сего делить добытые царственные права с покоренными народами – что же тут разумного? <…> Сама история доказала неравенство маленьких племен с нами».
Напомню, что эта ультраправая газета была подчеркнуто лоялистской, выражала государственную позицию, которая состояла в том, что отныне для императора всероссийского не все народы, находившиеся «под его рукой, равны (как это было в «московские времена»), а есть «более равные». Это подтверждалось документами. Вот, например, слова из армейского приказа, выпущенного во время подавления восстания узбеков (которых тогда называли сартами) в 1910 году: «Одна подошва русского солдата ценнее тысячи голов несчастных сартов».
После перестройки, критикуя советскую концепцию «тюрьмы народов», историки и националистические публицисты стали утверждать, что все было наоборот, что инородцы в империи имели льготы, что Россия принципиально отличалась от жесткой колониальной Британской империи. Действительно, русский дух всечеловечности проникал и в государственную политику; жестоковыйного и презрительного расизма, подобного английскому, Россия практически не знала. Но чем дальше в России шла модернизация по-капиталистически, чем больше российская элита (но не русский народ!) пропитывалась западными идеями национализма и колониализма, тем больше проглядывались черты сходства…
При этом, когда императоры, царские генералы и чиновники оскорбляли другие народы империи, ущемляли их в правах, заявляли, что они не хозяева на своей земле, где веками жили их предки, а гости, тем больше эстафету русской всечеловечности, доброго отношения к другим народам, интернационализма, которую в XVIII–XIX веках несла великая русская литература, перехватывало российское революционное движение. Среди русских революционеров были представители большинства народов империи – поляки, украинцы, белорусы, евреи, грузины, армяне, азербайджанцы, татары. Ко всем ним в революционных партиях, и прежде всего у социал-демократов, относились как к братьям, независимо от цвета волос и разреза глаз. А они в свою очередь с глубоким уважением относились к русской культуре и языку – культуре и языку Радищева, Белинского, Чернышевского, Добролюбова. Трудно представить, чтобы русский по происхождению российский революционер бросил в лицо соратнику-еврею или грузину слова о неравенстве русских и инородцев и товарищи его бы не осудили… Фундамент крепкой советской дружбы народов, которую не одолели даже гитлеровские провокации, закладывался уже тогда, до революции, в зародыше будущего Советского государства – в Российской социал-демократической рабочей партии.
Ленин в этом смысле был плоть от плоти российского революционного движения – убежденным интернационалистом и, значит, более русским, чем царские чиновники, продвигавшие пришедшую с Запада и противоречащую характеру русского народа идею шовинизма. Ленин глубоко возмущался националистической политикой царизма, великорусским шовинизмом так называемых либералов, националистическим уклоном эсеров, отдельными националистическими эксцессами нерусских эсдеков (национализм других народов возмущал Ильича так же, как и русский).
Причем, как и в случае с русским национализмом, возмущение национализмом у Ленина вовсе не означало дурного отношения к народам, от имени которых пытались говорить буржуазные националисты. Ленин вообще был лишен национальных предрассудков. Ему присуще было любить другие народы не меньше, чем собственный (русский философ Владимир Соловьев говорил, что золотое правило нравственности, перенесенное в область межнациональную, гласит: «Возлюби другие народы как свой собственный»). Невозможно было даже представить в устах Ильича пускай шутливые, но нападки на людей по национальному признаку.
В предыдущей статье я писал о том, что Ленин был великим сыном русского народа. Но это же можно сказать о других народах империи. Разумеется, невозможно охватить все. Поэтому я остановлюсь лишь на нескольких примерах. А именно на отношении Ленина к евреям, к украинцам, а также к таким народам Российского Востока, как татары и башкиры.
3.
То, что Ленин относился к евреям как к народу умному, талантливому и много претерпевшему, известно. Причем в таком отношении не было ни грана какой-то особой свойской солидарности. В семье Ульяновых были убеждены, что Александр Бланк, отец Марии Александровны, был из обрусевших французов. Ленин вполне справедливо считал евреев самым угнетенным народом Российской империи и ненавидел притеснителей так же, как любой русский человек жалеет обиженных и ненавидит тех, кто ответственен за вопиющую несправедливость. И для этого были основания: сегодня многие молодые люди, учившиеся уже в постсоветских школах, и не знают, что в царской России, которую сегодня непомерно восхваляют, около 5 миллионов подданных подвергались ограничениям и преследованиям лишь за то, что были нерусскими по национальности и исповедовали не православие, а другую религию. Речь о евреях-иудеях. Особенно тяжелым их положение стало в поздний период империи. По тогдашним законам евреи-иудеи имели право жить лишь на юге и западе империи, за так называемой чертой оседлости. Но и там после 1882 года им запретили селиться в деревнях, таким образом, оставив для евреев лишь небольшие городки (местечки). За редкими исключениями (лица с высшим образованием, купцы первой гильдии и т.д.) большие города и центр страны для евреев были под запретом. Полиция даже вылавливала там «лиц семитской внешности» и высылала за черту оседлости. Для евреев были закрыты государственная служба, офицерские должности в армии, служба в гвардии, во флоте, в пограничных войсках. Имелись ограничения при приеме в гимназии и университеты (в вузах Москвы и Петербурга среди студентов должно было быть не больше 3% евреев). С 1890 года евреи были лишены права участвовать в органах местного самоуправления. Царское правительство не только притесняло евреев, оно поощряло антисемитские настроения и организации, которые занимались погромами евреев. Одурманенные пропагандой и просто пьяные молодчики врывались в еврейские местечки, убивали всех подряд, включая детей, и потом… суды их отпускали за недостаточностью улик или после недолгой отсидки амнистировали. В 1915 году правительство насильственно депортировало из пограничных областей 350 тысяч евреев, депортация сопровождалась грабежами и избиениями.
Сегодняшние антисемиты любят подсчитывать число евреев среди революционеров. На самом деле при таких притеснениях и бесчинствах приходится удивляться, что не все евреи ушли в революционеры. Так, среди большевиков до 1917 года евреев было всего лишь 5% (что не мешало антисемитам распространять бредни о большевиках как «орудии мирового еврейства»).
Ленин еще до революции, при самом основании РСДРП, писал, что антисемитизм – «гневное раздувание расовой особенности и национальной вражды». («Проект резолюции о месте «Бунда» в РСДРП»). В 1913 году в «Критических заметках по национальному вопросу» Ленин замечал, что в России «наиболее угнетенная и затравленная нация – еврейская». По инициативе Ленина большевистская фракция в 4-й Госдуме внесла законопроект, который предлагал устранить из законов империи все ограничения евреев в правах. Конечно, законопроект был заблокирован правыми партиями, известными своим антисемитизмом.
Придя к власти, большевики реализовали свой замысел – уничтожить дискриминацию евреев в России и уравнять в правах всех трудящихся, независимо от национальности. Большевики твердо проводили этот принцип в жизнь. И это несмотря на то, что среди масс были и те, кого одурманила ультраправая пропаганда, и кто, видя немыслимое ранее – евреев в числе руководителей государственных органов, распространял бредни об инородческом заговоре. Ленин был непримирим к всплескам антисемитизма, даже среди рабочих и крестьян. Узнав о еврейских погромах в годы Гражданской войны, Ленин готовит и подписывает декрет, слова из которого должны помнить и сегодня все, кому дороги ценности интернационализма и социализма:
«Самодержавное правительство каждый раз, когда ему нужно было отвести от себя гнев народный, направляло его на евреев… В Российской Советской Федеративной Республике, где провозглашен принцип самоопределения трудовых масс всех народов, нет места национальному угнетению. Еврейский буржуа нам враг, но не как еврей, а как буржуа, еврейский рабочий нам брат. Всякая травля какой бы то ни было нации – не допустима, преступна, позорна. Совет Народных Комиссаров объявляет антисемитское движение и погромы евреев гибелью для дела рабочей и крестьянской революции и призывает трудовой народ социалистической России всеми средствами бороться с этим злом. Национальная вражда ослабляет наши революционные ряды, единый, без различия национальностей, трудовой фронт, и на руку лишь нашим врагам».
Во многом в силу этого иммунитета Ленина к национализму и шовинизму в созданных им РСФСР и СССР евреи России, веками страдавшие от угнетения, впервые получили возможность свободного развития. Евреи стали переезжать в города вне черты оседлости, беспрепятственно поступать в университеты, заниматься теми профессиями, которые им нравились. Язык российских и европейских евреев – идиш, стал государственным языком одной из республик СССР, где компактно проживали евреи, – Советской Белоруссии. Впрочем, по всему Советскому Союзу открывались школы, а также газеты, журналы, издательства, театры, языком которых был идиш. При университетах в Москве были созданы еврейские отделения (так как многие евреи плохо знали русский язык). Была открыта специальная партшкола с преподаванием на идише.
При этом, правда, власть боролась с ивритом, но это делали в контексте общей борьбы с религией (иврит – богослужебный язык иудаистской религии, до образования государства Израиль он не был разговорным языком). Советская власть стремилась развивать светскую еврейскую культуру. И, конечно, к сионизму как к форме политического буржуазного национализма было отношение крайне отрицательное – но советская власть боролась с национализмами всех народов.
4.
Ленин, без преувеличений, может быть назван великим другом украинского народа. «Украинский вопрос» был одним из самых больных вопросов империи. Некогда, в эпоху Средневековья, русские, украинцы и белорусы действительно составляли один народ. Но уже в XVI–XVII веках восточные славяне, оставшиеся на исконных южных землях, стали по своей культуре, быту, языку значительно отличаться от тех своих собратьев, что переселились 300–400 лет назад на северо-запад и взяли себе имя великороссов. В этногенезе украинцев участвовали половцы, большое влияние оказало запорожское казачество со своими специфичными обычаями и жизнеустройством.
В источниках XVII века жителей южных земель уже открыто называют малороссами, в XVIII веке появляется литература на «малоросском наречье» (Котляревский, Квитка-Основьяненко), а на XIX век приходится расцвет украинской литературы, окончательно обретшей независимость от русской. В это время жил национальный поэт украинцев Тарас Шевченко, который имеет для наших южных соседей такое же значение, как для нас Пушкин.
К началу ХХ века возникает украинская нация – со своей литературой, философией, историей, политическими проектами. Только назвалась эта нация не украинской (слово «украинство» имело тогда другое значение, а малоросской). Сегодняшние русские буржуазные националисты (и из числа руководителей РФ) пытаются убедить россиян, что «украинцев создал австрийский Генштаб». Но это такой же бред, как и их рассуждения о том, что немецкий Генштаб произвел революцию в России через «шпиона Ленина». Людям, исповедующим буржуазную теорию героя и толпы, ни за что не понять, что никакой Генштаб не может породить ни нацию, ни революцию, что революционная ситуация, как и этногенез, – это объективные процессы.
Руководство царской России, в конце XIX века провозгласившее лозунг «Россия для русских!», не придумало ничего лучше, чем противостоять этому объективному процессу. Официальной позицией империи было… отрицание существования украинского народа и украинского языка. Любые, даже самые невинные, культурно-просветительские украинские организации подвергались полицейским разгромам (как это произошло с Киевско-Мефодиевским братством в Киевском университете в 1847 году), знаменитый Эмский указ Александра Второго запретил выпуск газет на украинском языке, а также печатание любых оригинальных и переводных произведений на украинском языке (указ с ограничениями действовал до 1905 года) и преподавание украинского языка в школах Малороссии. Царское правительство одновременно заявляло, что «украинского языка не существует», и тут же запрещало книги на «несуществующем» украинском языке. Австрийские власти действительно делали ставку на украинских политиков и интеллектуалов после 1914 года, но вовсе не австрийский кайзер, а русский царь был виноват в том, что украинские интеллигенты вынуждены были бежать в Австро-Венгерскую империю, где им никто не запрещал печататься на родном языке, создавать свои партии и даже баллотироваться от них в парламент.
Ленин, как и все российские революционеры, искренне возмущался дискриминацией украинцев: «Всякий демократ, не говоря уж о марксисте, будет решительно бороться против неслыханного унижения украинцев и требовать полного равноправия их». Более того, еще до революции будущий творец российского федерализма не видел ничего дурного в том, чтобы предоставить украинскому народу автономию в составе свободной демократической российской республики (это в то время, когда само существование этого народа отрицалось!).
В статье «Еще о «национализме» Ленин, споря с великорусскими шовинистами, утверждавшими, что автономия Украины приведет к распаду России, замечал: «Почему «автономия» не мешает единству Австро-Венгрии? Почему «автономия» даже укрепила на долгое время единство Англии и многих из ее колоний? <…> Не придет ли в голову читателям и слушателям «националистической» проповеди, почему невозможно укрепление единства России посредством автономии Украины?.. Не ясно ли, что чем больше свободы будет иметь украинская национальность в той или другой стране, тем прочнее будет связь этой национальности с данной страной?»
В статье «О праве наций на самоопределение» Ленин писал о праве украинцев говорить, писать, печататься на родном языке и резонно спрашивал: почему в Российском государстве должен быть только один официальный язык – русский? Он сравнивал при этом Россию со Швейцарией: «Маленькая Швейцария не теряет, а выигрывает от того, что в ней нет одного общегосударственного языка, а их целых три: немецкий, французский и итальянский. В Швейцарии 70% населения немцы (в России 43% великорусов), 22% – французы (в России 17% украинцев), 7% – итальянцы (в России 6% поляков и 4,2% белорусов)… Если отпадут всякие привилегии, если прекратится навязывание одного из языков, то все славяне легко и быстро научатся понимать друг друга и не будут пугаться «ужасной» мысли, что в общем парламенте раздадутся речи на разных языках». Заметим, что Ленин здесь говорит о правах другой дискриминируемой в империи славянской нации – белорусской, которой царские власти тоже отказывали в самом праве на существование.
Ленин не ограничивался лишь публицистическими выступлениями. В IV Государственной Думе заседал депутат от партии большевиков Г.И. Петровский. В 1913 году в Думе был поставлен на обсуждение вопрос о преподавании на украинском языке в школах Малороссии (хотя манифест 1905 года снимал ограничения Эмского указа, фактически власти препятствовали преподаванию на украинском). Ленин написал для Петровского речь и попросил его зачитать ее как точку зрения большевистской фракции. В речи говорилось об ущемлениях прав украинцев и белорусов (сохранились выдержки из нее: «В России… преследование славянских наций в области преподавания на родном языке приняло неслыханные размеры»). Речь вызвала большой резонанс в обществе.
Депутат-монархист Скоропадский обвинил большевиков в поддержке украинского сепаратизма, а черносотенец Родзянко сказал с думской трибуны, что преподавание на украинском невозможно… потому что такого языка нет. В ответ большевистская газета «Правда» (естественно, при полной поддержке Ленина) напечатала письмо крестьян Екатеринославской губернии на украинском языке, где они просили поддержать автономию Украины и украинскую школу и писали: «А панам Родзинкам, Скоропадським та Савенкам нагадуємо, що незабаром прийде час, коли «дізнаються небожата, чия на вас шкура». Это был уникальный случай, чтобы общероссийская газета печатала обращение на украинском языке, официально отвергаемом в империи!
Конечно, в украинофильстве Ленина не было ни толики поддержки украинского национализма, который он считал мелкобуржуазным явлением. Ленин выступал за союз трудящихся русской и украинской наций. В полемике с украинскими националистами из издания «Дзвін» Ленин писал: «Худые советники рабочих, мелкобуржуазные интеллигенты из «Дзвіна», из кожи лезут, стараясь отклонить украинских социал-демократических рабочих от великорусских. «Дзвін» делает дело националистических мещан. А мы будем делать дело интернациональных рабочих: сплачивать, соединять, сливать рабочих всех наций для единой совместной работы. Да здравствует тесный братский союз рабочих украинских, великорусских и всяких иных наций России!»
В годы Гражданской войны этот трезвый и в то же время дружественный взгляд Ленина на украинскую проблему обеспечил возможность украинским трудящимся реализовать свою давнюю мечту о национальной автономии и свободном культурном развитии. Ленин проявил здесь гораздо большую гибкость и тактичность, чем руководители Белого движения – Деникин и иже с ним, которые продолжали повторять абсурдные тезисы царского режима о том, что «украинцев нет» и что Россия должна быть «единой и неделимой» (антиукраинский настрой белых хорошо отражен в произведениях Михаила Булгакова «Бег» и «Белая гвардия»). Неудивительно, что простые украинские рабочие и крестьяне выбрали сторону Красной армии, советской власти, которая обещала украинцам национальную автономию, свободу использования родного языка и развития родной культуры. И показательно, что после победы советской власти на Украине начался процесс, который справедливо назвали «Украинский Ренессанс» и о котором не любят вспоминать современные украинские националисты. Это было время расцвета таких художников, как Тычина, Рыльский, Довженко. База современной украинской культуры, на которой теперь паразитируют необандеровцы, была создана в социалистической Украине, у истоков которой стоял великий друг украинского народа – Ленин.
5.
Но не только российские евреи и украинцы с белорусами должны быть благодарны Ленину за свободу. Свой благодарный голос в этот хор должны вплести и восточные народы России, к которым принадлежит и автор этих строк. Я покажу это на примере родных мне по крови татарского и башкирского народов.
Положение поволжских татар (которых теперь называют просто «татары», тогда как в империи татарами называли почти все восточные народы) было, конечно, лучше, чем украинцев: существование татар власти хотя бы признавали. Но в правах татары все равно были ограничены. Татары-мусульмане фактически были лишены местного самоуправления. По особому приказу Николая Первого в местах с компактным проживанием татар-мусульман сельскими и волостными начальниками могли назначать только русских или в редком случае крещеных татар. Существенные ограничения имели татарские купцы, им было запрещено пользоваться водными путями, открытыми лишь для русских купцов. Имелись ограничения на госслужбе: в Российской армии мусульмане, как правило, не могли подняться выше полковника.
До революции 1905 года власти отказывали татарским просветителям (даже из числа крещеных татар, например, М.Г. Никольскому) издавать газеты на родном языке (единственным тюркским изданием была газета «Тарджеман», которую с 1883 года издавал крымско-татарский просветитель Исмаил Гаспринский). Первой газетой на татарском стала петербургская газета «Нур» («Луч»), которая стала издаваться со 2 сентября 1905 года. Власти стремились ограничить работу так называемых «новометодных» религиозных школ (медресе), где обучение велось не на арабском, а на тюркских языках. Власти также отказывались давать мусульманам право самим выбирать себе религиозных лидеров, ими становились назначенные полицейским ведомством муфтии.
В 1915 году группа мусульманских депутатов Госдумы (куда входили и татары) предложила Госдуме одобрить заявление, что после победоносного окончания войны все «инородцы» получат равные права с русскими на территории империи. «Мы, мусульмане, станем свободными гражданами, заслужим уважение к нашим национальным объединениям, нашему языку. Наши соотечественники не забудут лояльное участие мусульман в войне», – писала с надеждой татарская газета «Кояш» («Солнце»). Для татар это было особенно важно, ведь после вступления в войну Турции на стороне Германии клерикально-мусульманские круги обвиняли татарских патриотов России в предательстве (турецкий султан провозглашал себя халифом – главой всех мусульман мира, хотя фактически, конечно, далеко не все мусульмане признавали его таковым). Однако правые депутаты Думы провалили это ни к чему не обязывающее обещание равноправия (причем среди голосовавших против были будущие руководители Белого движения).
В этих условиях среди татар и башкир ширится движение за свободу и национальную автономию в составе России. И Ленин это движение приветствовал.
Ленин родился и вырос в Симбирске (нынешний Ульяновск) – волжском городе, где проживала большая татарская диаспора (так, его земляк, тоже симбирец по рождению, – известный татарско-турецкий деятель Юсуф Акчура). Учился Ленин в Казанском университете. Понятно, что Ленин не мог не встречаться с татарами, не знать об их жизни, их чаяниях и надеждах. Ему прекрасно было известно, чего страстно жаждет татарская интеллигенция, трудящиеся татарские массы.
Известно, что в 1916 году Ленин беседовал в Цюрихе с Акчурой (как уже говорилось, его земляком). Во время этой встречи Акчура спросил его, каким будет положение татар в случае победы большевиков, и Ленин ответил: «Те права, которые вы требуете, вы получите с лихвой, если мы перейдем на принцип местного самоуправления». Так и произошло в 1920 году, когда большевики образовали Татарскую АССР.
Ленин возмущался оскорблениями татар и других нерусских по национальному признаку, которые бытовали в Российской империи при полном попустительстве чиновников и правительства: «…Третируют инородцев… поляка не называют иначе, как «полячишкой»… татарина не высмеивают иначе, как «князь», украинца, иначе как «хохол», грузина и других кавказских инородцев – как «капказский человек».
Ленин знал о поэзии Габдуллы Тукая – великого татарского национального поэта, был восхищен его усилиями по переводу русских классиков – Пушкина и Лермонтова – на татарский язык. Ильич твердо выступал за право татар говорить, писать, учиться на своем родном татарском языке. Современный татарстанский журналист Азат Ахунов нашел мемуары старого казанского коммуниста Владимира Бахметьева, который в 1921 году встречался с Владимиром Ильичом в Москве в составе делегации Татарской АССР. Ленин тепло их встретил, спросил, есть ли среди татарских писателей наследники дела Тукая, поинтересовался, выходит ли газета «Известия ВЦИК Татарской СССР» на татарском языке. Когда ему сказали, что есть русский вариант газеты, который редактирует Бахметьев, и татарский, редактор которого Шафигуллин, Ленин спросил Бахметьева: «Вот вы живете в Татарии, а татарский язык знаете?» И когда тот смутился и ответил, что не знает, Ленин заявил, что нужно знать язык народа, с которым живешь бок о бок (тем более если мы требуем от татарских товарищей знать русский). (Как тут не вспомнить, что Путин несколько лет назад фактически поддержал русских националистов, выступающих против обязательного преподавания национальных языков в школах нацреспублик России?)
И не надо упрекать Ленина в потворстве татарскому национализму! По словам Ахунова, тут же, в разговоре с Бахметьевым, Ленин сказал при татарских коммунистах, что все должны знать русский: «У всех народов, говорящих на своих родных языках, имеется единый, общий и обязательный язык – язык нашей партии, и… владение… этим языком – святой долг… любой национальности редактора».
Кстати, татарский меценат-просветитель Хусаинов, который встречался с Лениным в 1922-м, свидетельствовал, что Ильич сам придерживался этого своего требования: за свое недолгое пребывание в Казани он успел немного познакомиться с татарским языком и приветствовал Хусаинова несколькими фразами на татарском.
6.
Родственный татарскому башкирский народ – тоже тюркский и также мусульманский, в позднеимперскую эпоху подвергался не только общим ограничениям, которые распространялись на всех «инородцев»-мусульман. С приходом в Россию капиталистических отношений башкиры еще и лишились своих вотчинных земель. Процесс разграбления башкирских земель был ярко описан классиком русской литературы Л.Н. Толстым в знаменитых рассказах «Ильяс» и «Много ли человеку земли нужно?». Установление в Башкирии частной собственности на землю привело к тому, что купцы обманом выкупали у башкир за бесценок огромные земельные участки. Лишившись земель, башкиры-скотоводы впадали в крайнюю бедность, и, не имея большого опыта оседлого крестьянского хозяйствования, превращались в бесправных пролетариев-отходников.
В ходе столыпинской реформы башкиры потеряли еще около полумиллиона десятин земли, продавая ее столыпинским переселенцам.
Неудивительно, что башкиры встретили Февральскую революцию с большим воодушевлением. Руководство башкирского движения симпатизировало эсерам, потому что те выступали с лозунгами социализации земли и федерализации России. Башкиры создали свою автономию и свою армию. После Октябрьской революции башкирское войско вошло в армию Комуча (Комитета членов Учредительного собрания), подчинившегося созданной в Уфе меньшевистско-эсеровской Директории. Но в 1918 году Колчак совершил военный переворот, объявил себя верховным правителем и заявил, что не потерпит никаких национальных автономий. Подобно другим белым, Колчак был буржуазным русским националистом и сторонником унитаризма (за что его очень почитает современное руководство России).
А вот советское правительство под руководством Ленина предложило башкирам создать республику в составе РСФСР, гарантируя свободу национального развития, провозглашенную в «Декларации» 1917 года. Ленин и Сталин послали руководителям башкир телеграмму со словами: «Со стороны советской власти гарантия национальной свободы башкир полная…» Башкирское войско вошло в состав Красной армии как автономное национальное образование, Ленин и Сталин в Москве подписали с башкирским правительством договор о создании Башкирской Советской Республики в составе Советской России. Впоследствии башкирские конники сыграли важную роль в победе красных над Юденичем под Петроградом, не говоря уже о том, что разрыв башкир с Колчаком серьезно способствовал ослаблению и разгрому колчаковцев.
Ленин до революции был знаком с башкирами и их культурой не так хорошо, как с татарами. В 1900 году Владимир Ильич был в Уфе, где отбывала ссылку его жена – Н.К. Крупская, но Уфа тогда была русским имперским городом, где почти не было башкир. Однако Ленин с молодых лет обладал широчайшим кругозором, он старался собирать факты из самых разных сфер жизни империи, будто сознательно готовя себя к тому, чтобы стать во главе государства. В его ранней работе «Развитие капитализма в России» можно найти небольшой кусок о положении башкир при царизме. Ссылаясь на очерки писателя Ремизова о колонизации башкирского края, Ленин пишет, что эта книга – «живое описание того, как «колонизаторы» сводили корабельные леса и превращали «очищенные» от «диких» башкир поля в «пшеничные фабрики». Это такой кусочек колониальной политики, который выдержит сравнение с какими угодно подвигами немцев в какой-нибудь Африке».
Ленин встречался с руководителями башкирского движения, простыми башкирскими коммунистами лишь в годину Гражданской войны. При этом Владимир Ильич проявил большой такт (который, впрочем, он проявлял по отношению к представителям всех народов). Требования башкир Ленин воспринял как должное. Надо заметить, что не все в большевистском руководстве проявили такой подход. Группа «левых коммунистов» – Бухарин, Пятаков и другие, были сторонниками унитарного государства. Они резко протестовали против решения Ленина и Сталина заключить договор с башкирами, Ленину с трудом удалось сломить их сопротивление на VII съезде РКП(б). Среди уральских большевиков были сторонники «унитарной советской республики», уже после перехода башкир на сторону красных одно из башкирских подразделений было даже схвачено и разоружено пензенскими частями РККА. Московским руководителям приходилось настойчиво убеждать «местных товарищей».
Для Ленина случай с башкирами был «оселком», на котором проверялась вся национальная политика большевиков. Впоследствии он говорил иностранным коммунистам: «Мы дали возможность, например, башкирским массам учредить автономную республику внутри России, мы всячески помогаем самостоятельному, свободному развитию каждой народности…»
7.
В XIX веке русские цари запустили механизм трансформации многонационального государства в государство русско-националистическое. Естественно, это сопровождалось дискриминацией других, «негосударствообразующих народов», попытками их русификации и, естественно, это вызвало ответный взрыв национализмов – польского, финского, украинского, татарского и других. После Февраля 1917-го, когда скрепа монархической власти пала, на руинах империи стали образовываться новоявленные националистические государства. Дальнейшее их существование привело бы к балканизации постимперского пространства, этническим чисткам (они уже начались в Финляндии, Польше, Прибалтике), войнам между новыми государствами. Пример Турции Кемаля показывает, к какой большой крови приводит победа националистического проекта. Белые были русскими националистами, и в случае их победы, безусловно, многие народы империи – от башкир до украинцев и евреев, ждала бы судьба турецких курдов, греков и армян.
Интернационалистский проект большевиков был спасением для России. Истоки этого проекта – не только в идеологии, политических традициях, социальной специфики России, но и в личности великого интернационалиста Владимира Ильича Ленина. Велико счастье нашей страны, что в то сложное время ее возглавил человек, искренне любивший русскую культуру и в то же время с огромным тактом и уважением относившийся к нерусским народам и их правам. Сам факт, что многонациональная страна вышла из гражданской междоусобицы без большой межнациональной резни, был чудом, но чудом рукотворным. И за это чудо мы должны быть благодарны основателю Российской Республики и Советского государства.