Если раньше главными фигурами были дирижер и певцы, то теперь не меньшую роль начали играть и режиссеры, каковые вдруг принялись переодевать певцов в современные одежды, заставлять петь в нелепых позах, на неудобных конструкциях, которые выстраиваются на сцене, почти упразднив профессию художника-декоратора, чем славилась всегда отечественная оперная сцена. Режиссура же отдается на откуп либо людям неопытным, либо заранее нацеленным на модернистские переделки, сводящим даже знаменитые классические произведения до уровня примитивной забавы для невзыскательной публики. Как-то неудобно сии самодельные изыски сравнивать с тем, что было в советское время, когда театры оперы и балета ставили лучшие произведения русского и мирового репертуара, а оперы с современной тематикой, при всех их огрехах, тоже вошли в золотой музыкальный фонд…
«Мне думается, что эта эпоха может быть для нас во многом поучительна, – писал Иван Семенович Козловский в 1992 году в книге «Музыка – радость и боль моя». – Репертуары концертов – и торжественных, и обычных – тогда в большинстве состояли из классики. В концертах в Большом театре в честь одной из первых годовщин Октябрьской революции исполнялись 9-я симфония Бетховена, «Вече» Римского-Корсакова из «Псковитянки» – и всё. Теперь же в репертуаре концертов – тоже и торжественных, и обычных – классика занимает примерно десятую долю». Так это когда было – добавим – двадцать восемь лет назад. А сейчас низкопробная попса заполонила и телеэкраны, и сцены – хоры же, русские народные хоры, которые были в советские годы неотъемлемой частью общественной и культурной жизни, выступая на лучших концертных площадках, – известны скорее за рубежом, где с большим успехом гастролируют, а вот на отечественном телеэкране появляются лишь Кубанский казачий хор, да космополитический Хор Турецкого. А где же другие?
Да, самодеятельные народные хоры работают, но их не пропагандируют особо-то, а Козловский подчеркивает, что в его время «обязательно были любительские хоры, звучавшие, тем не менее, на высоком профессиональном уровне. Четырехголосье и восьмиголосье было для таких хоров нормой. Теперь же обычно любительские хоры поют в терцию, на два голоса, хор на четыре голоса вызывает удивление, не говоря об репертуаре». А ведь в 1918 году, 22 сентября, когда шла Гражданская война, В.И. Ленин присутствовал на концерте хора под руководством М.Е. Пятницкого в Кремле перед курсантами, пригласил потом Митрофана Ефимовича к себе в кабинет, и спросил, чем он мог бы помочь. «И помог, – вспоминал Пятницкий. – Мы стали выступать везде, получили статус государственного хора». Вспоминает Иван Семенович и малоизвестный эпизод первых лет советской власти: «Транспорт замер в стране. Паровозы были крайне нужны. Но когда В.И. Ленину иностранные фирмы предложили расплатиться за поставляемые ими паровозы скрипками, сделанными Страдивари, Амати и другими мастерами, он решительно отказался, сказав: «Паровозы мы вот-вот создадим, а утерять такие инструменты, такие произведения – непростительно…»
***
Иван Семенович Козловский – сын и украинского и русского народов, некогда нераздельных, и особенно в пору их соединения в единый советский народ. Родился он в селе Марьяновка, что близ Белой Церкви Киевской губернии, 24 (11) марта 1900 года в крестьянской семье, в которой отец прекрасно пел, аккомпанируя себе на венской гармошке. У Вани был от природы поставленный голос, позже специалисты писали так: «Прозрачный, серебристый, ровный голос красивого нежного тембра со свободным верхним регистром, тончайший музыкальный слух, художественный вкус, драматическое дарование позволили певцу создать вокально-сценические образы, вошедшие в историю мировой вокальной школы, отечественного оперного театра и концертной деятельности». В 1917–1919 годах он занимался в Киевском музыкально-драматическом институте, а в 1919–1924 годах добровольцем ушел в Красную армию, служил в 22-й бригаде инженерных войск, но вскоре был переведен в Полтавский передвижной театр, где спел первую крупную партию – Фауста в одноименной опере Ш. Гуно и часто выступал перед красноармейцами, написав в воспоминаниях: «Своих первых зрителей и слушателей вспоминаю на оперных спектаклях в Полтаве в Гражданскую войну. Они сидели в зале с винтовками, бомбами, гранатами… Я помню концерты, очень много концертов, например, перед солдатами, вчерашними крестьянами, которые вот только что из боя, я пел песни на слова Шевченко, арию Ленского, «Серенаду» Шуберта. Они принимали искусство как дар, а то, что мы были во фраках (все – и солисты и оркестр) – как доверие, они были немного смущены и как бы извинялись: простите, я не все понимаю, не все до меня доходит, но я ценю этот ваш вид, и то, что вы поете, это серьезное, настоящее – для меня».
Прежде чем стать солистом Большого театра СССР, Козловский пел в Харьковском оперном театре, а в 1924 году его пригласили в считавшийся лучшим на периферии Свердловский театр оперы и балета имени А.В. Луначарского, что так и было. На его сцене выступали дирижеры А.М. Пазовский и А.Э. Маргулян, артисты А.А. Иванов, С.Я. Лемешев, Н.И. Киселевская, а позднее И.К. Архипова, Я.Х. Вутирас, М.Р. Глазунова, Н.К. Даутов, Б.Т. Штоколов, Ю.А. Гуляев и многие-многие другие. «Сезоны 1924 и 1925 годов. Их мне не забыть, никак не забыть! – замечает Иван Семенович. – Они были, можно сказать, отправными этапами в моей дальнейшей сценической биографии. Именно здесь я получил настоящую зарядку как артист и оперный певец. И я всегда говорю, что Свердловский оперный театр имени А.В. Луначарского помог мне определиться, найти свое место в искусстве… Поэтому я с благодарностью вспоминаю о большом рабочем, научном и культурном центре Урала – Свердловске». Эти слова великого певца о моем родном городе я привожу с особым, личным чувством. В архиве моих родителей остались программки спектаклей с участием его, а Наталья Ивановна Киселевская (колоратурное сопрано), лауреат Сталинской премии 1945 года, певица из старинного актерского рода (ее дед Иван Платонович похоронен на Тихвинском кладбище Некрополя мастеров искусств в Петербурге), была матерью моего школьного друга – Анатолия Иванова, впоследствии актера Киевского театра русской драмы имени Леси Украинки и Московского театра имени Н.В. Гоголя, заслуженного артиста РСФСР, снимавшегося во многих кинофильмах – с ним мы пересмотрели (слушали) все оперные и балетные спектакли нашего свердловского театра.
В Большом театре Иван Семенович Козловский представил публике всю оперную классику.
***
С началом Великой Отечественной войны Большой театр эвакуировали в Куйбышев (Самара), где работало советское правительство. В ту тяжкую пору Иван Семенович Козловский выступал в госпиталях, на фабриках, на заводах, снимался в фильмах «Концерт – фронту», а потом участвовал в поездках концертных бригад на передовую линию, побывал на многих фронтах, пел и пел для солдат. «Но самым памятным выступлением навсегда остался концерт 6 ноября 1941 года, когда на станции метро «Маяковская» фронтовики и рабочие столицы собрались на праздничное заседание, посвященное 24-й годовщине Октябрьской революции, – вспоминал он. – Осажденная врагами Москва не нарушила своей традиции. В ночь перед концертом готовилась импровизированная сцена, на платформе устанавливали стулья, привезенные из разных залов и театров. Артистическими и гримерными стали вагоны метро по одной стороне платформы. Военная летопись рассказывает, что за два часа до праздничного концерта множество вражеских самолетов двинулись к Москве для нанесения массированного удара. Но защитные батареи не пустили врага».
И уже с неизбывным чувством радости и горести вспоминаются ему победные дни, поездки по едва только освобожденному Харькову на «пикапе» между руин с Александром Петровичем Довженко, его слова к кинохронике «Украина в огне»: «Смотрите! Не отворачивайтесь! Наша – это ваша жизнь, это ваше духовное воскресенье!», встречи на поруганной фашистами родной земле с Алексеем Николаевичем Толстым, председателем комиссии по расследованию злодеяний фашистов. «Если вы будете в Волгограде, то увидите громадную площадь. Она вмещает огромное количество людей! – писал Иван Семенович, вспоминая выступление там. – А оркестр был в другом месте, у братской могилы, невидимый с площади. И вот я провозглашаю «Славу» погибшим в Гражданскую войну. Меня подхватывает тут же на сцене сводный оркестр и хор. И вдруг через какую-то секунду до нас доносятся звуки оркестра и хора: «Слава!» «Слава погибшим здесь, в Великой Отечественной войне», «Слава строящим и возрождающим страну!». Трижды звучала «Слава» над Волгой. Победа! Какое это слово – короткое и могучее. Как хорошо оно звучит: По-бе-да! Все плакали в тот незабываемый день. И я плакал. Радовались несказанной радостью. Сожалели о многом. И по сей день нет семьи, где не было бы ушедших на войну и не вернувшихся…»
И еще один вклад в Победу содеян Иваном Семеновичем Козловским. Он со своими друзьями дает новую, если хотите, советскую жизнь знаменитому вальсу «На сопках Маньчжурии». Послушаем, как это было: «Случилось так, что Алексей Алексеевич Игнатьев, воевавший в японскую войну 1904–1905 годов, был тогда, когда я начал потихоньку наигрывать на рояле этот вальс. Он необычайно воодушевился: «Слушайте, это же божественная музыка, она меня до слез трогает…» Он начал вспоминать слова… Один из куплетов он мне и подсказал. Но ведь одного куплета недостаточно, вальс не имел концовки. Мы долго работали над словами и музыкой: Сергей Михалков, Александр Цфасман и я. Первый раз исполнение этого вальса прошло по радио. А потом не было такого концерта во время войны, где бы я ни пел этот вальс…» Вальс «На сопках Маньчжурии» пели и мы, послевоенные школьники, не только на уроках музыки, но просто когда вспомнится почему-то, – ведь он ассоциировался с недавно закончившейся войной с Японией, на которой у меня, например, воевал младший брат отца – Юрий Трофимович Шевелёв, впоследствии известный фотожурналист. И прочно врезался в память не совсем привычный для стихотворного текста, но четкий по смыслу последний куплет: «Вы пали за Русь, погибли за отчизну. Поверьте, мы за вас отомстим. И справим мы славную тризну!»
[img=-13566]
***
Неожиданно для многих в 1954 году Козловский уходит из Большого театра. Но Наталья Ивановна Киселевская, мои друзья – актеры и журналисты – рассказывали, что он предчувствовал, как после смерти И.В. Сталина начнутся суды-пересуды о вожде, и не хотел в этом участвовать, возможно, ссорясь с товарищами. Ведь Иосиф Виссарионович действительно высоко ценил его многогранное творчество, часто приглашал в Кремль петь и в концертах, и одного. А когда критика «культа личности» приобрела чудовищные размеры, Иван Семенович возмутился: «До каких же пор будут глумиться над Сталиным?» И смело заявил: «Я человек музыки, знаю, что такое понимать музыку. Сталин, живя в политике, глубоко понимал музыку. Беседы с ним помогли мне, оперному певцу, в народной музыкальной драме Мусоргского «Борис Годунов» глубже осознать образ Юродивого и вокальными средствами передать тяжкое обвинение самодержцу и горестные думы «русского люда, голодного люда» в трудную годину суровых испытаний Смутного времени на Руси». И сколь ничтожными, жалкими выглядели потуги М. Максаковой и С. Бэлзы, принявшимися было в телепередаче «Романтика романса» подтрунивать над певцом. Воистину глумление над великими наказуемо.
Уйдя из театра, Козловский смог широко развернуть свою концертную работу, начатую еще в «незабываемом 1919-м». Помимо оперных арий, он исполнял романсы М.И. Глинки («В минуту жизни трудную», «Ночной эфир», «Ах ты, душечка, красна девица», «Я помню чудное мгновенье», «В груди горит огонь желанья»), А.С. Даргомыжского («Я вас любил», «И скучно, и грустно»), П.И. Чайковского («Средь шумного бала», «Разочарованье»), С.В. Рахманинова («Не пой, красавица, при мне», «Весенние воды», «Всенощная»), П.П. Булахова («Свидание», «Гори, гори, моя звезда», «Я встретил вас», «Не пробуждай воспоминанья»), «Вечерний звон», ирландскую песню, переведенную русским поэтом И.И. Козловым, да столь задушевно, что она стала песней русской народной. По-своему, ни на кого не похоже толковал Козловский произведения И.С. Баха, Л. Бетховена, Ф. Шуберта, Ф. Листа.
Были в его репертуаре русские и украинские песни, колядки, услышанные в селах и деревнях, куда он ездил с целью перенести их на концертную сцену. Он, Иван Семенович, нашел, записал ноты и первым спел романс «Я встретил вас…», написанный на слова Ф.И. Тютчева, а вот композитор считался неизвестным, и лишь позднее установлено, что это был Леонид Дмитриевич Малашкин, романс свой опубликовавший в 1881 году небольшим тиражом. Помню, как в 1962 году по случаю годовщины газеты «Известия», где я работал, давали концерт в новенькой гостинице «Юность», а ведущими были весельчаки Александр Ширвиндт и Михаил Державин. Известинская вольница с Алексеем Ивановичем Аджубеем во главе шумно гуляла и громко смеялась их шуткам, как вдруг на сцене появился Иван Семенович Козловский с гитарой. Все мгновенно притихли, а он, взяв несколько аккордов, обнял гитару и запел: «Я встретил вас – и все былое / В отжившем сердце ожило…» Надо ли говорить, что после этого наше празднество приняло иное, более «академическое», что ли, и более значительное продолжение…
Еще до войны Козловский стал народным артистом СССР, получил Сталинскую премию первой степени – «за выдающиеся успехи в области вокально-драматического искусства» (вторую он получит в 1949 году за исполнение партии Юродивого в «Борисе Годунове»), награжден орденом «Знак Почета» (1937), орденом Ленина (1939). Однако ему была внутренне чужда «звездная болезнь», что отличает большого мастера от подмастерьев. «Я тщеславен в меру, – говорил он, когда его именем собирались назвать созданную им на свои средства музыкальную школу в Марьяновке, окормляя ее, поспособствовав, чтобы работали там хор и оркестр. – Тревожно и неправильно, когда при жизни присваивают имя общественному учреждению. В Марьяновке была церковь, где меня крестили. Вдруг церковь закрыть и сделать клуб им. Козловского». И добавил: «Большого труда стоило, чтобы не состоялось такое явление». Таким же скромным, отвергающим почести увидел я Ивана Семеновича в Михайловском на Пушкинском празднике. Познакомил нас Ираклий Луарсабович Андроников, руководитель писательской бригады, я же писал репортаж для «Известий». Козловский, подавая руку, сказал: «Все собираюсь выбраться в Ленинград. Меня в Мариинский театр приглашали, а я выбрал Свердловск». Узнав, что я родился в Свердловске, он заулыбался, задумался о чем-то, словно припоминая что-то, и сказал: «Хороший город, славный, всегда вспоминаю о нем с радостью». А потом он говорил: «Пушкин служит поколениям своей музой, в его творчестве черпаем мы радость и печаль. Сколько поколений исполнителей, «духовной жаждою томимых», питает и будет питать Пушкин. Только что вошел я в дом, возвратясь из пушкинских мест. Несмотря на дождь, непогоду, которая была там в эти дни, святые места все равно вселяют в душу высокую настроенность и ответственность перед собой и перед людьми».
***
Высокая настроенность и гражданская ответственность не покидала Ивана Семеновича Козловского в самые трудные времена, до последних дней. Не стало его 21 декабря 1993 года, когда уже не было советской власти, за которую он воевал, предавалось забвению великое советское искусство, которому он служил, попиралась память о советских артистах, с которыми он работал. Но он верно говорил: «Все великое познается измерением времени». Герой Социалистического Труда, народный артист Советского Союза и Украины, награжденный пятью орденами Ленина, он похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище. На могиле поставили памятник – на круглой стеле его скульптурное изображение по пояс, во фраке и с белой манишкой, с руками, чуть подавшимися вперед, артист будто передает все им созданное, спетое, показанное, отображенное нам, своим слушателям, и нынешним и идущим за нами.
Петербург – Ленинград
