Более того, многие считали, что Москва вскоре будет захвачена гитлеровцами и СССР рухнет. И все-таки парад состоялся…
На совещании высшего военно-политического руководства страны, которое провел Сталин 26 октября, среди прочих глава страны поставил вопрос о возможности проведения военного парада, ставший неожиданным для всех, никто не смог на него ответить. Какой парад, когда враг окружил Ленинград, захватил западную часть страны и идет на штурм Москвы? Когда мы потеряли целые армии, а основную часть тяжелой промышленности эвакуировали на восток. Сталин трижды повторил свой вопрос, тогда все очнулись и разом воскликнули: «Да, конечно, это поднимет дух войск и тыла!»
Серьезной угрозой для праздника было новое крупное наступление вермахта на Москву. Сталин в конце октября провел несколько совещаний с командующим Западным фронтом Г.К. Жуковым на эту тему. Жуков доложил, что гитлеровцы в ближайшее время не начнут большое наступление. Они понесли большие потери, вынуждены перегруппировать и пополнить войска. А против люфтваффе нужно усилить ПВО Москвы и подтянуть истребительную авиацию с соседних фронтов.
Командование парадом и его организация были возложены на командующего войсками Московского военного округа и Московской зоны обороны генерала Артемьева. Парад должен был принимать Жуков, но он вынужден был остаться на фронте. Поэтому принимал парад маршал Семен Буденный. Подготовка частей для парада проходила в условиях строжайшей секретности. Только вечером 6 ноября, накануне торжественного заседания Моссовета, членам Политбюро, секретарям ЦК и военачальникам было объявлено о проведении парада в Москве.
«Советская Россия» многократно рассказывала читателям о легендарном Параде на Красной площади в ноябре 1941 года. В минувшем году, когда отмечали 80-летие этого события, газета представила («СР», 03.11.2021 г.) документальную композицию этой легенды, составленную белгородским историком и публицистом Анатолием Сергеенко. Он стал лауреатом премии газеты «Слово к народу».
Здесь выступает участник Парада Павел Козленков, который, как он отмечает, «остался единственным из всей дивизии».