«Нет беды горше, яко глупость»

– Жаль, что Салтыкова-Щедрина нет в живых. 
– Он жив: классики не умирают. Сатирики востребованы, пока смердит зло. Они нужны, как врачи. Необходимы как зеркало, которое позволяет разглядеть грязь на лице. Мы ценим их, как ценят снайперов на войне. 
Мишени, по которым бил великий сатирик Салтыков-Щедрин, встречаются, к сожалению, и сегодня. Они мутируют, как вирусы. Нужны новые средства и способы борьбы с ними. Не стоит, однако, пренебрегать и лучшим из прежнего опыта. Вот тут-то и пригодится нам автор «Господ Головлевых», «Истории одного города», «Сказок для детей изрядного возраста». 
Что считал гениальный русский сатирик главной мишенью для убийственного смеха? Ответим одним словом – глупость: нет беды «горше, яко глупость». Самые отвратительные герои Щедрина непроходимо тупы. Его генералы в «Сказке о том, как один мужик двух генералов прокормил» размышляют, почему солнце сначала восходит, а потом заходит, а не наоборот… 
Полное незнание жизни делает генералов совершенно беспомощными. Единственное, на что они способны, – это вцепиться в мужика и «нудить» его добывать им пищу. 
Впрочем, мы немного перегибаем палку, говоря о непроходимой глупости генералов. Там, где дело касается шкурных интересов, генералы соображают неплохо: чтобы мужик не убежал от них, они заставляют его свить из его же волос веревку и привязывают его ею на ночь к дереву! 
Образцово-показательно глуп помещик Урус-Кучум-Кильдибаев, который, чтобы не страдало обоняние, попросил всевышнего очистить его помещичьи владения от мужиков. Не желавший ощущать запах мякины не мог сообразить самого простого: не будет мужиков – не будет денег платить подати в государственную казну, некому будет поднимать занавес в его домашнем театре и даже воду подавать, чтобы обладатель «белого, рассыпчатого» тела мог умыться. И помещик одичал, перестал сморкаться, оброс шерстью, питался тем, что, залезши на дерево, подкарауливал зайцев, которых съедал вместе с потрохами. 
Салтыков-Щедрин с неотразимой убедительностью показал, что нет ничего неразумнее презрения к труду и людям труда. Оно характерно для господствующих сословий, паразитирующих классов, начальства. У одного из щедринских градоначальников вместо мозгов музыкальный инструмент, который производит лишь две «мелодии»: «Разорю!» и «Не потерплю!» 
Властолюбивый, непреклонно упрямый, не желавший считаться ни с кем и ни с чем градоначальник Угрюм-Бурчеев Щедриным прямо в лоб назван идиотом. 
Никчемности, бестолковости письменных и устных распоряжений начальства сатирик дал убийственно-точную оценку: «сумрак законов». 
По Щедрину «прохвосты» держатся у власти с помощью обмана, лжи, лицемерия и насилия. Градоначальник Фердыщенко любил «покалякать» в кабаке с простыми людьми. Обращаясь к мужику, он уснащал свою речь ласкательным «братец-сударик»: 
– А ведь корову-то, братец-сударик, продать надо! Потому, братец-сударик, что недоимка – это святое дело! 
Другой градоправитель недоимки собирал без ласковых слов – с помощью шелепов, пушек «и оловянных солдатиков», согласно решению «военного совета с самим собой» или собственному же указу «о нестеснении градоначальников законами». 
Один из «мерзавцев», изображенных Щедриным, влиял на подчиненных силой «приветствий» словами, о которых «стыда ради» сатирик умалчивает и от которых глуповцы, «не успев даже встать на колени», разбегались во все стороны. 
Не забыл Щедрин указать и на финансовый рычаг управления народом: имущий, дав неимущему Кузьме «понюхать рубль», заставляет Кузьму на всё согласиться! 
Глупыми управлять легче, и правители оглупляют людей зельем. 
– Вот она! Вот она, матушка-то наша Амалия Карловна! Теперь, братцы, вина у нас будет вдоволь! – приветствовали глуповцы новую градоначальницу, выставившую им три бочки пенного. 
Что можно ждать обществу от людей, пределом желаний которых является кабак? Смогут ли они управляться сами с собой, если даже обретут свободу? Они иными и не могут быть, потому что им «с изумительным постоянством долбят голову», что не может привести «к другому результату, кроме ошеломления». 
Иного результата быть не может, потому что начальники-«прохвосты» «упраздняют науки» или уповают добиться процветания наук и искусств «под наблюдением квартальных надзирателей». 
Иного не может быть, потому что ошеломленные непрерывным сечением, пенным дурманом и дурманом лицемерия глуповцы превратились в холуев, холопов… 
Чтобы выслужиться перед начальством, холуи сами писали на соседа доносы, осуждали тех, кто «галдел», потому что за галдение «начальство не похвалит», выдавали «зачинщиков», даже сбрасывали их с колокольни или «вежливенько» топили в проруби. 
Даже «когда начинает говорить брюхо, против которого всякие резоны и ухищрения оказываются бессильными», глуповцы и тогда сидят на завалинках и ждут: всякому кажется, что «не в пример удобнее, чтоб за него старался кто-нибудь другой». 
Безопасное для себя «восхищение» начальством глуповцы выражают тем, что, ожидая его появления, надевают лучшую одежду, пекут пироги и жарят поросят. 
В этой обстановке «начальство роскошествовало». «Появились кокотки и кокотессы… каждый вечер собираются-с, свищут-с, ногами перебирают-с». Развелось много поклонников «езды на остров любви». И всем им кажется «непростительной дерзостью, если смерд поливал свою кашу маслом». 
Поражает прозорливость Щедрина, который считает, что против его народа действует сила, «подкравшаяся издалека и успевшая организоваться», и что этой силе едва ли смогут противостоять «рассыпавшиеся по углам… людишки». Значит, нужна организованная сила. Это поняли Маркс и Энгельс, бросившие клич: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Это понял Ленин, создавший в России партию коммунистов (коллективистов), ставшую боевым авангардом трудящихся огромной страны. Ленин хорошо знал и часто цитировал Щедрина… 
«Восхищение начальством, говорил Щедрин, – допускает и возможность невосхищения оным». Всеобщее невосхищение неизбежно, когда правитель-идиот становится разрушителем всего. Таким оказался Угрюм-Бурчеев, воплотивший в себе «идиотство, не нашедшее себе границ». Против него восстало всё: «…Раздался треск, и… прохвост моментально исчез, будто растаял в воздухе». 
Читайте классику! 

Другие материалы номера