Себя владыка Савватий именует «деревенским» епископом, так как посвятил свою жизнь служению нуждающимся. То есть простым людям. Из общения с ними владыка вынес ряд горьких мыслей. По его наблюдению, сегодня пропала в людях решимость, разрушилась воля, человек заблудился, забыл истину, что он рожден для труда, а не для удовольствия.
Думаю, что любой честный человек согласится с подобной оценкой нашего времени и общей духовной ситуации в нашей стране. Лично я давно уже ощущаю царящую в нашем обществе полнейшую апатию, от которой у меня порой опускаются руки. Тем не менее я, подобно владыке Савватию, рассматриваю эту ненормальную, противоестественную ситуацию как дарованное России свыше великое испытание и как личностный долг каждого человека нести до конца свой собственный крест.
Слова владыки Савватия очень важны и емки – каждое на вес золота. А потому не хотелось бы сваливать их в общую кучу. Они требуют не только внимательного подхода к каждому из них, но и общего объединительного вывода. Начну с конца, а именно – с истины. То, что человек рожден для труда, а не для удовольствия, – это, разумеется, аксиома. Но, к сожалению, это аксиома «вчерашнего дня». Беру эти два слова в кавычки, так как за неполные 30 лет, благодаря диктатуре либерализма в России появилось почти два поколения людей новой формации. Тех, кому внушена в разум и вбита в подсознание совершенно другая аксиома, а именно, что человек рождается исключительно для собственного удовольствия.
«Пробуждение духом», о необходимости которого говорит владыка Савватий, возможно в отношении кого угодно, но только не этого потерянного поколения. Его уже не пробудишь. Более того, с каждым растраченным впустую днем, месяцем, годом и десятилетием будут возникать все новые упущенные нами поколения, которые будут все больше затруднять пробуждение одной-единственной души в тисках общей потребительской массы. Просто проповеди, словесного убеждения уже явно недостаточно. Необходимы борьба, яростное противодействие и в конечном счете – жесткое принуждение к труду и ограничение сферы удовольствия.
Второй тезис владыки Савватия (опять же с конца) – человек заблудился. В отношении заблуждения у Владимира Даля существуют две глагольные формы – «заблуждаться» и «заблудить». Заблуждаться, по Далю, значит «ошибаться, погрешать, иметь ложное мнение или понятие». Слово же «заблудить» он трактует как «начать блудить, шалить, проказить». В первом случае речь идет преимущественно о блуждании человека разумом, потере ориентации и движении наугад. Во втором – сбой происходит в духовном мире человека, означая потерю нравственных ориентиров.
Что касается нашего времени, и в особенности сегодняшней России, то человек в нашей стране в современную эпоху заблудился в обоих смыслах слова – и умственно, и духовно. Умственно мы утратили смысл и конечную цель нашего существования. Либералы, выставляя перед нашим носом морковку идиллической свободы, водят нас не прямо, а по кругу. И мы идем, наступая непрерывно себе на пятки и натыкаясь на забытые нами собственные грабли. В духовном же плане, не имея ни смысла, ни цели, мы заполняем временную паузу разного рода развлечениями, все больше впадая в блуд, дурные шалости и злобные проказы. Конец такого блуждания для любого здравомыслящего человека предельно ясен: всё завершится пушкинским пиром во время чумы.
Следующий тезис владыки Савватия – разрушилась воля. Понятие воли в русском языке тоже имеет двойной смысл. С одной стороны, – это устремленность человеческого духа к определенной цели, страстный созидательный порыв души, жажда активной деятельности. С другой – воля означает ничем не ограниченную свободу самоутверждения, причем свободу дурную, личностную, эгоистическую, определяемую словом «своеволие». Когда епископ Савватий говорит о «разрушении» воли, то он имеет в виду именно первую, богоугодную, сторону воли, подразумевая одновременное торжество в человеке в современных условиях второго, дурного, типа воли, воли кощунственной, разрушительной.
Собственно говоря, воля с христианских времен трактовалась как концентрированная устремленность человеческого духа к Богу, Добру, Любви и Справедливости. То есть это понятие имело сугубо нравственный подтекст. Злая же воля всегда рассматривалась русскими людьми как проявление дьявольщины, человеконенавистничества. Ноу-хау российского либерализма заключалось в том, что он с помощью толерантности решил «разжижить» человеческую волю, распылить ее, снять антагонистические противоречия между крайностями добра и зла. В либеральной трактовке добро и зло теряют свою полярность, приобретая некий набор специфических личностных черт, которые надо просто учитывать в общении, снисходя к человеческим «слабостям».
Все бы ничего, если бы не одно но. С разжижением и распылением воли «добрая» толерантность производит в духовном мире человека губительные метаморфозы. Владыка Савватий квалифицировал их как «пропажу решимости». Что это такое? Лишенный решимости человек превращается в раскольниковскую «тварь дрожащую», но не ту, которая трусит совершить преступление (таких сегодня хоть пруд пруди!), а ту, которая вообще страшится дела, особенно добродетельного. Без благородной решимости мужчина в современном мире теряет мужественность, женщина – женственность, а человек как гомо сапиенс – присущую ему человечность.
По сути, речь идет об утрате человеком собственной идентичности – личностной, социальной, национальной и общечеловеческой. В образном плане возникает невольная ассоциация с Григорием Грязновым и его арией в опере Николая Римского-Корсакова «Царская невеста». «Не узнаю теперь я сам себя, не узнаю Григория Грязнова… Куда ты, удаль прежняя, девалась?!.. Отвага мне души не веселит… Не тот я стал теперь – все миновало…» – таковы откровения разгульного опричника Грязнова на пике его любовной драмы. Нам сегодня не до любви, тем более – такого высокого накала. Но растеряли мы себя сегодня не менее основательно, хотя и по другой причине.
В утверждении духовной толерантности либералы сделали крен не столько в сторону опорочивания самих принципов добра и справедливости, сколько массированной атаки на «издержки» их утверждения. Для пущей убедительности они направили все стрелы критики в дореволюционной России на правление Ивана Грозного, а в советской истории – на сталинские «репрессии». Причем оба периода либеральные идеологи вырывают из контекста исторических реалий того времени как в собственной стране, так и в мире в целом. При этом они упорно уходят от анализа своих собственных деяний, которые в практическом плане для страны и народа оказываются намного более губительными.
Николай Римский-Корсаков, выстраивая либретто своей оперы на основе драмы Льва Мея, не избежал этой либеральной болезни. За что и был подвергнут жесткой критике со стороны участников «Могучей кучки». Однако, будучи творческой личностью, он сосредоточил внимание не на личности Ивана Грозного, а на личной драме второстепенных героев и на трагедии страны, приближавшейся к великой Смуте. Личная трагедия Григория Грязнова помогает нам ныне оценить собственное состояние полной растерянности. Что касается страны, то мы тоже сегодня шаг за шагом приближаемся к великой Драме, уготованной России либералами.
Титул «царской невесты» в образном плане тоже вполне применим к современной России. Россия выступает сегодня именно в роли «царской невесты», которую нынешнее либеральное «боярство» собирается выдать замуж против ее воли за богатого и всевластного Дядюшку Сэма. Но это «брак» не только «неравный», но и по своей сути фиктивный, так как Россия нужна Дяде Сэму исключительно для ее последующего «отравления» и расчленения на подмандатные территории.
Корень зла сегодня сосредоточен не в былых и давно прошедших деяниях Ивана Грозного и Иосифа Сталина, обусловленных конкретной исторической обстановкой и происками их многочисленных врагов – скрытых и явных. Более того, корнем зла сегодня я не считаю даже Дональда Трампа и отстаиваемые им интересы США и воротил капиталистического мира. Вместо Трампа был бы в США кто-то другой, а капитализм насчитывает около 500 лет, и даже на Западе в разных странах он имеет свои особенности. Корень всех корней зла сегодня я вижу именно в либерализме, в его необратимо-ползучей, беспредельно лживой и ханжески фальшивой идеологии.
Боюсь, что мы все еще серьезно недооцениваем смертельную духовную болезнь, каковой является охватившая ныне мир эпидемия либерализма. В физическом мире ее подобие можно обнаружить в чахотке, или по-научному в туберкулезе. В XIX веке он считался неизлечимым и косил миллионы людей, не считаясь ни с границами, ни с титулами, ни с материальным состоянием людей. Безжалостное течение этой болезни мастерски описано Львом Толстым в рассказе «Три смерти». Еще не старая богатая барыня угасала буквально на глазах своих близких, медленно и неотвратимо пожираемая этой коварной болезнью.
Я не понаслышке знаком с этой болезнью. Несмотря на то, что советская медицина буквально ополчилась на это смертоносное явление, лечение туберкулеза достигалось только на его ранних стадиях. Мой отец – фронтовик Афанасьев Петр Иванович – был комиссован в 1944 году именно по причине этой болезни. У него были поражены оба легких, и, по сути, он был выписан из госпиталя, чтобы умереть в кругу близких. Врачи от него попросту отказались. Тогда за дело взялась моя мать Афанасьева Анна Николаевна, неграмотная женщина. Она лечила мужа народными средствами и страстными молитвами. Лечила, лечила и – наконец вылечила, буквально вытащив его с того света. Он получил возможность пожить еще 25 лет.
Как историка меня в свое время поразил удивительный случай, тоже связанный с туберкулезом и дивным спасением от него. Активный революционер, народоволец Николай Морозов (1854–1946), отсидевший в заключении непрерывно (!) 25 лет в Шлиссельбургской каторжной тюрьме, заболел туберкулезом и должен был, как все в подобном случае, там же и скончаться. Но, будучи человеком недюжинной воли и разносторонних знаний, он решил не сдаваться и чисто волевыми усилиями поборол болезнь. Дожив до 92 лет, он в 1942 году, в 88 лет (!), успел добровольцем поучаствовать в боевых действиях Советской Армии на Волховском фронте, став самым пожилым участником Великой Отечественной войны.
Как известно, туберкулез относится к заразным болезням, и его возбудителем является так называемая палочка Коха, передаваемая всевозможными способами от одного человека к другому. Неолиберализм я тоже отношу к заразной болезни. Его сделали таковой спецслужбы США, превратив мечтательный европейский и интеллигентный российский гуманизм в мощное боевое оружие массового поражения. К возбудителям либерализма как смертельной духовной болезни я отношу бациллу меркантилизма, которая была занесена в европейское общество в момент разложения феодализма и зарождения капитализма.
У понятия «меркантильность» есть две стороны. Одна – чисто функциональная: торговая, коммерческая. Это всего лишь специализация, один из видов человеческой деятельности в общественном разделении труда. Другая сторона меркантилизма менее безобидна. Она-то и превращает либерализм в одну из главных форм заразной духовной болезни человека и общества. Проявляется эта сторона в торгашестве, мелочной расчетливости – внешне незаметной, но внутренне разрастающейся до кощеевых размеров. Это уже не только специфические (чисто эгоистические) наклонности ума, но и определенное состояние души, обрастающей коростой черствости.
Для борьбы с туберкулезом в медицине применяется рентген, обнаруживающий болезнь на ранней стадии. В этих же целях используются прививки, проводится вакцинирование населения. С духовной же болезнью меркантильного либерализма все обстоит намного сложнее. Вместо рентгена в духовной сфере применимо только одно средство – человеческая совесть. Но она хрупка, ранима и почти беззащитна перед натиском меркантильного общества. Бацилла меркантилизма направлена именно против «химеры совести». Для этой бациллы достаточно малейшего колебания совести, а дальше начинается цепная реакция. Именно об этом предупреждал наш народ, говоря «Коготок увяз – всей птичке пропасть».
Спасая людей от духовного недуга, владыка Савватий организовал в своей епархии два скита, куда и направляет небезнадежных больных. Это его посильный вклад в борьбу с моровой болезнью современности. Но весь российский народ в скиту не спрячешь. Это и физически невозможно, и для страны гибельно, ибо придет враг и превратит все скиты в концентрационные лагеря. Американцы уже однажды продемонстрировали нечто подобное в отношении индейцев.
Русский народ всегда шел навстречу беде, мобилизуя на борьбу с внешним и внутренним врагом все свои физические и духовные силы. Спасение в миру от моровой болезни алчущего меркантилизма есть. Оно во все времена заключалось в триедином факторе: в крепкой вере в Бога, в народном и общечеловеческом здравом смысле и в страстной воле к жизни. Апатия тем и страшна для отдельного человека и всего российского общества, что она символизирует не только разложение человеческого духа, но и знаменует его крайнюю степень – степень отказа от жизни и равнодушного принятия смерти.
Пораженное недугом алчности российское общество, несомненно, сегодня больно. Но оно далеко не безнадежно. В отдельной его части еще крепка вера в Бога, в других – есть опора на народный здравый смысл, в третьих – разгорается воля к жизни. Все эти разрозненные части российского общества надо соединить воедино, слить их в монолитный духовный сплав и организовать мощный отпор невидимой, неслышимой ползучей смертельной напасти.
Идеологи либерализма в качестве своего главного козыря используют неколебимую приверженность Свободе. Свободе с большой буквы, возведенной в некий Абсолют, который в их трактовке гораздо выше Бога, вмещающего в себя не только Свободу, но в равной мере и Необходимость. Чтя Свободу, либералы в то же время посадили под замок меркантилизма Совесть. Это вчера они твердили о «свободе совести». Сегодня они уже всё свели к утверждению меркантильной толерантности, сделав Совесть ее узницей. Никакое духовное возрождение российского общества невозможно без освобождения из заточения его Коллективной Совести.
Сравнительно недавно я прочел в газете «Завтра» интервью с выпущенным на свободу бывшим полковником ГРУ Владимиром Квачковым. Признаюсь, оно мне очень понравилось. Десятилетнее заточение его не только не сломило, а, наоборот, освежило и обновило, вдохнуло в него спокойную уверенность и осознанную духовную силу. В нынешнем Владимире Квачкове явственно чувствуется крепкая вера в Бога, неискоренимый народный здравый смысл и неуемная воля к жизни.
Не знаю как другие, но что касается лично меня, то, несмотря на свои 80 с лишком лет, я с нынешним Владимиром Квачковым готов, как говорится, пойти в разведку.
Выпускается с июля 1956 года
