Вряд ли он не знал древнего предостережения евангелиста Матфея о том, что не следует одному лицу принимать противоречащие друг другу решения и делать противоположные по смыслу указания: когда «левая рука твоя не знает, что делает правая» (Мф. 6: 1–4).
[img=-11899]
С одной стороны, правительство Д. Медведева провело безграмотную с точки зрения теории и мировой практики пенсионную реформу, повысив возраст выхода на пенсию, изменив формат трудовых отношений, а следовательно, увеличив общее рабочее время, убеждая россиян, что стране не хватает рабочих рук; а теперь вдруг выясняется, что их в избытке, что можно сокращать рабочее время с переходом на четырехдневную неделю.
А вспомните, как минувшей зимой Д. Медведев предлагал подумать о том, чтобы сократить длинные новогодние каникулы: мол, «практически 14 дней страна мало что создает и очень хорошо «отмечает».
В производственном календаре 2019 года рабочих дней насчитывается 247, а выходных и праздничных – 118. При введении четырехдневной рабочей недели количество нерабочих дней увеличилось бы еще почти на 50 дней. По подсчетам экспертов, за время новогодних и майских каникул средний производимый ВВП сокращается на 65–75% от обычного показателя. И мы хотим, чтобы страна развивалась?
Для сокращения количества рабочего времени – в течение рабочего дня или недели – в стране должны вызреть объективные условия. Хорошо помню дебаты на заседании Верховного Совета РСФСР от 19 апреля 1991 года, принявшего закон «О повышении социальных гарантий для трудящихся», которым сократилась продолжительность рабочего времени в стране до 40 часов в неделю. Затем эта норма была закреплена в Кодексе законов о труде (КЗОТ) РФ и в Трудовом кодексе. После этого продолжительность рабочей недели в России не менялась и в настоящее время составляет 40 часов с двумя выходными днями.
Восемь рабочих часов в день взяты не с потолка – это максимальная продолжительность рабочего дня для среднестатистического работника, исходя из уровня развития производительных сил и производительности труда для конкретного экономического периода страны, рассчитанная медиками с учетом качественного воспроизводства рабочей силы.
Следовательно, с политико-экономической точки зрения изменение формата трудовых отношений, связанное с сокращением общей величины рабочего времени, в том числе и – как частный случай – переход на четырехдневную неделю, – это комплексная проблема. Она требует коренного изменения: во-первых, в самой экономике – повышения уровня ее производительных сил на новой научно-технической основе; во-вторых, формирования кадровой составляющей, соответствующей новому качественному состоянию технологической базы; в-третьих, такого развития социальной сферы, которое способно было бы удовлетворить потребности свободного человека.
* * *
В качестве одного из исторических подтверждений сокращения рабочего времени Д. Медведев в своем выступлении сослался на Генри Форда, который «решился на сокращение рабочей недели с 48 до 40 часов и получил впечатляющий рост производительности труда». К сожалению, пример, приведенный Д. Медведевым, некорректен.
Думаю, вряд ли Дмитрий Анатольевич читал книгу Генри Форда «Моя жизнь, мои достижения». При внимательном прочтении он, кандидат юридических наук, не перепутал бы причинно-следственные связи. Не сокращение рабочей недели с 48 до 40 часов привело к увеличению производительности труда, а наоборот. Генри Форд осуществил переворот в американском автомобилестроении за счет качественного повышения производительной силы труда, использования комплексной системы стандартизации, тарификации, стимулирования заработной платы работников наемного труда – акционеров компании – путем «привлечения их к участию их в прибылях», внедрения конвейерной системы сборки, революционизировавшей индустрию XX века, что и обеспечило значительный рост производительности труда. Именно на этой новой научно-технической основе Генри Форд и сократил «рабочий день с десяти до восьми часов, а рабочую неделю до 40 часов». Более того, благодаря созданию поточного производства произошло его удешевление. В результате цены на автомобиль «Форд Т» упали с 780 долларов в 1910 году до 360 долларов в 1916 году, полностью завоевав рынок.
И общий вывод Генри Форда весьма поучителен: «Если вы требуете от кого-нибудь, чтобы он отдал свое время для дела, то позаботьтесь о том, чтобы он не испытывал финансовых затруднений. Это окупается».
Вернувшись в страну, Дмитрий Анатольевич дал поручение Минтруду представить в правительство свою позицию о перспективах введения в России четырехдневной рабочей недели.
Минтруд подготовил доклад о том, чем может для страны обернуться переход на четырехдневную рабочую неделю. Обсудив идею с работодателями и профсоюзами, а также с другими министерствами, Минтруд ушел от прямого ответа на вопрос о целесообразности введения в России четырехдневки и ограничился выводом, что «данный вопрос требует дальнейшего изучения». Но самое парадоксальное заключается в том, что Минтруд не дал (да он и не мог дать) оценку главному фактору, от которого зависит возможность изменения формата трудовых отношений, – уровню развития производительной силы и производительности труда, способно ли их нынешнее состояние в стране обеспечить изменение формата трудовых отношений. Поэтому вывод Минтруда – это пустой звук.
Теоретически известно, что сокращать рабочее время можно только тогда, когда материально-технические и людские ресурсы находятся на траектории роста, когда на их базе растет производительность труда. Чем выше производительность труда в экономике, в материальном производстве, тем выше качество жизни населения, уровень развития социальной сферы: науки и образования, здравоохранения, пенсионного обеспечения. Эту марксистскую истину давно уловила политическая элита в развитых странах мира и активно использует на практике. Не удивительно, что производительность труда в США, Франции, Великобритании, Германии, Швеции в 2–3 раза выше, чем в Российской Федерации.
К сожалению, в России мы пока не видим серьезных перспектив прорывного повышения производительности труда, без которого сокращение рабочих часов будет наносить ущерб экономике.
Вспомним в майском (2012 г.) инаугурационном указе В.В. Путина была поставлена задача повысить производительность труда к 2018 году (и новым выборам президента Российской Федерации) по сравнению с 2011 годом в 1,5 раза.
Фактически же эффективность труда, по данным Росстата, упала с 3,5% в 2012 году до 0,7% в 2014-м, а в 2015 году она сократилась еще на 2,2%, а в 2016 году – опять на 0,2%. В 2017 году производительность труда упала еще на 0,2% к уровню 2016 года. Упала она и в 2018 году. Это провал задумок президента в чистом виде! И думаете, кто-нибудь за этот срыв понес ответственность?
Самое опасное заключается не только в том, что за последние годы снижаются темпы роста производительности труда, но и в низком уровне самого этого показателя. Средняя часовая выработка одного работника в России, согласно данным ОЭСР, составляет $23,9, тогда как в Японии – $41,4, в Германии – $59,2, а в США – $63,1, то есть в 2–2,5 раза ниже развитых стран мира.
Обозначенная президентом цель повышать производительность труда хотя бы на средних и крупных предприятиях темпами не ниже 5% в год остается благим пожеланием. О какой производительности труда можно говорить, если рабочие трудятся на станках почти 70-летней давности? Налицо износ основных фондов в промышленности, на транспорте и в сфере связи – они безнадежно устарели. В спасении нуждаются даже не отдельные предприятия, а целые отрасли российской экономики. Еще несколько лет – и они исчезнут безвозвратно. В таких условиях технологический рывок стране не осуществить, а следовательно, вести разговор о четырехдневной неделе – маниловщина в чистом виде. Только учитывая деградацию российского производства, можно административным путем перевести его на четырехдневку.
* * *
Между тем, как свидетельствует экономическая теория и мировой опыт, единственный научно выверенный путь повышения производительности труда и качества продукции в XXI веке – это ускорение научно-технического прогресса, массовое внедрение роботов, роботизированная автоматизация.
Мировым лидером в промышленной роботизированной автоматизации является Южная Корея. Плотность роботизации в этой стране равна: 478 роботов на 10 000 сотрудников. Также в тройку лидеров входят Япония (314 роботов) и Германия (292). США занимают седьмое место в мире (164 робота на 10 000 человек). В России количество промышленных роботов на 10 000 человек населения на два порядка (!!) меньше, чем в странах-лидерах. По этому показателю Россия находится ниже таких стран, как Таиланд, Мексика и Филиппины. И никаких подвижек в этом направлении пока не видно.
Сегодня ситуация в Российской Федерации по всем направлениям научно-технического прогресса, инновационного прорыва остается весьма и весьма неблагополучной. В России в среднем используется лишь 8–10% инновационных идей и высокотехнологичных продуктов, тогда как, например, в США – 62%, в Японии – 95%. Отечественная заводская наука выполняет лишь 6% научных исследований, а в компаниях стран ЕС – 65%, в Японии – 71%, в США – 75%. Не удивительно, что производительность труда в автомобилестроении США в 13 раз выше, чем в России; в Европе – в 10 раз выше; в электроэнергетике США – в 18,6 раза. В таких условиях о каком переходе на четырехдневную неделю может идти речь?
К сожалению, не лучше обстоит дело и с воспроизводством рабочей силы – этого второго фактора, без которого вести речь о реформировании трудовых отношений бессмысленно. Для реализации прорывных технологий нужно не только современное оборудование, но и десятки тысяч инженеров, тысячи ученых, сотни тысяч квалифицированных исполнителей. Рабочая сила в условиях ускорения научно-технического прогресса должна быть более продуктивной, более квалифицированной, мобильной, соответствовать требованиям качественного технического базиса, что предполагает не только уровень ее образования, но и непрерывное обучение. А у нас система подготовки кадров, к сожалению, деградирует.
* * *
В Советском Союзе была высокоэффективная система образования. В стране было 610 вузов, мощная система техникумов и ГПТУ. Из общего числа выпускников средних школ примерно 15–20% поступали в вузы, 30–40% – в техникумы, остальные шли в ГПТУ или на производство. Вузы и техникумы подготавливали специалистов, которые высоко ценились на производстве.
Вместе с уходом в историю самого СССР эффективная система образования Советского Союза была утрачена. В настоящее время в России насчитывается более трех тысяч вузов и их филиалов. Теоретики экономического либерализма рассчитывали, что рынок сам отрегулирует, сколько стране на самом деле нужно учебных заведений. Но высшая школа превратилась в коммерческое предприятие, и ни о каком сокращении вузов уже речь и не идет. Сегодня в вуз поступают до 90% выпускников школ. При такой массе вузов качество образования упало, возникла нехватка рабочей силы для реального сектора экономики.
Именно быстрый рост студенчества вскрыл порок современного высшего образования в России. В службах занятости давно бьют тревогу: стране не нужно столько юристов, экономистов, бухгалтеров-финансистов, политологов и управленцев. В стране не хватает рабочих, инженеров, учителей. А молодые мужчины устроены охранниками и продавцами на рынках, втихую ремонтируют машины в гаражах и нелегально «бомбят» на своих автомобилях. Но вузы продолжают гнать, гнать и гнать эшелоны юристов, финансистов, политологов, управленцев, поскольку деньги, деньги, деньги застилают глаза вузовской мафии. Преподаватель вуза уже не оценивает объективно знания студентов, не ставит двойку за незнание, а борется за деньги, которые студенты вносят за учебу… и ставит тройку. Так качество знаний выпускников вузов скатилось до уровня троечников, пользы от которых производству ждать бесполезно.
Выпускники-троечники стали трагедией страны! Уж не эти ли «троечники», окопавшиеся в правительстве, вставили в выступление Д. Медведева фрагмент от Генри Форда и рекомендовали направить проект для анализа в Минтруд, а не как минимум в Минэкономразвития с привлечением промышленных министерств и РАН?
* * *
Наконец, третий фактор, непосредственно связанный и сокращением рабочего времени и возможным переходом на четырехдневную неделю, – увеличение свободного времени.
Действительно, Маркс писал, что в развитии общества наступит такой этап, когда «мерой богатства будет… отнюдь уже не рабочее время, а свободное время» (Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 46, ч. II, с. 217). Чем больше свободного времени у членов общества, тем шире пространство для развития личности и тем значительнее часть его, уделяемая развитию производства и культуры, тем выше темпы социального прогресса.
Но свободное время, освободившееся в связи с предполагаемым сокращением рабочего времени в сегодняшней России, вряд ли возможно использовать позитивно. Реформирование свободного времени потребует не меньших государственных усилий, чем реформирование первых двух факторов.
Действительно, в советский период был широкий простор для развития личности в свободное время. Это и развитие художественных талантов в студиях, работавших бесплатно в клубах, дворцах культуры, которые были при каждом заводе, в каждом колхозе. Многие посвящали себя спорту, туризму, которые также были бесплатными.
В нынешней же России далеко не все граждане смогут заниматься в творческих студиях. Теперь все это коммерциализировано, и у большинства населения таких средств просто нет. О каких платных услугах могут вести речь 22 млн человек, живущих ныне за чертой бедности? Да и интерес у людей к культуре, творчеству во многом утрачен. Немало в последнее время построено спортивных комплексов, ледовых арен, фитнес-центров, аттракционов, где можно провести время с детьми, с семьей. Но из-за дороговизны они недоступны рядовому человеку. Вы попробуйте экипировать юного футболиста, хоккеиста, гимнаста – придется выложить очень серьезные деньги. Даже купить абонемент на регулярные посещения секций, развивающих занятий – это затраты не для всех посильные. Железная рука рынка – извлечение прибыли – закрывает все эти возможности.
В совокупности все это приводит к тому, что 48% россиян и 76% работодателей, к которым обратились по поводу перехода на четырехдневную неделю, выступили против: сами бизнесмены намерены в случае административного введения сокращенной рабочей недели урезать работникам зарплаты. Чем это чревато – нетрудно догадаться.
* * *
Процесс сокращения рабочего времени действительно идет во многих развитых странах – Германии, Нидерландах, Новой Зеландии, США, Франции, Японии. Но это происходит на фоне высокоразвитых производительных сил, производительности труда и столь же высокого уровня жизни граждан.
Россия, к сожалению, ни по объему ВВП, ни по производительности труда, ни по уровню развития промышленности, ни по доходам населения развитой страной не является и, скорее, относится к развивающимся.
Возникает естественный вопрос: что же нужно сделать, чтобы Россия действительно вошла в пятерку мировых лидеров и, как развитые страны, могла решать насущные проблемы, в том числе и сокращения рабочего времени, сокращения рабочей недели, снижения возраста выхода не пенсию?
С политико-экономической точки зрения основной причиной того, что Россию постепенно, но методично отодвигают на периферию мирового процесса, является «реформирование» ее по рецептам МВФ, реализация вот уже более двадцати пяти лет ущербного курса экономического либерализма. И не видеть этого могут только упертые «троечники».
Нами неоднократно обосновывалось, что нынешнее состояние российской экономики характеризуется не просто как системный кризис, а – в связи с бескомпромиссной идеологической преданностью экономического блока правительства и ЦБ РФ ущербной доктрине свободного рынка – как стагфляция.
Социально-экономический кризис и стагфляция в России – это не случайные явления. Это сознательный результат реализации российскими правительственными руководителями экономического олигархического клана порочной идеологии рыночного фундаментализма, противоречащей как научным знаниям о закономерностях развития и функционирования экономики, так и практическому опыту.
Кардинальное решение проблемы изменения временного формата рабочего дня или перехода на четырехдневную неделю невозможны без кардинальной смены нынешнего социально-экономического курса, ликвидации тех механизмов, которые были запущены в 1990-е годы и которые продолжают использоваться вот уже более двадцати пяти лет, восстановления управляемости экономикой на научной основе, формирования нового облика, конфигурации российской экономики нового типа.
Стратегия социально-экономического развития страны должна опираться не на трехлетний прогнозный период, как это имеет место в настоящее время, а на длительную перспективу (15–25 лет), учитывать тенденции изменения всех факторов производства: технологических, научно-производственного потенциала экономики, воспроизводства качественной рабочей силы, социальных, с учетом увеличения свободного времени личности.
В нынешних сложных условиях начинать процесс построения новой модели социально-экономического и политического развития придется весьма жестко – с процесса формирования мобилизационной экономики. Прежде всего необходимо убрать «эффективных» менеджеров – приверженцев экономики либерализма и мировых финансовых элит – из высших эшелонов российской власти, развернуть экономическую политику в сторону восстановления жесткого, ускоренного роста производительности общественного труда на основе стимулирования научно-технического прогресса, выверенного на 6-й технологический уклад, концентрации материальных, финансовых и кадровых ресурсов на ключевых направлениях национальной экономики, активной поддержки этого направления институционально и идеологически.
Последнее слово – за народом!
ОБ АВТОРЕ. Юрий ВОРОНИН – доктор экономических наук, профессор, заместитель председателя Совета министров Татарской АССР – председатель Госплана ТАССР; первый заместитель председателя Верховного Совета РФ; депутат Государственной думы (второго созыва); аудитор Счетной палаты РФ. ?
