Говорил с несколькими знакомыми практикующими технологами о потенциальных масштабах «коррекции результата» на сентябрьских думских выборах. Что интересно, специалисты сильно разошлись в оценках.
Одни считают, что три дня, сейф-пакеты, отключенные камеры, ковидные ограничения и т.д. – это все к тому, что рисовать будут «не бей лежачего».
Другие, наоборот, приходят к выводу, что машинка коррекции изрядно заржавела и прогнила, мотивация у низовых исполнителей будет ниже плинтуса, а без них ты особо ничего не сделаешь: вопреки народной мифологии, коррекция – это дело весьма трудоемкое, массовое в исполнении и организационно сложное. Основной аргумент такой: всех, кого надо было не допустить любой ценой, отсекли или отсекут еще на стадии регистрации, или как Грудинина сейчас. Из оставшихся на поляне никто особо не аллерген, а случаев, когда уже и губернаторов берут и пакуют с «технологической кассой», все больше – надо оно, подставляться?
Ну, жизнь покажет, кто более прав.
Я же в связи с этим задумался вот о чем. Русское правовое сознание – это ведь сознание двойного кода. Наш человек всегда оглядывается не только на закон, но и на некую понятийную картину мира, и при принятии решения часто руководствуется скорее вторым, чем первым. Именно поэтому чем ниже рейтинг власти, тем сложнее рисовать результат. Каждый исполнитель все сильнее задумывается: а хорошо ли он поступает не с точки зрения закона (его он как раз нарушает почти спокойно, не то чтобы походя, но без особых душевных терзаний), а вот именно с точки зрения понятий – прав он по жизни или неправ? Если он убежден внутренне, что он «на правильной стороне истории», – наплевать ему будет на чистоту процедуры. А вот если закрались сомнения – тут процедура вдруг почему-то снова оказывается важна. Я не говорю здесь, хорошо это или плохо, я просто констатирую.
Соответственно, ведя кампанию за «ЕдРо», надо не столько избирателей убедить проголосовать за кого надо, сколько этих самых исполнителей убедить – в том, что они не просто так «это делают», а в рамках решения большой и нужной государственной задачи. Но они, эти самые исполнители, как раз таки плоть от плоти глубинного народа, и поэтому, чтобы достучаться до них, приходится-таки достукиваться до этой самой глубины.
Идущий от верхнего начальства поток инструкций про легитимность, которая превыше всего, этими хитрованскими умами воспринимается двояко. Они пытаются чуткими вибриссами уловить и вычислить тот реальный коридор цифр, при выходе за верхнюю границу которого их накажут за подрыв легитимности, а при выходе за нижнюю – за «протестное голосование». Именно поэтому так важны рейтинги – результат, пусть даже целиком рисованный, должен быть на них более-менее похож, так хотя бы задницу можно прикрыть.
А логика обстоятельств – дефицит денег на выборы, слабость и вторичность повестки у «основной партии», ковид, протестные настроения – наоборот, неумолимо загоняет в «сушку явки», по принципу: «Про выборы говорить поменьше, народ не баламутить, а в сентябре сделаем как обычно: своих (административной мобилизацией) приведем, за остальных (не пришедших) накидаем, а про всех, кто будет орать, что выборы не выборы, скажем, что они редиски и иноагенты».
В этой ситуации самый неприятный сюрприз, который возможен, – если вдруг люди 19 сентября возьмут да и… придут. Резать голоса за неправильных технически куда сложнее и опаснее, чем кидать за правильных. В этой ситуации системообразующим институтом российского парламентаризма, похоже, окажется, как всегда, Гидрометцентр – если вдруг 18–19 сентября будет хорошая погода, все в выходные рванут на дачи, а на участки или вообще не придут, или придут в пятницу – а там сейф-пакеты, камер нет, красота… А вот если будет плохая…
Ну и да, социология. Тоже вроде Гидрометцентра, только по-другому.
