Советская делегация, направлявшаяся в Будапешт, на Всемирный конгресс молодежи, занимала все соседние купе. На последних километрах советской земли она забилась в уголок дивана, смотрела в окно и все думала, думала, думала…
В самом деле, все хорошее, что случилось с ней за ее совсем еще короткую жизнь, – ее работа, без которой она себя не мыслила и которая доставляла ей порою ни с чем несравнимое наслаждение, ее общественная деятельность, ее слава, доходившая до того, что незнакомые люди, узнавая, приветствовали ее на улице, в автобусе, в поезде, ее мечты, от которых радостно билось сердце, – все это было неразрывно связано с родной советской землей.
А за окном проплывали последние ее километры.
Скоро граница, а дальше иная, чужая земля. И хотя в обильной почте, которую прядильщица получала у себя на Купавнинской фабрике, ей и ее подруге и соавтору ткачихе Лидии Кононенко приходило немало писем из-за границы и среди них случались письма и из Венгрии, куда она теперь ехала, Мария волновалась, как волновалась когда-то в детстве, в первый раз надолго расставаясь с матерью.
А в Будапеште, когда советская молодежная делегация слилась с другими, съехавшимися сюда со всех концов мира, и маленькая прядильщица из Купавны очутилась среди разноязыких девушек и молодых людей с белой, красной, бронзовой, оливковой кожей, пришло еще одно, новое, необычайное ощущение заграницы: она почувствовала, что все ее товарищи по делегации и сама она точно вдруг выросли.
Случай помог Марии разобраться и в этом новом ощущении. Огромный юноша-негр, который на одной из встреч с советской делегацией, подперев скулы большими фиолетовыми кулаками, как дивную сказку слушал рассказы о жизни нашей страны, о труде, который радует и вдохновляет, о том, как широко раскрыты перед советским человеком все двери, все пути, – этот негр после беседы подарил Марии на память свою фотографию. На обороте он написал: «Моей учительнице».
– Вы ошиблись, товарищ. Вам, вероятно, неверно перевели. Я не учительница, я работница-прядильщица, – сказала Мария.
– Я это знаю, но я не ошибся. Все вы, советские люди, наши учителя. Мы стараемся учиться у вас всему – мыслить, жить, бороться за мир.
И потом, вернувшись к себе в Купавну, девушка рассказывала подружкам о своих заграничных впечатлениях:
«Вот, девушки, здесь, дома, мы часто как-то вовсе не думаем о том, что дала нам советская власть. Иную-то жизнь мы только по книгам знаем. А вот выедешь за границу, будет с чем сравнивать – и сразу поймешь: ой-ой, как мы много сделали, как далеко все народы опередили!»
Во время второй заграничной поездки, на праздник Первого мая в великий Народный Китай, это впечатление Марии Рожневой окрепло.
Уже без тревоги и тоскливого чувства перелетела она границу Родины и без удивления встретила восторженный прием, оказанный советской делегации на далекой дружеской китайской земле.
Как и все советские люди, с детских лет она с сочувствием следила за борьбой великого китайского народа. Как нечто свое, дорогое встретила она весть о его победе и образовании Китайской Народной Республики.
И вот теперь она ходила по улицам Шанхая, знакомилась с молодыми людьми нового Китая, смотрела с гостевой трибуны, как под проливным дождем шла в Пекине праздничная демонстрация, как под гром грозы и сердитый вой ветра, радуясь и улыбаясь, сомкнутым строем, бесконечной чередой, с плакатами и знаменами шли колонны тружеников, познающих радость труда и счастье настоящей свободы.
Мария много ездила по китайским предприятиям, толковала с рабочими, выступала на собраниях. Тут, в этой большой, хорошей стране, столь бурно возрождающейся, она вновь ощутила в полном объеме всю созидательную силу советского опыта, все международное значение каждого нашего новаторского почина в отдельности и всего могучего творчества советских тружеников.
Какое бы скудное, технически отсталое наследство ни получили китайские рабочие от гоминдановского режима, опыт советских новаторов помогал им быстро, в невиданные для Китая сроки, возрождать предприятия, двигать вперед технику. Марию знакомили с передовиками труда, с последователями Александра Чутких, Павла Быкова, Николая Российского. Тут знали и ее самое и ее соавтора Лиду Кононенко.
Однажды ударник-закройщик на швейной фабрике показывал ей, сколько он экономит материала благодаря тому, что придумал новую систему раскройки. Рассказывая, сколько из этого материала фабрика выпускает теперь дополнительно одежды, китайский раскройщик, старый уже человек, вдруг широко улыбнулся и с ласковым лукавством посмотрел на собеседницу:
– Вы знаете, кто мне посоветовал так кроить?
– Кто?
– Два моих юных советских друга, которые никогда обо мне даже и не слышали, – Мария Рожнева и Лидия Кононенко… Я читал о вашем опыте статью в своей газете. Вы моя учительница, а я ваш ученик.
Теперь почетное это наименование не удивило Марию. Она знала, что, несмотря на юность, за границей она носитель великою опыта и мудрости своего народа.
А на другой китайской фабрике Марии рассказали, что тут есть работница, которая дело свое делает лучше всех, но отказывается учить подруг своему мастерству. Это показалось Марии таким нелепым, что она подумала, что ослышалась, и попросила повторить перевод. Нет, перевели точно.
Тогда Мария пошла в цех, и ее познакомили с маленькой, изящной китаянкой в синей широкой блузке, которая действительно работала так легко и ловко, что Мария, знающая толк в мастерстве, невольно залюбовалась ею.
– Правду говорят, что ты отказываешься учить подруг? – спросила она китаянку.
– Конечно… Если я все покажу и расскажу другим, они все меня догонят, и я не буду передовой, – простодушно ответила та советской гостье.
Мария все поняла. Она обняла китаянку и стала рассказывать ей, как она и ее подруга Лида старательно помогали рабочим своих цехов овладеть их методом, как они радовались, когда их почин перекинулся на другие фабрики, о том, как успех всей Купавнинской фабрики помог тысячам людей, как этот успех окрылял и ее самое и ее подругу, будил в них инициативу, поощрял к новым достижениям. И еще рассказала она китайской девушке, какое это великое счастье – вести за собой товарищей по труду, чувствуя, как растет твой собственный вклад в коммунистическое строительство…
– Спасибо тебе, подруга! Я теперь, как ты, буду учить других, – ответила та.
Она хорошо поняла Марию.
Но если в дни путешествий в Венгрию и в Китай Мария Рожнева не очень замечала, как пересекала предел родной страны, то во время своей поездки в Австрию она всем своим существом почувствовала границу не как географический рубеж или таможенный кордон, а как ту незримую глубокую грань, которая разделяет социалистический и капиталистический миры…
Ей, рожденной в годы, когда в нашем государстве социалистическое соревнование уже стало методом работы всех советских тружеников, было до жути странно очутиться в стране, где такие слова, как «фабрикант», «помещик», «эксплуатация», «неравная оплата за равный труд», которые до сих пор были для нее словами отвлеченными, книжными, вдруг приобрели всю свою ужасающую для свободного человека реальность.
Для нее эта поездка стала своего рода экскурсией в исторический музей, где зловещие персонажи далекого прошлого вдруг ожили и она увидела и живого фабриканта, и хозяйского наушника-мастера, и всамделишного шпика, и раболепствующего перед капиталистом австрийского меньшевика, злобное, хитрое и завистливое существо, – словом, все то, о чем Мария узнавала дома на уроках истории, из книг и историко-революционных фильмов…
Здесь мы остановим сюжет очерка знаменитого писателя, создавшего «Повесть о настоящем человеке». Добавим только, что и австрийскую полемику Мария из Купавны выиграла вчистую. Но каково бы ей было пережить, когда она в 90-х встретила хозяев-фабрикантов у себя в Купавне?..
В советские годы Мария Ивановна Рожнева прожила счастливую жизнь в творческом труде, в дружном коллективе, на общественном поприще. Еще в молодости была удостоена Сталинской премии, получив надежное образование, выросла до заместителя директора фабрики, избиралась депутатом Верховного Совета РСФСР, была очень заметной, уважаемой фигурой в городе.
Уже в середине прошлого десятилетия (январь 2016 г.) «Советская Россия» заинтересованно изучала жизнь коллектива купавинцев.
«Советская Россия»:
И вот сорваны купавы…
…Четыре десятка лет, с 1944 по 1986 год, Купавнинской тонкосуконной фабрикой руководил Герой Социалистического Труда Виктор Дмитриевич Ерофеев. Свое звание «предприятие коммунистического труда» его коллектив неизменно оправдывал. Спустя пять лет после его присвоения фабрика была удостоена ордена Ленина. Постоянно происходило технологическое обновление. В результате модернизации в 1970-х появились новые, современные, оборудованные по последнему слову цеха. Ткани фабрики первыми в отрасли удостоились Государственного знака качества, пользовались неограниченным спросом, поставлялись на экспорт, объем производства постоянно рос. Качество тоже совершенствовалось. А скептикам, которым советский Знак качества, что называется, «не уровень», можно сообщить, что в 1991 году тканям Купавнинской тонкосуконной фабрики Международным секретариатом шерсти был присвоен международный знак качества изделий из шерсти «Вулмарк».
Как у всех передовых советских предприятий, была у фабрики развитая социалка. Свой жилищный фонд, который постоянно расширялся, три молодежных общежития гостиничного типа, пять детских садиков, здравпункт, санаторий-профилакторий. Более тысячи детей работников фабрики могли каждое лето отдохнуть в пионерском лагере «Лесная сказка». В фабричном доме культуры художественной самодеятельностью занимались более 500 человек – конечно, абсолютно бесплатно. На фабрике был и замечательный музей, посвященный истории одного из старейших в России текстильных предприятий, которое было создано еще в 1745 году. И работы своей не останавливало никогда: ни в годы Гражданской войны, ни в годы Великой Отечественной. Тем более исторически так сложилось, что выпущенные им ткани активно использовались для пошива армейской формы.
А в каком состоянии сейчас знаменитое предприятие? Мы обратились с таким вопросом к председателю Московского областного профсоюза работников текстильной и легкой промышленности Нине Григорьевне Веселовой. И вот что она рассказала:
– Они находились фактически в предбанкротном состоянии. Фабрику продали, у нее сменилось несколько собственников, в том числе появились люди, которые совершенно не были заинтересованы в ее развитии. Коллектив там остался, но небольшой коллектив. Ну что вы, какие четыре тысячи! Хорошо, если пару сотен. Часть фабрики перешла на выпуск гобеленовой продукции – перевели на мощности Коломенской тонкосуконной одно из московских предприятий. А что касается шерстяной продукции, ее производство очень сократилось. Спасти фабрику? А как это возможно, если рычаги управления у нового собственника? Это же капитализм! Как обычно бывает при компрадорском капитализме: все средства собственник «перекачивает», доводит предприятие до банкротства – и начинает новую деятельность. Вот и здесь было что-то подобное. В итоге долгов набралось около 200 млн. Какое там импортозамещение! Да и как им можно заниматься, если средств на предприятии нет, если финансово-кредитная и денежная политика не способствует стимулированию предприятий на развитие. Легкая промышленность 40% давала в бюджет государства. А сейчас… В Московской области еще что-то сохранилось, а в целом по стране почти все погублено. Как можно возрождать, если все разрушено? Так что я слов об «импортозамещении» не понимаю. На мой взгляд, это лозунги и больше ничего.
О плачевном состоянии отрасли на страницах «Советской России» рассказывалось неоднократно. Так, наш автор А.А. Лукьянчиков приводит следующие данные. За 2015 год только по сравнению с предыдущим (тоже далеко не позитивным) в целом по России производство шерстяных тканей сократилось на 28%, льняных – на 11%, хлопчатобумажных – на 5%. Падение объемов промышленного производства было отмечено практически во всех подотраслях российского легпрома. А с 1 сентября 2015 года, в соответствии с ранее взятыми на себя обязательствами перед ВТО, Россия снизила импортные пошлины на тысячи видов товаров, в том числе легкой промышленности, что также ударило по отечественному производителю.
Мы связались и с руководителем предприятия ООО «Купавнинская текстильная компания» Вадимом Колбасенко. Он попросил не путать их с ЗАО «Текстильная фабрика «Купавна». По его словам, это у ЗАО и долги на многие миллионы, и состояние «глубокого и долгого», как он выразился, банкротства. А руководимое им ООО работает, выпускает продукцию. Проблемы, конечно, есть, но как у всех. Трудовой коллектив – 320 человек, почти все работают именно на производстве. Для военных ткань по-прежнему выпускают, но больше – для гражданских потребителей. Как говорит Колбасенко, ЗАО потому и оказалось в долгах, что делало ставку на военных, а те перешли на другую форму и других поставщиков ткани. То есть ООО – это как бы новое предприятие, которое взяло в аренду часть станков и помещений, ранее принадлежавших обанкроченному. Ну и, как можно понять, часть сохранившегося коллектива. Но и площадей, и людей, и оборудования стало, конечно, меньше.
Очевидно, это и есть особенности современной «модернизации». Если в советские времена в результате модернизации без кавычек фабрика прирастала – и мощностями, и людьми, и объемом производства, то теперь процессы абсолютно противоположные.
По крайней мере предприятие на плаву, выживает. В нынешние дни, выражаясь словами Нины Веселовой, «компрадорского капитализма» и политики государства, никак не направленной на развитие, это уже успех. Если, конечно, не вспоминать и не сравнивать с успехами и достижениями советскими.
Понятно, что в таких условиях не до истории. А уж от фабричной социалки в прямом смысле остались одни воспоминания. Вадим Колбасенко, руководящий текстильной фирмой, о легендарной Марии Рожневой «что-то слышал». Однако про ветеранов фабрики особо ничего не знает. Между тем Мария Ивановна Рожнева умерла в 2009 году, до последних дней своей жизни, как говорят купавнинцы, переживала и, как могла, принимала участие в жизни городка. Около года назад на ее доме благодарные земляки открыли памятную мемориальную доску.
Безусловно, лучшей памятью о ней было бы процветание фабрики и дела, которому она посвятила всю свою трудовую жизнь. Вот только в современных условиях это попросту невозможно. Несколько лет тому назад Нина Андреевна Румянцева, ветеран труда Купавнинской т/с фабрики, предъявила свой счет разрушителям-«реформаторам».
В 1980-е была построена новая котельная, обслуживающая фабрику и жилой микрорайон. Теперь она передана в муниципальную собственность, постоянно в долгах, жители остаются без горячей воды. Медпункт фабрики, некогда принимавший и работников, и ветеранов, по существу, ликвидирован. На месте пионерского лагеря «Лесная сказка» коттеджный поселок, профилакторий превращен в гостиницу. В здании фабричного вечернего текстильного техникума, созданного сразу после Великой Отечественной войны, теперь различные офисы. Бывший дом культуры занимают склады и магазины. Стали платными спортивные секции на бывшем стадионе фабрики.
Ну а главная беда – не осталось самого высокотехнологичного предприятия, где не только производили качественные ткани, но занимались научной и исследовательской деятельностью, растили высококвалифицированные кадры, заботились о духовном и физическом здоровье работников, а не о наживе. При этом – вот парадокс – достигали высоких прибылей. И шли они в народную копилку.
Борис Полевой
