Прошло лишь полгода после трагедии Александра, и Владимира Ульянова, студента первого курса Казанского университета, за участие в революционной студенческой сходке арестовывают, высылают из Казани, подвергают негласному надзору полиции. Высланный в Кокушкино, он изучит работы Маркса, Энгельса, прочтет все, что было опубликовано Чернышевским в «Современнике». «Кажется, никогда потом в моей жизни, даже в тюрьме в Петербурге и в Сибири, я не читал столько, как в год после моей высылки в деревню из Казани», – вспомнит Ленин со временем.
От студенческих сходок – к напряженной работе над теорией революционной борьбы, к знаниям и деятельности революционера. Выбор сделан.
______
– В ходе русской революции на мировую арену вышла доиндустриальная цивилизация, идущая в обход западного капитализма. Мы и сейчас живем в этой революции (крах СССР – ее эпизод). Ленин – ее продукт и творец, теоретик и конструктор, он ключ к знанию и пониманию. Анализируя в уме свои модели, Ленин так быстро проигрывал множество вероятных ситуаций, что мог точно нащупать грань возможного и допустимого. Он понял смысл кризиса мироздания Ньютона и стал мыслить в логике науки становления (а политики Февраля мыслили в рамках науки бытия).
Так был создан синтез общинного крестьянского коммунизма с рабочими – ересь для марксизма. Жаль, что Ленин не имел времени, чтобы ясно объяснить свое дело, – тогда большевики и крестьяне имели неявное знание.
Ленин входил в мировую элиту социал-демократов и добился «права русских на самоопределение» в революции – на автономию в сообществе марксистов. Создавая Коминтерн, Ленин поднял проблему «несоизмеримости России и Запада» и «перевода» понятий обществоведения этих цивилизаций. Он умел работать с неопределенностью, препарировал ее, взвешивал риски. Он преодолел раздвоенность России, соединив западников и славянофилов, – и русофобия Запада на полвека утихла.
Ленин нашел такой язык и такую логику, что стал не пророком, а вождем набирающего силу массового движения. Не вступая в конфликт с марксизмом, он преобразовал его в учение, дающее ключ к пониманию процессов в незападных обществах. Он не просто понял чаяния крестьянства и рабочего класса России, но и дал им язык, облек в сильную теорию.
Ленин смог обуздать революцию, это сложнее, чем начать революцию. Системность нелинейных процессов придала силу его парадигмам. Ленин смог после катастрофы «пересобрать» народы и вновь собрать земли на основе СССР. Его методология, крупные проблемы и альтернативы… были совершенно новые инновации. Поразительно, что новизна его проектов была понятна массе трудящихся, но с трудом понималась интеллигенцией.
Ленин так представил западный империализм, что сразу вышел на важные закономерности стран, находящихся на периферии капитализма. Так началось национально-освободительное движение и крушение колониальной системы. Особенно это касалось Азии, и Ленин стал для народов Востока символом.
Бертран Рассел написал: «Можно полагать, что наш век войдет в историю веком Ленина и Эйнштейна, которым удалось завершить огромную работу синтеза… Государственные деятели масштаба Ленина появляются в мире не больше чем раз в столетие, и вряд ли многие из нас доживут до того, чтобы видеть равного ему».
– Что Вы особо цените из реальных ленинских починов переустройства страны и последовавшей советской практики?
– Ленин показал, как партия должна вникнуть в кризис научной картины мира, который произошел в начале ХХ века. Включение крестьянина в модель коммунизма было не отступлением к аграрной цивилизации, а первой брешью в постиндустриализм. На нем мы вытянули и индустриализацию, и войну.
В апреле 1917 г. Ленин выдвинул тезис о революции, которая не укладывалась в истмат. В момент нестабильного равновесия власти между Временным правительством и Советами можно было подтолкнуть армию и рабочих к новому лозунгу «Вся власть Советам!» Хотя в тот момент большевики не были влиятельной силой в Советах и почти не были в них представлены. Апрельские тезисы всех поразили. На заседании Петроградского комитета большевиков эти тезисы были отклонены: против них было 13 голосов, 2 – за, 1 – воздержался. Но партконференция Ленина поддержала.
У Ленина была особая тревога за сохранение и развитие России как цивилизации. Во всех его идеях и проектах неявно имелся аспект цивилизации в состоянии становления ее новых форм, хотя об этом он говорил мало. Можно сказать, что нужна была партия не классовая, не формационная, а цивилизационная. Россия (Евразия) была сложной цивилизацией, и созревшая в ней революция подчинялась не схеме Маркса (евроцентризма), а развитию цивилизации с ее синтезом славянских и восточных ветвей.
Это понял Ленин в ходе революции 1905–1907 гг. Меньшевики были настолько непримиримы к проекту Ленина, что их лидеры после поражения интервентов и белых призывали социалистов Запада к крестовому походу против советской власти. Ленин даже сказал (1918), что если в Западной Европе будут строить социализм, у них будет иначе. Он говорил, что основа развития России – ее цивилизация, а социалистическая революция является необходимым следующим шагом: «Нашим европейским мещанам и не снится, что дальнейшие революции в неизмеримо более богатых населением и неизмеримо более отличающихся разнообразием социальных условий странах Востока будут преподносить им, несомненно, больше своеобразия, чем русская революция».
– Что, на Ваш взгляд, помешало советскому народу полностью осуществить ленинский проект социализма в России?
– Советское общество 1920–1955 гг. было скреплено механической солидарностью, т.е. большинство населения по мировоззрению были близки, население было в состоянии «надклассового единства трудящихся». Они строили СССР и воевали, и на опыте знали, что и почему они делали.
В ходе индустриализации, урбанизации и смены поколений крестьянский коммунизм терял силу, и к 1960-м гг. исчерпал свой потенциал. Возникло множество профессий, субкультур и т.п. со своими ценностями и нормами. Механическая солидарность ослабла, возникла задача создать сеть органической солидарности – выработать новую матрицу для консолидации множества сообществ, которые расходились по множеству дорожек. Но этого мы не видели.
Поколения 1970–80-х гг. не знали массовых бедствий, а государство говорило с ними на устарелом языке и без ориентира для будущего. Неявное знание прошлых поколений не изучили, и образование стало неадекватно реальности. Был крик: «Мы не знаем общества, в котором живем». Поздно!
Советскому народу помешало наше невежество, созданное после 1955 г. политическим образованием. Некоторые поняли, куда мы идем, но мы уже отстали от процесса. Интеллектуальная элита пошла за «антисоветским марксизмом», а потом и за призраком капитализма. Они тоже погрузились в невежество, еще страшнее.
В телепередаче известный бывший коммунист Юрий Афанасьев вдруг сказал: «Вы правы, результат реформ катастрофичен и, наверное, не могло быть по-другому. Мы на самом деле были слепые поводыри слепых».
Перестройка не дала времени изучать новую картину мира – нейтрально и беспристрастно, как врач или разведчик. С радикальной частью было невозможно вести ни диалога, ни спора – общество распалось. Так и разошлись… В конце 1990-х гг. две общности были на грани «холодного раскола». Наш строй стал не капитализмом – и не социализмом. А теперь все поняли важную часть новой картины мира.
После краха СССР мы с друзьями делали книги и статьи – фрагменты реальности. Их сразу читали, сейчас уже не нужны, но после 20–30 лет другим будут полезны. И нам они нужны, чтобы представить движение СССР и его крах. Наши ровесники много знали от родителей, и после войны старики отошли, но мы помним то, что они сказали. И мы знали, что такое война. Но нашим детям и внукам это передать не можем – они выросли в другом мире. Странно, но это так. И в 1955–1960 гг. начался провал. В 1990 гг. мы старались восстановить образы нашего прошлого, делали наскоро, включая свои воспоминания. Считалось, что «образы прошлого – ресурс для проектирования будущего». А дальше надо соединить ниточку прошлое–настоящее–будущее. Так мы стараемся собрать в книги такие системы.
Читая Ленина в последние 25 лет, мы увидели у него этот замечательный подход. Можно сказать, большинство людей приняли революцию и признали советскую власть, потому что они мыслили в «методологической системе Ленина».
