Новый кризис может драматически переформулировать европейские кризисные стратегии последних десятилетий, как и сам взгляд на Европейский союз. Речь о 7 последствиях пандемии, о которых можно говорить уже сегодня, несмотря на кажущиеся преждевременными попытки представить, какие глобальные политические и экономические результаты принесет новая пандемия. Несмотря на общую неопределенность, характерную для любого кризиса, есть несколько вещей, которые отличают его от всех предыдущих.
Первое последствие: в отличие от финансового кризиса 2008–2009 годов, коронавирус создает условия для усиления государственного вмешательства в разные сферы жизни. После обрушения Lehman Brothers многие эксперты считали, что недоверие на рынках, порожденное кризисом, приведет к росту веры во власть. Эта концепция не нова, в 1929 году, в начале Великой депрессии, люди требовали от своих властей вмешательства в экономику, чтобы удержать рынки от падения. Однако в 1970 году все было наоборот – люди были настолько разочарованы правительствами, что снова поверили в рынки. Парадокс 2008–2009 годов состоял в том, что недоверие к рынкам не привело к запросу на государственное вмешательство в экономику. Но теперь, с воцарением коронавируса, дорога к усилению властей открыта. Люди верят, что власть может защитить их от пандемии и удержать экономику от падения. Эффективность правительств теперь измеряется тем, насколько они в состоянии изменить привычный образ жизни людей.
Второе последствие заключается в том, что вирус создал условия для усиления национальных государств внутри Европейского союза. Это нетрудно заметить по тому, с какой скоростью некоторые государства закрыли свои границы, и как каждое из них сфокусировалось на помощи своим гражданам. В нормальных обстоятельствах государства – члены ЕС не должны делать различий между национальностями пациентов в своих системах здравоохранения, но в условиях кризиса они начали уделять первостепенное внимание своим гражданам, а не чужим (речь сейчас идет не о мигрантах из других регионов, но именно о гражданах Евросоюза с европейскими паспортами). Так вирус усиливает хоть и не этнический, но национализм. В качестве стратегии выживания правительства предлагают гражданам возвести стены не только между государствами, но и между друг другом, поскольку риск заражения исходит от людей, с которыми граждане находятся в наибольшем контакте. Теперь угрозу представляет не незнакомец, но близкий.
Третье последствие в том, что вирус возвращает доверие к институту экспертизы. Финансовый и миграционный кризисы 2015 года возникли, в частности, на базе разочарования в экспертной оценке, и это стало одной из главных побед популистских лидеров за последние 10 лет. Нынешний кризис меняет положение вещей. Когда жизнь людей оказывается в опасности, их вера в науку возрастает пропорционально. Уже сегодня мы видим, что доверие к профессионалам, которые находятся на передовой борьбы с вирусом, только растет. Профессионализм снова в моде.
Четвертое последствие кризиса можно расценивать по-разному, но важность его от этого не уменьшается. К сожалению, вирус может создать ситуацию, в которой привлекательно станет выглядеть авторитарное использование «больших данных». Можно обвинять власти Китая в недостаточной прозрачности или отсутствии адекватной первой реакции на вспышку вируса, но эффективность, с которой они остановили дальнейшую передачу вируса в своей стране, а также их способность на государственном уровне контролировать перемещение и поведение своих граждан выглядят поразительно. В ситуации сегодняшнего кризиса граждане постоянно оценивают реакцию и эффективность своих правительств по сравнению с другими. Поэтому не стоит удивляться, если в день, когда кризис кончится, Китай будет выглядеть победителем, а США проигравшими.
Пятое последствие касается кризисного управления. В попытке остановить экономический и миграционный кризис, а также террористические атаки, власти выучили главный кризисный урок: паника – худший враг. Если в течение месяцев после теракта люди боятся покидать свои дома и меняют свой образ жизни, значит террористам отчасти удалось достигнуть своих целей. То же было верно и в 2008–2009 годах: изменения в поведении людей часто увеличивали стоимость кризиса. Если раньше ответ на кризис был «сохраняйте спокойствие»; «жизнь продолжается», «не думайте о рисках» и «не преувеличивайте», то теперь правительства должны просить своих граждан об обратном – паниковать, изменять образ жизни и оставаться дома. И здесь эффективность властей напрямую зависит от их способности напугать людей достаточно для того, чтобы те следовали инструкциям. Слоган «не паникуйте» для коронавируса не подходит. Чтобы сдержать распространение пандемии, люди должны начать паниковать и менять свой образ жизни.
Шестое последствие заключается в том, что Covid-19 окажет сильное влияние на отношения между поколениями. Во время обсуждений изменения климата молодые поколения были критически настроены по отношению к старшим за то, что те были слишком эгоистичны в использовании ресурсов планеты и не думали о будущем. Коронавирус меняет дискурс: представители старшего поколения оказались в куда более беззащитном положении из-за угрозы, исходящей от нежелания миллениалов изменить свой образ жизни. Этот конфликт поколений может стать еще более интенсивным, если кризис продлится.
Седьмое последствие в том, что в определенный момент правительства будут вынуждены выбирать между возможностью сдержать распространение пандемии ценой разрушения экономики или же заплатить высшую цену – человеческие жизни – в попытке спасти экономику.
Возможно, еще слишком рано пытаться прогнозировать политический резонанс от Covid-19. Кризис подтвердил страхи антиглобалистов – закрытые аэропорты и самоизолировавшиеся граждане оказались альфой и омегой глобализации. Но парадоксальным образом новый виток антиглобализма может на самом деле ослабить популистских политических акторов, которые, если когда-то и указывали на проблему, то не имели в своем арсенале предложений по ее решению. Кризис Covid-19 вынудит Европейский союз кардинально пересмотреть свою антикризисную политику последних десятилетий. Фискальная дисциплина больше не работает, как экономическая мантра даже в Берлине, и нет такого европейского правительства, которое в настоящий момент выступало бы за открытие границ для беженцев.
P.S. Нам по-прежнему предстоит понять, как кризис повлияет на будущее европейского проекта. Но ясно одно: коронавирус поставит под вопрос фундаментальные положения, на которых тот был основан. Но есть еще что-то, заметное на широте общества и отдельно взятого человека, – кризис как опыт столкновения со стихией. Человек, оказавшийся перед лицом стихии, естественно, будет искать защиты у профессионалов, экспертов, государства – чего-то, на что можно опереться. Государства, оказавшиеся перед лицом стихии, столь же естественно встанут перед соблазном усилить себя. Но то, на чем был построен Европейский союз, его фундаментальные положения – а именно ценности, которые мы считаем универсальными: уважение человеческого достоинства, свобода, демократия, равенство, верховенство права и уважение прав человека – как раз и должны остаться той прочной основой для выстраивания отношений между гражданами, обществом и государством. И ценности эти перед лицом кризиса не становятся меньше, но, напротив, доказывают свою верность. Столкновение со стихией – это опыт, который покажет, насколько общество готово стоять за свои права и защищать свои границы.
Источник: https://sapere.online/
