Пятьдесят лет назад, когда в Советском Союзе и во всем мире широко отмечалось 100-летие со дня рождения В.И. Ленина, советские литературные критики и литераторы, занимавшиеся изучением художественной литературы о вожде, не сомневались не только в том, что обширная отечественная литературная Лениниана будет объединена в уникальное собрание произведений, но и в том, что ее ожидает большая и плодоносная жизнь. К сожалению, в силу известных причин этого не произошло. Но сама советская литературная Лениниана как бесподобное явление, практически, за редким исключением, не имеющая своего продолжения в нынешнее время, вообще-то никуда не делась. Произведения этого цикла живы. Они до сих пор присутствуют в библиотеках, в том числе и домашних. Вопрос лишь в том, востребованы ли они.
Не берусь делать категоричных заявлений, но, по моим наблюдениям, сложившимся не в одночасье, а на протяжении длительного времени, художественная литература о Ленине сегодня малоподвижна. Среднестатистический россиянин вряд ли назовет сейчас десяток авторов и их произведений, рассказывавших о жизни и деятельности вождя революции. Кстати, приходилось мне встречать и немало молодых и среднего возраста коммунистов, также ничего из художественного наследия о Ленине не читавших. А посему, думается, разговор в год 150-летия со дня рождения Владимира Ильича о советской литературной Лениниане вполне уместен и, думается, полезен. Ведь мы (имею в виду все прогрессивно и патриотично мыслящие силы нашего общества) не вправе допускать того, чтобы богатейшее это достояние, над созданием которого блестяще работали такие крупнейшие мастера слова, как М. Горький, А. Толстой, В. Маяковский, С. Есенин, Н. Тихонов, М. Шагинян, Б. Пастернак, К. Федин, К. Паустовский, В. Катаев, Л. Леонов, М. Шолохов, Н. Асеев, И. Сельвинский, М. Исаковский, Н. Заболоцкий, М. Зощенко, Н. Погодин, А. Корнейчук, М. Бажан, Э. Казакевич, А. Коптелов, М. Прилежаева, А. Твардовский, Б. Полевой, С. Сартаков, З. Воскресенская, С. Дангулов, Э. Межелайтис, И. Шамякин, К. Кулиев, Р. Гамзатов, В. Чикин, С. Есин и другие, продолжало находиться в забытье, не находя новых читателей. Так, уверен, быть не должно. Лениниана, хочется верить, вновь будет волновать и радовать моих сограждан.
Что же подразумевалось под понятием «советская литературная Лениниана»? А виделось литературоведам под ним абсолютно конкретное установление, заключавшееся в том, что Лениниана – это художественная и художественно-публицистическая литература различных родов и жанров о жизни и деятельности В.И. Ленина, о многообразных связях ленинских идей с жизнью современного общества, с прошлым и будущим человечества. При этом сразу же уточним то, что под современным обществом следует понимать общество советское. В нашей действительности, как известно, свои замыслы и намерения сверять с гениальными мыслями Ленина большинству граждан не приходится. Посему, еще раз подчеркну: основной разговор будем вести в плоскости советского времени.
Важно сразу же сказать и о том, что все советские литераторы, бравшиеся за изображение образа Ленина в поэзии, прозе, драматургии, воспринимали вождя по-своему. Эту принципиальную черту советской литературной Ленинианы наиболее точно озвучил писатель и публицист Борис Агапов: «В моем воображении живет мой Ленин… которого я люблю. Я, конечно, никогда не решился бы навязывать именно такой, а не иной ленинский образ людям. Единственно, на что я имею право, это напомнить о тех или иных фактах или словах, связанных с Лениным, и тем помочь другому человеку создать в себе или дополнить уже живущий в нем ленинский облик». С некоторой осторожностью можно сказать: у всех авторов был свой Ленин. Тот, которого они боготворили и который жил в их сердцах и сознании. И каждый из них был свободен в изображении образа вождя в том ракурсе, который они считали возможным представить и на суд читателя.
Кстати, нельзя не сказать и об упомянутой творческой свободе, которой, по мнению сегодняшних либерально озабоченных подпевал и прожектеров, в советской литературе не было. Тем более, если, не дай бог, придерживаться их измышлений, не могло быть и никакой свободы в изображении основателя Коммунистической партии и Советского государства. Но в действительности все было наоборот.
Советская литературная Лениниана была явлением неоднородным. То бишь были в ней как вполне удачные, раскрывающие те или иные грани личности Ленина произведения, так и те, которые таковыми назвать никак нельзя. И само опубликование художественного произведения о Владимире Ильиче, тем более на начальном этапе существования советской литературы, не говорило о том, что оно обречено на успех и написавший его автор становится знаменитым и автоматически попадает в круг наиболее авторитетных и значимых писателей страны. Нет и еще раз нет.
В процессе появления новых художественных книг о Ленине были случаи, когда критике (подчеркну – свободной критике, порой безжалостной и бескомпромиссной) подвергались не только новички в литературе, но и достаточно маститые авторы, такие, например, как И. Сельвинский и Э. Казакевич. При этом профессиональная критика всегда не только пыталась следовать исторической достоверности, но и задавалась вопросами: насколько полно и точно раскрыт образ вождя, не представлен ли он односторонне, не превалирует ли субъективистское понимание конкретных фактов, искажать которые не следует? А потому вывод критиков, а если к нему примешивались еще и отклики историков и очевидцев, ставивших под сомнение то или иное сочинение о Ленине, всегда был однозначным: не каждый художник обладает возможностями и способностями, позволяющими запечатлеть, привнеся определенную новизну, образ вождя революции, воплотить его характерные черты, поднявшись тем самым на очередную ступень в раскрытии бессмертного ленинского дела.
Необходимо отметить и то, что к ленинской тематике, особенно в прозаических творениях, обращалось не так уж и много авторов, и прежде всего потому, что показ вождя в конкретных условиях и ситуациях требовал однозначного владения предметом повествования, которое, конечно же, имелось в наличии не у каждого. Но если же писатель все-таки брался за написание произведения о Ленине, то он должен был прекрасно понимать всю ответственность, ложащуюся на него при данном творческом выборе. Более того – основной художественный поиск был устремлен к мыслям и характеру Ленина, ведь мысль его, по определению писательницы Е. Драбкиной, «никогда не была сухой, холодной, безжизненной, развивающейся сама по себе; нет, она была полна чувства, страсти, действенности, огненного темперамента». Посему на первый план и выдвигался внутренний мир Ильича, следовательно, работа предстояла творческая, требовавшая передачи и собственных дум, настроений, и чувств автора.
В итоге рождались в большинстве своем стоящие и дельные произведения, выполнявшие возложенную на них большую просветительскую миссию. Но для более детального разбора особенностей, удач и недостатков советской литературной Ленинианы следует пристально всмотреться в большинство созданных в ее орбите произведений.
Нельзя не сказать и о некоторых перегибах, сводившихся, скорее всего, явно не из злых побуждений к определенному примитивизму в отображении Ленина в искусстве. Об этой опасной тенденции, подмеченной ее еще в 1960-е годы, говорил крупнейший русский советский писатель Федор Абрамов в своей статье «Если тебе дорога советская литература», напечатанной в 1987 году в газете «Советская культура»: «Ленин – ведь это же святое для нас. А что делается? Десятки мастеров во всех театрах изображают Ленина. Писатели изображают Ленина во всех ситуациях. На темы: ленинский смех, Ленин – кулинар, Ленин и дети (во всех мыслимых и немыслимых вариантах), Ленин – шахматист, Ленин… Одним словом, происходит повсеместное опошление Ленина. <…> Пора положить этому конец». Конечно, мастер с присущей ему категоричностью краски однозначно сгустил, но само явление низкокачественных проб на ленинскую тему он распознал верно. Такое было, и не только в художественной литературе об Ильиче, которой на общем фоне всего созданного в различных жанрах литературы в советское время было не так уж и много.
Справедливости ради скажу, что, высвечивая при этом несколько иные аспекты, о вышеназванной проблематике в романе «Современники» (1966–1973) говорил и Семен Бабаевский, писатель, не работавший в освещении ленинской темы: «Нам трудно сегодня представить Ленина не только злым, а даже просто неласковым. Мы привыкли видеть в кино, на сцене, в книгах Ленина исключительно добрым, исключительно приветливым. Иные же деятели искусства рисуют Ленина не столько добрым, сколько добреньким. Ни в кино, ни в книгах он не злится, голоса не повышает. А ведь в нем, как, может быть, ни в ком другом, жила строжайшая непримиримость к людской непорядочности, к бездельникам, а тем более ко всякого рода преступлениям. И уж кто-кто, а Ленин умел и потребовать, и спросить…»
Неповторимость и уникальность советской литературной Ленинианы заключалась прежде всего в ее естественном появлении на свет. Собственно, первые поэтические обращения к образу Ленина (а именно поэзия была родоначальницей Ленинианы), появившиеся у В. Брюсова, С. Есенина, В. Маяковского, Н. Асеева, С. Обрадовича, Н. Полетаева, Н. Тихонова, Д. Бедного (последний о Ленине писал еще в предоктябрьские дни 1917 года в поэме «Про землю, про волю, про рабочую долю») не преследовали цели создания отдельного направления в молодой советской литературе, посвященного Ленину. Их стихи скорее следует воспринимать как лирические отклики на революцию и деятельность ее великого вождя. Ленин здесь символ революции, ее воля и необузданный порыв.
Те начальные, полные эмоционально-романтического содержания стихи, в которых Ленин ассоциировался с капитаном и рулевым, и стали основанием, своего рода фундаментом будущей Ленинианы. В стихотворении «Новая кремлевская стена» Николай Асеев так представил революционную роль вождя:
Примечательны и строки из стихотворения Валерия Брюсова «Ленин»:
… Вождь, земной Вожатый
Народных воль, кем изменен
Путь человечества, кем сжаты
В один поток волны времен.
Вместе с символичностью в представлении образа Ленина уже тогда, на самом раннем этапе, таким авторам, как В. Маяковский, С. Есенин, Д. Бедный, удалось придать образу гения революции черты индивидуальной неповторимости. К немногим подлинным удачам первоначальных проб советской Ленинианы следует отнести и поэму Н. Тихонова «Сами» (1920), в которой будущий крупнейший отечественный поэт и общественный деятель ярко, художественно, цельно и определенно раскрывает интернациональный аспект ленинской темы.
Необычайным, вдохновленным Великой Октябрьской социалистической революцией явлением того времени становится и многонациональная устная и иносказательная поэзия о Ленине, которого многие угнетенные и забитые царским самодержавием народы воспринимали не иначе, как пророка.
Еще при жизни Владимира Ильича о нем начали слагаться песни, сказания, легенды. «Меня очень интересовало всегда, – писала Н.К. Крупская, – как отражен Ильич в народном фольклоре времен гражданской войны. И вот что характерно: даже в самых глухих, отдаленных углах нашей родины массы не представляли себе борьбы и победы без Ленина. И те, кто не знали грамоты, не знали, что такое телеграф, не представляли себе, как можно руководить борьбой на расстоянии, сложили легенды о том, как в разгар борьбы с белыми появлялся Ленин и обеспечивал победу. На берегах Байкальского озера рыбаки рассказывали: шел бой с белыми, и белые стали побеждать, вдруг прилетел на аэроплане Ленин, встал в ряды наших бойцов, и белые были разбиты. Среди горцев Кавказа была легенда: белые одолевали уже, но Ленин конспиративно, переодевшись, пробрался к нашим, и мы победили».
С середины 20-х годов прошлого столетия появляются народные стихи и песни, основанные на реальных фактах биографии Ленина. В целом же в них вождь неизменно выступал в качестве высочайшего нравственно-эстетического идеала, живым воплощением вековых мечтаний о правде и справедливости. По этому поводу М. Горький с трибуны Первого Всесоюзного съезда советских писателей справедливо заметит, что «фольклор в наши дни возвел Владимира Ленина на высоту мифического героя древности, равного Прометею».
Немаловажно и то, что фольклор, испытывавший все растущее влияние письменной литературы, сам оказывал на нее заметное воздействие. Примерами могут служить «Мужицкий сказ о Ленине» Л. Сейфуллиной, написанные позже уральские сказы о Ленине П. Бажова, стихи и поэмы А. Лахути, Я. Ялкайна, С. Сейфуллина, А. Твардовского, А. Прокофьева, М. Миршакара, Р. Рзы.
Остановлюсь в этой связи на идеале нового человека, которого в 1923 году воплощал в образе Ленина зачинатель казахской советской литературы Сакен Сейфуллин:
Ленин!
Ступень для лежащих в пыли.
Имя его – святыня нашего времени.
Ленин – величайший провидец земли.
Опора всех угнетенных – в Ленине.
Ленин – свобода, если ты батрак.
Ленин – бой: за равенство бой священен.
Ленин – знамя великих атак.
Твердая политика и мудрость – Ленин.
Поэтическая перекличка, посвященная Ленину в те, первые годы Советской власти, звучала по всему необъятному Советскому Союзу. Ленину были посвящены стихи армянина А. Акопяна (это ему принадлежат известные слова в переводе А. Тарковского:
Лоб выпуклый – высокая скала, / Недосягаемое поле битв, / Взор пламенный – разящая стрела – / Врагам свободы гибелью грозит) и белоруса Я. Купалы, татарина Х. Такташа и украинца В. Сосюры, казаха И. Джансугурова и якута П. Ойунского, абхазца С. Чанбы, грузина В. Гаприндашвили и десятков других поэтов и народных певцов-сказателей. Каждому из них этот образ был одинаково близок и дорог, в нем-то и заключался единый жизненный идеал народов, раскрепощенных революцией. Да и вообще целый ряд молодых национальных литератур, таких как киргизская, балкарская, марийская, начинался с произведений о Ленине. Об этом говорил и дагестанский поэт, прозаик и ученый Э. Капиев: «Если бы написать историю советской литературы народов Кавказа, она начиналась бы с песни о Ленине. Горцы, в большинстве своем не имевшие в прошлом письменной литературы, приобрели ее вместе с Советской властью, вместе с именем Ленин».
Особый интерес к личности Ленина пробудится у советских авторов в первые годы после его смерти. А в скорбные дни, когда страна прощалась с Владимиром Ильичом, появятся такие некогда хорошо известные советским гражданам лирические шедевры: «Мы не верим!» В. Маяковского, «Снежинки» Д. Бедного, «Партбилет №224332» А. Безыменского, «21 января 1924 г.» С. Стальского, «Пять ночей и дней» В. Инбер, «Он» Е. Плужника.
Несколько позже увидят свет и стихотворения из так называемых «разговоров с Лениным»: «Над книгой Ленина» С. Щипачева, «Молодость Ленина» Н. Асеева и, наконец, «Разговор с товарищем Лениным» В. Маяковского, в котором пролетарский поэт в 1929 году красноречиво заявлял о своей сопричастности к личности и делу Ленина:
Товарищ Ленин, по фабрикам дымным, по землям, покрытым и снегом, и жнивьем,
вашим, товарищ, сердцем и именем думаем, дышим, боремся и живем!..
Воплощением революционной эпохи становится Ленин в стихотворных циклах В. Маяковского и Е. Чаренца, в поэме Г. Табидзе «Джон Рид». Все больше появлялось стихов, в которых Ленин показывался в повседневных делах и заботах. Всячески подчеркивалась и его простота, доступность в общении с простыми людьми, искренность и сердечность, о чем писал и Сергей Есенин («Ответ», «Анна Снегина», «Ленин»). Самыми же, пожалуй, известными являются его проникновенные слова:
Для нас условен стал герой,
Мы любим тех, кто в черных масках,
А он с сопливой детворой
Зимой катался на салазках.
И не носил он тех волос,
Что льют успех на женщин томных, –
Он с лысиною, как поднос.
Глядел скромней из самых скромных.
Застенчивый, простой и милый,
Он вроде сфинкса предо мной.
Я не пойму, какою силой
Сумел потрясть он шар земной?
Но он потряс…
О великой простоте Ленина писал и молодой Михаил Исаковский:
Его припомнит вам любой,
Расскажет тихими словами.
И Ленин – близкий и родной –
Как будто сядет рядом с вами.
Осмысливая в заключительных строфах своей поэмы «Высокая болезнь» впечатления от речи Ленина на IX съезде партии, Борис Пастернак пишет ставшие в последующие годы известные и символичные слова:
Он был, как выпад на рапире.
Гонясь за высказанным вслед,
Он гнул свое, пиджак топыря
И пяля передки штиблет.
Слова могли быть о мазуте,
Но корпуса его изгиб
Дышал полетом голой сути,
Прорвавшей глупый слой лузги.
И эта голая картавость
Отчитывалась вслух во всем,
Что кровью былей начерталось:
Он был их звуковым лицом. <…>
Столетий завистью завистлив,
Ревнив их ревностью одной,
Он управлял теченьем мыслей
И только потому – страной.
Четыре года назад, в январе 2016 года, слова Б. Пастернака о том, что Ленин «управлял теченьем мыслей, и только потому – страной», произнесенные на заседании президентского совета по науке и образованию руководителем Курчатовского института М. Ковальчуком, как известно, вызвали отрицательную реакцию президента страны. В. Путин сказал тогда, что Ленин «заложил атомную бомбу под здание, которое называется Россией». Что ж, так в наше время воспринимается образ пролетарского вождя и основателя Советского государства, правопреемницей которого является современная Российская Федерация, первыми лицами страны. Комментировать эту и подобные ей ситуации не буду, так как это не входит в замысел настоящего очерка. Тем более в свое время на страницах газеты «Советская Россия» это было откомментировано общественностью весьма принципиально и убедительно.
Обращали на себя внимание и первые прозаические пробы о Ленине. Фактически это были эскизные зарисовки портрета вождя. Но та выразительность, искренность и душевность, с которыми о нем писали А. Луначарский, Н. Нариманов, М. Кольцов, И. Касаткин, А. Аросев, Е. Зозуля, В. Лидин, и сегодня не вызывает сомнений. Очерки эти начинали дополняться и художественными рассказами, среди которых следует в первую очередь назвать «Нахаленок» М. Шолохова, «Письмо Ильичу» П. Замойского, «Ленин на охоте» М. Пришвина.
Не постигая натуру Ленина, не показывая граней его характера, все же тогда, одним из первых, писатель А. Тарасов-Родионов в романе-хронике «Февраль» вывел внешний, схожий с реальным и прижизненным, портрет Ильича: «Невысокий, сутулый и плотный человек средних лет, с огромной лысиной и какой-то выпуклой наперед, золотистой и упругой как шар головой. Упершись хитро поднятой бровью в коротенькие потные пальцы, он узенькими по-восточному, простодушно-прищуренными глазками шустро бегает по какой-то бумажке, низко надвигаясь к ней. Потом он поднял голову, погладил лысину ладонью, раскрыл из-под рыжеватых, подрубленных снизу усиков широкий крепкий рот над золотистым клинышком кургузой бородки и, не глядя ни на кого, деловито, торопливой скороговоркой, как-то уверенно-крепко, в то же время картавя на некоторых звуках, стал как бы вскользь пояснять…»
И все же воссоздать грандиозную масштабность деятельности Ленина с наибольшей полнотой удалось тогда М. Горькому и В. Маяковскому. Их бесспорная заслуга в том, что, отказавшись рассматривать эпизодические картины из жизни Ленина, они подобрались, каждый в своей творческой манере, к личности вождя целиком, во всем его уникальном многообразии. Потому и становится их Ленин большим художественным открытием, концентрируя в себе глубокие раздумья и переживания за судьбу человечества.
Каждый из них шел к постижению личности Ленина своей дорогой. Конечно, великому пролетарскому писателю было в этом плане, наверное, полегче – слишком велик был его собственный багаж впечатлений, связанных с Лениным, основанный на их многолетних взаимоотношениях, прямо скажем – не всегда простых и безоблачных. Но и В. Маяковский брался за фигуру вождя, пытаясь рассматривать ее в условной историко-философской перспективе («Далеко давным, годов за двести, первые про Ленина восходят вести»). Оба независимо друг от друга раскрывали при этом характер Ленина в контексте конкретной исторической эпохи.
Внешне горьковский портрет Ленина был мозаичным и основывался на воспоминаниях о встречах с ним. Но пестрота впечатлений, почерпнутых в разных ситуациях, будь то заседание партийного съезда или беседа с каприйскими рыбаками, воспроизводит необычайную насыщенность ленинских будней, в которых гениальная его мысль, «точно стрелка компаса, всегда обращалась острием в сторону классовых интересов народа». У Горького Ленин прост, человечен, добр. Он предстает перед нами в своем величии и простоте. В этом, по всей видимости, и заключается то главное, что вкладывал писатель в образ вождя революции, садясь за написание этого небольшого по объему, но емкого по содержанию творения.
Сходство с горьковским восприятием Ленина наблюдается и у Владимира Маяковского. По-другому в принципе и быть не могло. Но у великого поэта фигура Ленина предстает на фоне серьезных личных, с философским подтекстом, размышлений и художественных поисков. Сами же поиски вовсю наполнены были новаторством.
Революция и Ленин, партия и Ленин – близнецы-братья, а посему поэт категорически не воспринимал отождествление вождя с божественными силами, подчеркивая его исключительно земное величие. Так и вырастал в грандиозной поэме образ «самого земного изо всех прошедших по земле людей»:
Он земной, но не из тех, кто глазом
упирается в свое корыто.
Землю всю охватывая разом,
Видел то, что временем закрыто.
[img=-13740]
По Маяковскому, величие Ленина как личности – в его индивидуальном характере, в мощи интеллекта, в стремлении осуществить на земле грандиозные преобразования. И сам поэт, следуя за Лениным, исповедуя его идеи, восхищаясь жизненным путем вождя и напоминая людям о сути его революционной деятельности, написал и такие, очень эмоциональные слова, бывшие известными в советское время большинству граждан:
Я себя под Лениным чищу,
чтобы плыть в революцию дальше.
И позднее М. Горький и В. Маяковский (поэма «Хорошо») будут обращаться к образу Ленина. Роман «Жизнь Клима Самгина» – художественное завещание великого пролетарского писателя – будет буквально весь пронизан ленинской мыслью, в нем много раз упоминается ленинское слово, идут споры о личности Ленина и смысле его работы, способствовавшей, по мнению Горького, одухотворению, очищению, гуманистическому преобразованию действительности.
Ленин у Горького – яркий носитель социалистической идеи и революционного разума, он «возводит случайный факт личного бытия человека на степень исторической необходимости… поэтизирует личное бытие и, насыщая единицу энергией коллективной, придает бытию индивидуальному глубокий, творческий смысл». В нем и были воплощены энергия и революционность народа. Эти качества вождя представлялись писателю наиболее существенными для понимания и восприятия ленинского характера. Символическое значение приобретал и задуманный, но, к сожалению, неосуществленный финал романа, в котором приезд Ленина в Петроград 1917 года совпадает с гибелью Самгина – этой, по определению Горького, пустой души.
В те первые годы Советской власти к образу Ленина начинала подбираться и проза. И хотя это были совсем еще не произведения о его жизни и деятельности в полном и исчерпывающем понимании, но в то же время присутствие упоминаний о Ленине в них имело большой идейный смысл. Вспоминается эпизод из повести Вс. Иванова «Бронепоезд 14-69» в котором писатель показывает, как дальневосточные мужики-партизаны допрашивали, а скорее беседовали, при обоюдном незнании языков общения, с американским интервентом:
«Американец подошел.
Мужики опять собрались, опять задышали хлебом, табаком.
– Ленин, – сказал твердо и громко Знобов и как-то нечаянно, словно оступясь, улыбнулся.
Американец вздрогнул всем телом, блеснул глазами и радостно ответил:
– There’s a chap! В переводе с английского это означало – «Вот это парень!»
Интересен и самобытный очерк М. Пришвина «Ленин на охоте». В нем замечательный русский писатель показал близость Владимира Ильича к природе, естественность его чувств и переживаний как неотъемлемое свойство гармонической натуры революционера.
В романе «Скутаревский» (1932) к образу Ленина обращался и Л. Леонов. Эпизод, оформленный в отдельную главу, где мы видим спор вождя с главным героем повествования, крупным ученым-физиком по коренным проблемам мироздания, затрагивал серьезные и злободневные проблемы, актуальность которых просматривается и через призму дня сегодняшнего.
Знаковым событием становятся и «Рассказы о Ленине» М. Зощенко, написанные им в конце 30-х годов минувшего столетия. Главное своеобразие их в том, что адресовались они малышам, тем, кто только начинал знакомство с книгой. При этом новеллы его были основаны на строго документальном материале и раскрывали определенные черты характера Владимира Ильича. Как отмечал известный ленинградский прозаик М. Слонимский, рассказы эти выполнены «из чудесного словесного материала, очень целомудренно и очень выразительно», и Ленин представал в них добрым, задушевным и обаятельным. Жаль, что в наши дни эту замечательную вещь Михаила Зощенко не переиздают и она, соответственно, не доходит до тех, кому и направлял ее автор. Оттого-то дети и не знают, кто такой Ленин, да и родители их, те, кто был рожден в первые годы капиталистической России, о Ленине также имеют смутное, как правило, основанное на уровне примитивной болтовни и домыслов, представление. И донести до них правду о Ленине, притом что они ее не ждут, ох как непросто.
К образу Ленина обращался и С. Сергеев-Ценский. В этюде к эпопее «Преображение России» (1941) он показывает поронинские события августа 1914 года. Мы видим гения революции в кругу семьи и во время обыска, в одиночке и на допросе.
Опираясь на фольклорную образность, с живой сказовой интонацией образ Ленина донес до читателя и П. Бажов в своих некогда знаменитых уральских сказах о вожде. Наиболее известный из них – «Солнечный камень» (1942), повествующий о том, как старики-уральцы Максим Вахоня и Садык Сандугач принесли Ленину камни с Ильменских гор и он «самоличным декретом объявил здешние места заповедными».
Но, бесспорно, самые значительные победы в советской Лениниане 30–40-х годов XX века связаны с достижениями драматургии и кинодраматургии, с художественными открытиями К. Тренева, А. Корнейчука, Н. Погодина, А. Каплера, С. Юткевича, М. Ромма, Б. Щукина, М. Штрауха.
| [img=-13741] |
Трудно было взять новый эстетический рубеж и не просто ввести вождя в круг действующих лиц, но и предоставить ему слово. И речь шла не о подборе цитат Ленина. Художникам, участвовавшим в конкурсе на лучшую пьесу к двадцатилетию Октября, было предложено дать возможность вождю говорить своими словами. Размах для подлинного творчества открывался значительный. Как красноречивый отголосок тех событий сохранилось признание Н. Погодина: «Когда нам было предложено показать на сцене Ленина, то у меня просто волосы дыбом встали. Я просто не знал, как это сделать! Когда я думал, как я буду работать, и пробовал на бумаге написать, как это обычно делается в пьесах, имя Ленин и рядом его реплики, то у меня не поворачивалась рука. Вы понимаете, товарищи, что это значит, – выходит на сцену человек и говорит: «Я Ленин, дайте мне чаю» или еще что-то».
Примерно такие же мысли сопровождали и К. Тренева. На сей счет известна такая его запись: «…Взявши темой Октябрь, в Ленинграде, я не ставил себе задачей вывести Ленина на сцене как сквозное действующее лицо. Я слишком хорошо чувствовал, что задача прежде всего нам не по плечу… С другой стороны, немыслимо изображать Октябрьскую революцию без участия Ленина. Но нам казалось, что великая роль Ленина в мировой истории может быть изображена без сценического появления, без актера, играющего эту роль. Эту роль Ленина драматург может и должен показать, чтобы дух Ленина, гений Ленина чувствовался на сцене и без физического присутствия Ленина.
Такая задача казалась мне тоже огромной важности и огромного труда.
Однако возможность показать в пьесе Ленина была так захватывающа, что трудно было отказаться от этого. Я начал изучать личность Ленина по его произведениям, по воспоминаниям очевидцев… Нужно ли говорить о том, как захватила меня эта работа, как неотразимо влекло изображение Ленина».
Не менее волнующие душевные переживания сопровождали тогда и многих сценаристов, кинорежиссеров, всех тех, кто создавал советское художественное кино, в числе которых и вышеназванные, будущие мэтры. Однако останавливаться на их деятельности, успешной, имевшей потрясающие результаты, прославившие советский кинематограф, не буду, так как это тема для отдельного, обстоятельного разговора.
Первыми образ Ленина в драматургии воплощают К. Тренев в пьесе «На берегах Невы», А. Корнейчук в «Правде», Н. Погодин в «Человеке с ружьем». Владимир Ильич в них изображался трибуном и стратегом революции. Сами пьесы имели большой успех. Была в них и определенная схожесть, которую подметила Н.К. Крупская в статье «О пьесах, посвященных Октябрю», напечатанной в газете «Правда» от 13 декабря 1937 года: «Сейчас показываются на сцене пьеса Корнейчука «Правда» и пьеса Погодина «Человек с ружьем». Они имеют много общего. Обе написаны молодыми авторами. В обеих пьесах дан Ленин. Нельзя давать Октябрь без Ленина… На пьесе Корнейчука в Театре Революции и на пьесе Погодина в Театре им. Вахтангова публика реагирует на манер рабочих французского предместья на волнующую их пьесу: зрители аплодируют победам рабочих, успехам братанья, делают вслух замечания, восклицают – видно, переживают пьесу вместе с автором и артистами, ее играющими. Это, по-моему, очень большое достижение. Когда появляется Ленин, публика разражается громом аплодисментов».
Показать вождя социалистической революции в кульминационный момент Великого Октября как личность выдающуюся, отчетливо различающую перспективы и цели исторической борьбы, и одновременно как человека простого, демократичного, близкого и понятного людям, А. Корнейчуку было очень непросто. Ошеломление, растерянность и оторопь владели им от самой мысли о необходимости выведения Ленина на большую сцену. Не верили в такую возможность и актеры, уговаривая его изобразить Ильича в пьесе «без слов». И драматург, надо сказать, разделял актерскую тревогу. Вопреки сему предубеждению категорично выступили рабочие-красногвардейцы, участвовавшие в штурме Зимнего дворца, с которыми драматург встретился в Ленинграде перед тем, как основательно взяться за работу. Узнав, что автор планирует вывести Ленина в пьесе безмолвствующим, они резко запротестовали. Сама мысль о том, что они не услышат ленинскую речь, была для них недопустимой. Так и менялся сам подход к освоению этой доселе неприступной вершины. Нужно было изучить произведения Ленина, воспоминания его соратников, архивные и музейные материалы в Москве, Ленинграде, Киеве, Харькове, мысленно представить картины Октября в Петрограде и на Украине, подыскивать и конкретный угол зрения, определять типичную ситуацию, выдумывать вымышленных героев, наделив их характерными для основной людской массы того времени чертами. Необходимо было тонко продумать и ленинский выход: что должен он сказать, какие мысли донести до зрителя?
Безусловно, путь, пройденный тогда А. Корнейчуком, был поистине новаторским. Не осталось незамеченным и то, что в пьесе отображена также украинская проблематика и на фоне высоко человечного Ленина в сатирически-гротескном виде были представлены политический авантюрист Керенский, меньшевистско-эсеровские глашатаи Дан и Гоц, их истеричное и продажное окружение. Контраст между этими временщиками и вождем революции огромен. И это авторское, не прямой направленности сопоставление имело большое значение. Ленинский гений благодаря этим приемам драматурга мог восприниматься зрителем не в общих исторических аспектах, прямолинейно, а эмоционально, на подъемной ноте.
С тех пор Александр Евдокимович к ленинской теме обращался постоянно, с чувством искреннего благоговения, понимая ее широко, придавая особое значение важности осуществления и укоренения в жизни советского общества ленинских принципов демократии и интернационализма. В одном из последних интервью он по данному вопросу говорил и такие, на взгляд автора этих строк, верные и бесспорные слова: «Ленинская тема не замыкается в произведении, где выведена фигура Владимира Ильича. Можно уверенно утверждать, что нет такой темы – современной или исторической, – которая не требовала бы от художника углубленного изучения ленинских идей, истинного следования заветам и учению Ленина». Этого принципа, кстати, придерживался не только А. Корнейчук, но и многие подлинные советские мастера слова. Вдумчиво вчитывайтесь в их произведения, ищите в них не только основные сюжетные ходы, но и пристально следите за мыслью автора, именно в ней заложено главное, в ней же может быть и интересующий нас ленинский подтекст.
Наиболее же проникновенно в то время вывести образ Ленина получилось у Н. Погодина в пьесе «Человек с ружьем». Он смог подметить многие черты характера Владимира Ильича, позволявшие видеть Ленина на сцене в более широком плане. Придал он образу величайшего революционера и художественность, прекрасно осознавая необходимость ухода от схематичности и заскорузлого, лишенного живых импульсов подхода в изображении человеческого облика этой грандиозной личности. «Я понимал, что при всем высоком трепете перед личностью Ленина я должен обращаться с образом Ильича, как с любым другим литературным образом. Иначе ничего не получится: образ утратит свою жизненную непосредственность, на первый план вылезут цитаты, которые неизбежно будут выпадать из художественной ткани пьесы». Этого понимания драматург будет строго придерживаться и в своей последующей работе над раскрытием великого образа, создавая свою бессмертную ленинскую трилогию. Стало оно, это неписаное понимание, общепринятым и для других авторов. Да и не было, и не могло быть иного метода – Ленин как объект творческого исследования все более погружался в художественный мир со всеми его не всегда предсказуемыми направлениями движения авторской мысли, зигзагами, способными порой показать главное, и такое мелкое и вроде незначительное, о чем даже и не думалось. Благо фигура Ильича так многогранна и значительна, величава и всеобъемлюща, что сколько ни обращайся к показу его образа, тем не менее всегда найдется что-то новое, важное и существенное, что требует своего дальнейшего выхода к людям.
Неуемное стремление к переустройству мира, высокий полет ленинской мысли наблюдаем мы и в пьесе Н. Погодина «Кремлевские куранты».
[img=-13742]
Особо пафосно звучат на сцене слова Владимира Ильича, обращенные к англичанину, с которым он ведет диалог и отвечает на вопрос о вере и мечтах: «…Вы скажете, что это обычная красная пропаганда. Я верю в рабочий класс, вы – нет. Я верю в русский народ, вас он ужасает. Вы верите в честность капиталистов, а я нет. Вы придумали чистенький, милый рождественский социализм, а я стою за диктатуру пролетариата. Диктатура – слово жестокое, тяжелое, кровавое, мучительное. Таких слов на ветер не бросают, но иначе нельзя мечтать об электрификации, социализме, коммунизме… История покажет, кто из нас прав».
В советской литературной Лениниане трилогия Н. Погодина о Ленине, удостоенная в 1959 году Ленинской премии, имеет огромное значение. Не придерживаясь строгой хронологии в том, как на свет появлялись произведения на ленинскую тему, и, дабы завершить разбор погодинских произведений, остановлюсь на его последней, заключающей трилогию драме «Третья, патетическая», которая, по словам кинорежиссера С. Юткевича, «не стала менее жизнеутверждающей и оптимистичной в самом высоком смысле этого слова от того, что он ее начинает с описания похорон Ленина».
Н. Погодин, назвав свою последнюю пьесу о вожде «трагедийным представлением», стремился, тем не менее, строить ее как своего рода трагически-просветленную симфонию, в которой неизбежный трагический финал сочетался с жизнеутверждающим пафосом. Взаимосвязь этих двух вроде бы не схожих моментов – близкая неизбежность смерти Ленина и огромная сложность задач, которые требовали постановки по-ленински сложных задач и поиска на них революционных ответов, и является основой сценического действия.
Ленин в «Третьей, патетической» показан гуманистом, носителем огромного нравственного чувства, всецело раскрываемого в сфере политики и государственного управления. Более того, принципиально отвергая мнимую сентиментальность, Погодин решительно вступал в прямую полемику со сложившейся и, в общем-то, укоренившейся манерой изображения Владимира Ильича исключительно добреньким, готовым всех простить, этаким идеальным верховным правителем. В пьесе присутствует на сей счет характерный эпизод, когда Ленин, вынужденный отказать одной из героинь – Ирине Сестрорецкой – в помиловании брата, говорит очень точные по своему смысловому содержанию слова: «Обычно видят человека там, где он добрый, а если он не должен быть добрым, не может быть, тогда уж – каменное сердце. В таком случае, простите, все хлюпики есть люди-человеки, а люди с принципами уже не люди».
Для понимания образа Ленина в пьесе не менее важна и мысль, высказанная одним из героев: «Удивительно не то, что вы жизнь верно подмечаете. Мне удивительно то, что все свои заметки вы на политику поворачиваете». И политика эта была совершенно особого плана, основанная на вере в человека и осуществляемая для людей. Потому-то и верит Ильич в рабочего паренька Прошку, которому, возможно, выпадет участь управлять государством: «Я ведь верю в нашего российского Прошку в тысячу раз больше, чем он сам верит в себя. Придет время, оно не за горами, когда Прошка осознает свое мировое значение, свое удивительное достоинство, когда он уже не станет называть себя рабской кличкой Прошки… О нет, я не предаюсь мечте, взятой с неба. Я уже теперь в невероятной бездне противоречий вижу людей завтрашнего дня… людей, которыми можно гордиться перед всем миром. Вот почему я бесконечно верю в Прошку. И без этой веры не было бы Октября и человечеству не светили бы бессмертные огни Смольного». Этой духоподъемной верой и пронизана вся пьеса, имевшая, как и предшествующие ей первые две погодинские пьесы из ленинской трилогии, грандиозный успех. Увы, в капиталистическое безвременье в театрах России их не ставят…
В годы Великой Отечественной войны ленинская тема не ушла на второй план. Многие литераторы снова обращаются к великому образу, осмысливая его жизненный путь, его гениальное идейное наследие.
Иносказательно вспоминал вождя в знаменитом послании «Ленинградцы, дети мои!» (1941) старейший поэт страны, давно разменявший свое девяностолетие, казахский акын Джамбул Джабаев:
Это в ваших стройных домах
Проблеск ленинских слов-лучей
Заиграл впервые впотьмах!
Это ваш, и больше ничей
Первый натиск его речей
И руки его первый взмах!
Образ Ленина звал народ на решительную борьбу с ненавистным врагом. Так, начинающий тогда фронтовой поэт С. Гудзенко в «Балладе о знамени» (1943) рисует портрет пламенного и гневного Ильича, вдохнувшего в бойцов неуемную ярость. Ставили славные ленинские революционные традиции на вооружение сражающихся советских людей и другие поэты: И. Сельвинский в «Балладе о ленинизме» (1943), С. Маршак в «Балладе о памятнике» (1942), С. Щипачев в поэме «Домик в Шушенском» (1944), С. Кудаш в стихотворении «Ленин и боец» (1942). Возникал Ильич и в стихах Д. Бедного, М. Рыльского, А. Суркова, П. Бровки, А. Малышко, А. Кулешова.
Чудом дойдут до будущих поколений стихи измученного пытками связного партизанского отряда Ивана Денисенко, успевшего перед расстрелом обратиться с наказом к тем, кто продолжает жить, подчеркнув в нем бессмертие дела и мысли Ленина:
Если имя твое – солдат,
До конца будь солдатом, брат.
Стойким будь, честь свою береги.
Ничего, что кругом враги.
Ты – достойный страны патриот,
В тебе Ленина правда живет.
Так крепись же и честь береги:
Пред тобою бессильны враги!..
Уже в часы победных маршей и первые мирные дни о Ленине пылко говорят в своих стихах А. Сурков и М. Луконин. Несколько позже продолжится раскрытие ленинского образа в стихах Е. Букова, М. Миршакара, С. Вургуна с его своеобразным философско-романтическим мироощущением:
Мужает мир. Который создал Ленин.
Торопится история вперед.
И с каждой новой сменой поколений
У Ленина могущество берет.
Появляются тогда и такие значимые вещи, как цикл стихов А. Твардовского «Памяти Ленина», «Дума о Ленине» М. Исаковского, «Ходоки» Н. Заболоцкого.
Первая послевоенная пятилетка внесла в Лениниану и два драматургических произведения – пьесы И. Попова «Семья» и А. Штейна «Пролог».
Десятилетием позже появляются примеры разработки ленинской темы в национальной драматургии. В пьесе узбекского писателя К. Яшена «Путеводная звезда» (1958) Ленин предстает перед нашим взором не только как вдохновитель и организатор борьбы против контрреволюции, но и как истинный друг народов советского Востока. Здесь же автор показал и выдающуюся роль вождя и большевистской партии в создании национальных республик, в оказании национальным окраинам братской помощи русского народа, способствовавшего пробуждению самосознания восточных народов к активной политической борьбе. Образ Владимира Ильича в «Путеводной звезде» полнокровен и необычайно ярок, и заслуга К. Яшена в том, что он фактически первым в драматургии среднеазиатских республик начал работу над созданием портрета основателя Советского государства.
Не менее содержательно воплощен образ Ленина в пьесе «Заря революции» (1972), поставленной к пятидесятилетию образования СССР на сцене Государственного академического театра драмы им. Хамзы в Ташкенте. В этой связи важно подчеркнуть и то, что К. Яшен, работая над бессмертным образом вождя, не повторял ранее сказанного предшественниками, а пытался раскрывать новые грани Ленина, показывая его отношение к судьбе и будущему древней Бухары, к праву наций на самоопределение. Присутствие Ленина в пьесах драматурга, короткое по содержанию, было, тем не менее, впечатляющим по смыслу.
А в общем и целом в 50–80-е годы XX века советская литературная Лениниана стремительно набирала обороты на своем пути к массовому читателю. Авторы искали те черты Ильича, которые были ранее малоизвестны. Не прекращалась работа и по изучению конкретных периодов его жизни, всего богатейшего ленинского письменного наследия. В итоге же советская литературная Лениниана, составлявшие ее проза и драматургия не оставили без внимания ни одного из этапов жизни Владимира Ильича. В «Рождении сына» и «Первой Всероссийской» М. Шагинян показано семейное окружение Володи Ульянова. О ленинской семье писали З. Воскресенская в книгах «Сердце матери» и «Зимним вечером: в семье Ульяновых», Е. Вечтомова в книге «Повесть о матери», В. Канивец в романе «Ульяновы» (это крупное и содержательное повествование было в 1970 году удостоено Государственной премии УССР им. Т.Г. Шевченко), Э. Матонина в повести «Студенты Ульяновы». О пути Ленина в революцию под влиянием старшего брата Александра в повести «Отчизне посвятим…» писала О. Васильева. Пьесы Р. Ишмуратова «Буре навстречу» и Д. Валеева «1887», повесть В. Канивца «Студент университета» рассказывают о казанском периоде жизни Владимира Ильича, студенческих годах, встречах с рабочими. О формировании характера молодого Ульянова, о его первых петербургских начинаниях в романе «Большой зачин» рассказывал А. Коптелов. В повести Ю. Яковлева «Первая Бастилия» и романе В. Канивца «Утро гения» показано самое начало революционной деятельности будущего пролетарского вожака.
Взаимоотношениям Владимира Ильича и Надежды Константиновны посвящена повесть Е. Драбкиной «Раздумья в Горках». Ленина в сибирской ссылке живо нарисовал А. Коптелов в романе «Возгорится пламя». В повестях М. Прилежаевой «Удивительный год: Повесть о В.И. Ленине» и «Три недели покоя» рассказано о годах, завершающих ссылку и предшествующих эмиграции. Искровскому периоду в жизни Ленина посвящена повесть З. Фазина «Нам идти дальше».
Исторической роли Ленина в проведении II съезда РСДРП посвятил повесть «Исток: Повесть о II съезде РСДРП» В. Долгий. О Ленине в годы первой русской революции мы узнаем из книги З. Воскресенской «Сквозь ледяную мглу». О революционной деятельности Владимира Ильича, о его работе по созданию большевистских структур, о его взаимоотношениях с соратниками много интересного и содержательного можно почерпнуть и из романа С. Сартакова «А ты гори, звезда». Ленину во Франции, Швейцарии, Польше, Скандинавии посвящены такие некогда очень известные произведения, как повесть В. Катаева «Маленькая железная дверь в стене», поэма А. Вознесенского «Лонжюмо», литературный сценарий «Ленин в Польше» Е. Габриловича и С. Юткевича, серия очерков Г. Фиша «После июля в семнадцатом. Невыдуманные повести с историческими и лирическими отступлениями», а также «Рассказы о Ленине» А. Кононова и повесть М. Прилежаевой «На Гран-Рю», адресованные юному читателю. С Лениным в канун и во время февральской буржуазно-демократической революции мы встречаемся на страницах романа-хроники Ю. Помпеева «Февральский вихрь». Ленин – вдохновитель и организатор Октябрьской революции предстает в «Синей тетради» Э. Казакевича и «Черных сухарях» Е. Драбкиной, в романе В. Катаева «Зимний ветер», в книгах С. Есина «Дорога в Смольный: Июль – окт. 1917 г. Страницы великой жизни» и «Константин Петрович».
О Ленине как строителе нового государства мы сможем иметь представление по книгам «Тропа», «Ленин разговаривает с Америкой», роману «Дипломаты» С. Дангулова, роману «Сотворение мира» (книга первая) В. Закруткина, «Рассказам о Ленине» С. Виноградской, романам Д. Ерёмина «Золотой пояс» и «Перед прыжком», роману И. Шамякина «Петроград – Брест», повести Б. Полевого «Наш Ленин», очерковым книгам Е. Яковлева «Портрет и время» и «Трудная должность – быть революционером», пьесе А. Штейна «Между ливнями», сборнику рассказов для детей С. Алексеева «Рассказы о Ленине».
Последним годам Ильича посвящены «Третья, патетическая» Н. Погодина, «Вечный источник» Д. Зорина, «Человек выше своей судьбы» И. Сельвинского, «Зимний перевал» Е. Драбкиной, «Последняя страница» В. Борули. О жизни Владимира Ильича в сибирской ссылке, в Питере, в Финляндии, в Париже, после возвращения из эмиграции и в победные дни Октября, о его доброте, простоте и человечности в книге рассказов «Первая встреча» поведал читателям С. Сартаков. О многогранности ленинского образа, о конкретных фактах из жизни Ильича, о его отношении к искусству и искренней любви к музыке, о членах его семьи, соратниках, о личных впечатлениях от встреч с некоторыми из них проникновенно рассказала в новеллах «В.И. Ленин», «Н.К. Крупская и М.И. Ульянова», «Ленин и музыка», «Д.И. Ульянов» из книги «О других и о себе» дважды видевшая Ленина Г. Серебрякова. Ряд сборников рассказов о Ленине для детей и юношества написал ленинградский писатель Л. Радищев, видевший Ильича в юности летом 1920 года в Петрограде во время проведения там II Конгресса Коминтерна. О Ленине и его соратниках, их взаимоотношениях, в том числе и под впечатлением от поездок по ленинским местам, написал серию повестей и рассказов В. Тельпугов. О пятнадцати дорогах по бескрайнему миру Ленина и его соратников-единомышленников на основе долгих поисков и общения с очевидцами, знавшими Ильича, рассказал в своей книге-размышлении «Пятнадцать дорог на Эгль» и С. Дангулов.
Революционной и государственной деятельности Ленина, за три десятилетия творчества посвятил восемь своих пьес драматург М. Шатров. Им были созданы разные произведения. Была и пьеса «Большевики» (1967), в которой Ленин вообще на сцене не появлялся, хотя вся она о нем, так как о чем бы ни говорили и ни спорили наркомы, впервые собравшиеся на заседании совнаркома без Ильича, их мысль постоянно обращена к тяжелораненому Ленину, находящемуся в соседней комнате. Но все же, на мой взгляд, с каждым новым творением драматург постигал все новые и новые грани личности Ленина. Как автор пьесы «Так победим!», поставленной О. Ефремовым на сцене Московского художественного академического театра им. М. Горького и рассказывавшей о последнем приезде Ленина в Кремль 18 октября 1923 года, драматург в 1983 году был удостоен Государственной премии СССР.
Думается, не лишним будет сказать о содержании этой пьесы. В тот день, будучи тяжело больным, войдя в свой кремлевский кабинет, Ленин вспоминает события и встречи прошедших лет, друзей и врагов, размышляет о том, как должна строиться работа партии, о методах руководства и участии народа в управлении государством, о трудностях, переживаемых страной, их преодолении. По сути, пьесу следует воспринимать как своего рода попытку философского обобщения жизни и деятельности великого революционера и основателя первого в мире государства рабочих и крестьян. Воплощая творческий замысел, М. Шатров попытался воссоздать «средствами театра прекрасный и яростный мир революционной России, образ ее народа, от которого Ленин получает энергию своей мысли и кому возвращает ее обратно». Вождя тогда убедительно сыграл, показав сам процесс рождения ленинской мысли, маститый актер театра и кино А. Калягин, так же удостоенный, как и не менее известный режиссер-постановщик, Государственной премии СССР.
Особо хотелось бы выделить заключительный роман из ленинской трилогии А. Коптелова «Точка опоры», удостоенный в 1979 году Государственной премии СССР. Расшифровка заглавия заключалась в ленинских словах, взятых писателем-сибиряком в качестве эпиграфа к роману: «…можно было бы, видоизменяя известное изречение, сказать: дайте нам организацию революционеров – и мы перевернем Россию». Но Ленин не стал ждать такой милости, а создал подобную организацию – партию российских социал-демократов. В романе Ленин и показан у истоков создания партии и массового революционного движения в России. В книге отображен период его жизни в эмиграции 1900–1905 годов. Действия происходят в Мюнхене, Лейпциге, Лондоне, Брюсселе. Ленин работает над проектом программы партии, пишет знаменитую работу «Что делать?», ведет непримиримую борьбу в ходе подготовки и проведения II съезда РСДРП с оппортунистами, завершившуюся, как известно, созданием партии большевиков. Образ Ленина писателем написан живо, в движении, в постоянном мыслительном поиске, видим мы и накал ожесточенной схватки с фразерами и демагогами – сторонниками Мартова. Содержательно представлены и его отношения с такими видными революционными фигурами, как Н. Крупская, М. Ульянова, Г. Кржижановский, М. Горький, М. Андреева, И. Бабушкин, Н. Бауман. Всецело проникнуто это крупное произведение и пафосом ленинской борьбы за чистоту партийных рядов, за победу идей марксизма.
Самым же знаковым явлением советской литературной Ленинианы, по сути воплотившим в себе всю жизнь Ленина, стала тетралогия М. Шагинян «Семья Ульяновых», известная под объединяющим названием «Лениниана» и удостоенная в 1972 году Ленинской премии. Говоря о ее создании в одной из статей, вошедших также в данный ленинский цикл, Мариэтта Сергеевна определила свой потрясающий и колоссальный труд как «эпос об истоках того нравственного мира, той духовной атмосферы, в которой зародилось и развилось учение Ленина». В романах-хрониках «Рождение сына» и «Первая Всероссийская», в эскизе романа «Билет по истории», составивших «Семью Ульяновых», а также в серии глубоких, философской направленности очерков «Четыре урока у Ленина» писательницей на протяжении долгих лет исследовалась историческая необходимость как пролетарской революции в России, так и появления на исторической арене такой феноменальной личности, коей и был Владимир Ильич Ленин.
Действие романа «Рождение сына» начинается в 1861 году, когда на учительское служение в Пензу приезжает Илья Николаевич Ульянов, где он и встречает свою будущую супругу Марию Александровну Бланк. Писательница живо воссоздала характеры родителей Ленина, их взгляды на жизнь, внешний и внутренний облик, подвижнический труд Ильи Николаевича на ниве народного просвещения. В основе сюжета «Первой Всероссийской» – посещение им же с группой коллег первой Всероссийской политехнической выставки в Москве в 1872 году. Но, по большому счету, это роман о становлении характера, личности Володи Ульянова, о влиянии на данные процессы человеческих качеств родителей, семейной среды, впечатлений окружающей действительности. Знакомство с романом позволяет лучше понять и истоки совестливости и интеллигентности, редкой целеустремленности и страстной революционности Ленина. Да и, собственно говоря, это еще и романы о том, как человек становится подлинным интеллигентом, как под влиянием знания, и не только книжного, но и социального, образования, воздействия семьи, друзей, в нем формируется общественное самосознание, пробуждается гражданская совесть. Перед нами не столько хроника семейной жизни Ульяновых, сколько хроника зарождения, развития, социализации выдающейся личности. С этой точки зрения аналогов Ленинианы, похоже, нет.
Наследственные и приобретенные Володей Ульяновым в детстве свойства характера и положительные нравственные качества особенно ярко проявятся в гимназические годы. Об этом и рассказывает автор в «Билете по истории». Впрочем, и в нем, и в заключающем тетралогию цикле очерков «Четыре урока у Ленина», а также в очерках и статьях, сюжетно и по духу связанных с ленинским образом и вошедших в шагиняновскую Лениниану, – везде у нее главный упор сделан не на систематизацию реальных фактов биографии Ленина, а на воссоздание образа, личности гения революции. М. Шагинян пыталась понять и передать читателю свое понимание духовного масштаба этой гигантской исторической фигуры и того нравственного заряда, который в нем неизменно на протяжении всей жизни присутствовал.
У книг из ленинской серии замечательной писательницы и публициста есть еще одно неоценимое свойство. После их прочтения неудержимо тянет читать самого Ленина. И, читая его, «видишь Ленина живым, движущимся, жестикулирующим, гневным, ироничным, радостным, заботливым, добрым…». Далее Мариэтта Сергеевна с присущей ей прозорливостью заявляет: «Страшно трудно пересказывать Ленина своими словами! Трудно потому, что эти ленинские слова живут, они живут вместе со всем, что он создал, – неотделимо, действенно – и все больше и больше хочется цитировать, приводить его собственные, – эти живые, действующие ленинские слова… И хочется сказать, отложив свое слабое перо: читайте самого Ленина! Читайте Ленина сами! Но – научитесь читать Ленина!» Не согласиться с виднейшим мастером слова, лауреатом Ленинской и Сталинской премий, Героем Социалистического Труда М. Шагинян просто невозможно.
Среди лучших образцов советской прозаической Ленинианы особняком выдвигается и удивительная повесть В. Катаева «Маленькая железная дверь в стене», увидевшая свет в 1964 году. «Тема Ленина огромна, необъятна, а эта книга не исторический очерк, не роман, даже не рассказ. Это размышления, страницы путевых тетрадей, воспоминания, точнее всего, лирический дневник, не больше. Но и не меньше», – такими словами определял сам Валентин Петрович своеобразие написанного им произведения, рожденного пронзительным чувством: «Ленин – мой современник».
Лирический дневник этот возник в результате путешествия по ленинским местам Франции и Италии. Вслед за Ильичом прозаик проделывает мысленную поездку с улицы Мари-Роз до Национальной библиотеки, посещает театр «Бобино», в котором бывал Ленин, любивший слушать «шансонщиков», захаживает в классную комнату партийной школы в Лонжюмо, отправляется «на полеты» в Жювизи, к Горькому на Капри, посещает редакцию «Юманите». При этом сила писательского воображения, подкрепленного мемуарами, документами, живыми свидетельствами современников, столь велика, что перед нами предстает не только тщательно выписанный ленинский Париж, но и сам Ленин. Слышится его голос, смех, становимся мы и свидетелями бесед с Лафаргами и Горьким. Наблюдаем Ильича в самых разнообразных житейских ситуациях.
Не менее важно обозначить и то, что В. Катаев, досконально изучив документы и воспоминания, впитав впечатления от увиденного и услышанного, работая над написанием своей прекрасной повести, располагал еще одним существенным источником, активно примененным им в ходе творческого процесса. Речь о его собственном жизненном и писательском опыте. Именно пережитое и передуманное за долгие годы позволило писателю при создании повести идти путем смелых психологических прозрений. Благодаря искусству перевоплощения он ломает привычную систему временных координат и говорит с читателем от имени Ленина, смотрит на нас глазами Владимира Ильича. Осознание того, что Ленин где-то рядом, не покидает читателя. В этом, пожалуй, и заключается та не поддающаяся времени и обстоятельствам исключительная притягательность небольшой по объему катаевской повести.
Велико участие в разработке ленинской темы и такого самобытного прозаика, как С. Дангулов. Бесспорно, основным произведением в его ленинском цикле стал роман «Дипломаты», писавшийся им на протяжении восьми лет и завершенный в 1966 году. Но ему предшествовала повесть в рассказах «Тропа» (1964), в которой лирический герой, молодой советский дипломат Дмитрий Рыбаков, имевший возможность близко наблюдать Владимира Ильича, становится рассказчиком подмеченных им ленинских черт характера, некоторых деталей его профессиональной деятельности. Так, писатель, строго следуя правде фактов, и находит свои краски, свой угол зрения, интонацию, навеянную той атмосферой, в которой Ленин жил и работал.
[img=-13743]
| [img=-13744] |
Обращаясь к образу Ленина, стремясь раскрыть сущностное начало его философской мысли на конкретном историческом отрезке, автор показывает круг собеседников вождя, приехавших из Америки, обозначая при этом проблемы, возникшие в ходе встреч. Самому же писателю, по его словам, было интересно, как Ленин умел беседовать с людьми, имевшими кардинально разнящееся с ним мнение. Как получалось у него в ходе тех бесед убеждать далеко не простых собеседников? Для того чтобы понять этот ленинский феномен, С. Дангулову пришлось скрупулезно исследовать характеры людей, причастных к тем событиям. Выделяет он и сподвижников великого Октября, видевших в Ильиче прообраз общечеловеческой свободы – Джона Рида, Билла Хейвуда, Альберта Риса Вильямса, Линкольна Стеффенса, Роберта Майнора, людей непохожей судьбы, но непоколебимых в своем единстве по отношению к русской революции.
Вводя в повествование эти достаточно известные имена, писатель преследовал конкретную цель – сказать о них нечто такое, что не было известно широкому читателю. Так и появляются его пятнадцать писем в Америку, адресованных писателям, журналистам, художникам, общественным и религиозным деятелям. Многие адресаты ему были знакомы лично. Получает он от них и ожидаемые ответы, своего рода письма-воспоминания, послужившие фактическим материалом для написания таких произведений, как «Тропа» и «Ленин разговаривает с Америкой».
Вне всякого сомнения, американцы, с которыми в первые годы после революции встречался Ленин, дают лишь частичное представление о масштабах контактов руководителя советского правительства в тот период, но они предельно полно характеризуют внешнеполитическую деятельность Владимира Ильича, его блестящее умение разговаривать с людьми, завоевывая их симпатии, располагая их к себе и рабоче-крестьянской власти. В высшей степени показательно и то, что большинство из этих людей на всем своем жизненном пути оставались в числе друзей Страны Советов.
Вспоминая о той работе, осмысливая ее несколько с других позиций, Савва Артемьевич отмечал следующее: «Помните, у Рида: «Необыкновенный народный вождь, ставший вождем благодаря своему интеллекту»? Образ Ленина – это для меня его мысль. Ее философская первоприрода. Ее жизненная основа. Ее действенность – дело Ленина как прообраз его мысли. Мне бесконечно интересно, как Ленин беседовал с людьми, представляющими противоположную точку зрения. Как он вызывал их на спор, и что было предметом спора. По каким путям шла ленинская мысль, и какова была система его доводов и контрдоводов. Мы ведь знаем, что его встречи с Уэллсом, Стеффенсом, Робинсом были отнюдь не мирными. Знаем мы и то, что в этом единоборстве мысли не Ленин воспринял взгляд Робинса, а Робинс в какой-то мере принял точку зрения Ленина. Как это произошло? Наверное, какое-то значение имели личность Ленина, его способность говорить с людьми, его талант убеждать. Однако, как развивался спор, если говорить о системе доводов, которыми оперировал Ленин и его оппонент? Собственно, единоборство бескомпромиссное происходило здесь. Характер Ленина – в этом единоборстве. Как его показать? Показать Ленина – и не умалить силу мысли Уэллса или Стеффенса, не ослабить их упорства в стремлении отстоять свою правду, не обескровить их страсти и живого чувства. Пусть Уэллс будет Уэллсом, а Стеффенс Стеффенсом, тем убедительнее будет победа Ленина. А ведь Ленин, между прочим, брал верх. И об этом свидетельствуют Уэллс со Стеффенсом и, разумеется, не потому, что им доставляет удовольствие выйти навстречу Ленину с белым флагом и сказать: «Сдаюсь!». Победил Ленин, мыслитель и человек. Именно человек. Помните эту фотографию Ленина и Уэллса? Там у Ленина необыкновенные глаза, и Уэллс, как мне кажется, видит эти глаза. Я даже подумал, что именно в эту минуту англичанин сказал себе: мечтатель, кремлевский мечтатель.
А Ленин действительно был мечтателем, но только не в том смысле, какой пытался вложить в это слово Уэллс. Мечтатель-провидец, стремящийся увидеть завтрашний день человечества, прокладывающий пути в грядущее».
Исследовательская работа С. Дангулова, связанная с постижением величайшей мыслительной деятельности вождя в разные периоды его революционного и государственного пути, растянулась на долгие годы. Отдавая большее время практическому писательскому труду, вынашивая в творческих планах не одно большое художественное полотно, в том числе и такое масштабное и фактически панорамное, как трилогия «Кузнецкий мост», где, между прочим, широко показана политико-дипломатическая деятельность Сталина, писатель продолжал неутомимо искать новое и доселе неосмысленное на тех дорогах, по которым пришлось пройти Ленину. «Меня увлекает исследовательское начало в работе писателя. Осенью 1967 года я совершил путешествие на Капри, повторив известный ленинский маршрут. Еще раньше я был в Лондоне, а летом 1968 года в Норвегии и Швеции. В эти годы у меня сложилось свое досье, которое дает мне право сказать: я видел. Итог этих поездок – новое, что удалось добыть. Для меня это радость, если даже это скромно». Результатом той многолетней работы станет выход в 70-е годы прошлого столетия книги раздумий «Двенадцать дорог на Эгль», а затем, в доработанном варианте, и книги «Пятнадцать дорог на Эгль».
Примечательно само название этой книги, которое писателю пришло при встрече в Марселе со старым учителем из Швейцарии:
«– Я из Эгля, того самого Эгля, откуда ваш Ленин пошел на царя, – произнес швейцарец и залился счастливым смехом – одно то, что он из Эгля, как бы давало ему право чувствовать себя соучастником великого дела Ленина. – Кстати, говорят, что Ленин не боялся высоты и пришел к нам через перевал. <…> Старый швейцарец дал волю своей фантазии, когда сказал, что Ленин пошел на царя из Эгля, но швейцарца понять можно и даже простить не грех: ведь он это сделал не для себя, а для Эгля! Если же быть точным, то с Эглем действительно связана памятная страничка в жизни Владимира Ильича, правда, не столь значимая, как утверждает старый учитель, однако заслуживающая внимания вполне: именно неподалеку от Эгля, в селении Дьяболер, летом 1895 года состоялась встреча молодого Владимира Ульянова с Г.В. Плехановым – встреча, важная для русской революции».
Наиболее существенным же вкладом С. Дангулова в советскую литературную Лениниану стал его роман «Дипломаты», показывающий всего лишь события одного года – от осени 1917-го до осени 1918-го, то время, когда революционным силам во главе с Лениным предстояло защитить страну в тяжелой, неравной борьбе. И гений Ленина обращается к спасительному Брестскому миру. В том, как вождь и его сподвижники (а в романе выступает целый ряд исторических фигур, таких как Ф. Дзержинский, Г. Чичерин, В. Воровский, М. Литвинов и др.) выносили в себе идею Бреста и претворили ее в жизнь, а потом, поднакопив силы, смогли с известным договором покончить, и прослеживается главная сюжетная линия этого большого многопланового повествования.
Коль прозвучало упоминание о Брестском мире и той выдающейся роли Ленина, которая принадлежит ему в его осуществлении, то считаю необходимым более пристальное внимание обратить на роман И. Шамякина «Петроград – Брест», завершенный видным белорусским прозаиком в самом начале 80-х годов канувшего в лету столетия. Сам мастер коротко так охарактеризовал это произведение: «Роман «Петроград – Брест» – роман политический, главная тема – тема борьбы за мир, тема очень драматическая, – и все необходимо было подчинить этой теме!.. Это не биография Ленина. Это самый драматический эпизод его борьбы за укрепление Советской Республики».
Владимир Ильич показан в романе в суровое время выбора, когда, увлекшись псевдореволюционной фразой, колебались даже его наиболее последовательные сторонники. И не каждому из них дано было увидеть в грабительском и «похабном» Брестском мире единственное условие сохранения главного завоевания Октябрьской революции. Не в силах они оказались разобраться и в тонкостях складывавшейся политической обстановки и поверить в то, что вопиющая несправедливость Брестского договора оборачивалась в итоге против собственных хищнических устремлений германских империалистов. На этом фоне Ленина мы видим в непрерывной работе, в размышлениях, на заседаниях ЦК и Совнаркома, во время короткого отдыха, в разговорах с представителями иностранных держав, друзьями, рабочими, крестьянами, солдатами.
Блестяще смог И. Шамякин отобразить и накал борьбы Ленина с теми, кто противился заключению мира и этим ставил молодую Советскую республику в крайне тяжелое положение. Ильич предстает нашему взору в самый напряженный момент борьбы за мир, когда убедительным доводам его противостоял мощный хор мелкобуржуазных ура-патриотов, сомкнувшихся с открытой контрреволюцией, стремившейся к реваншу и сворачиванию победоносной революционной октябрьской поступи. Концентрируя самое главное, то, что заставляло Ильича непрестанно искать ответы на волновавший его вопрос о мире, писатель показывает нам Ленина во всей его гениальности, прозорливости, способности давать исчерпывающие оценки и выводы.
Удалось писателю, насытив повествование выдержками из ленинских произведений, официальных документов, протоколов ЦК РСДРП(б), воспоминаний очевидцев, создать не только достоверную картину того периода жизни вождя революции и молодого социалистического государства, но, и, благодаря своей авторской позиции, показать Ильича с разных сторон, особое внимание придав масштабу его государственной деятельности. Важно и то, что И. Шамякин попытался осветить и вопрос об отношении Ленина к соратникам по большевистской партии и Совнаркому, причем и к таким противоречивым фигурам, как Л. Троцкий и Н. Бухарин. И видим мы не однобокое сравнение или столкновение мнений и позиций. Автор дает нам возможность проследить мысль Ленина в отношении этих деятелей и их политического прожектерства. В силу чего и становится нам более понятен Владимир Ильич. Мы как будто вместе с ним анализируем их поступки, давая им принципиальные оценки. К слову, такой композиционный подход свойственен и другим сюжетным линиям романа. Неизменно же одно – через ленинские оценки и выводы, через череду его рассуждений и диалогов, переживаний и чувств перед нами предстает реальная картина событий тех лет и та грандиозная роль, которая и принадлежит Ленину в их разрешении.
[img=-13745]
Постижению ленинской мысли и ее диалектике посвятил свою повесть «Синяя тетрадь» (1961) и Э. Казакевич. В ней он показал Ильича в один из самых трудных периодов его жизни, когда Ленин вынужден был скрываться от ищеек Временного правительства в шалаше на станции Разлив. Тогда у вождя появилась возможность оставаться наедине с собственными мыслями, с синей тетрадью, в которую заносятся строки будущей книги «Государство и революция». Ввиду чего не внешние события, а внутренний монолог, поток ленинского сознания движет действием повести. Зародившаяся в тексте на наших глазах ленинская мысль нацелена на самые ключевые вопросы того времени: о сущности революционной власти и трудового народа, должного выступить в роли творца диктатуры пролетариата, о необходимости донесения до масс правды и невозможности выдавать желаемое за действительное, о самостоятельности принимаемых решений, которые не заменить никакими цитатами, о нравственном облике революционера. Смог писатель показать и значимость личности Ленина на основе чувств и мыслей его соратников и тех, кто оказался волею судеб рядом, от Я. Свердлова и Ф. Дзержинского до семьи рабочего Емельянова. Раскрыты в повести также и глубина ленинского характера, и ленинская человечность, и его же непримиримость ко всяким шатаниям и колебаниям, и его решимость идти в революцию.
Своего рода дневник эмоционального, политического, государственного мышления Ленина на протяжении многих лет выводит в повести «Наш Ленин» (1977) Б. Полевой. Читателю видный прозаик и публицист представляет образ земного человека, «встающего из дел своих, как овеянный легендами сказочный богатырь» и в тот же час «простого, как – правда».
Ленин предстает нашему взору на Путиловском заводе вместе с В. Антоновым-Овсеенко через несколько дней после победы Октября, видим мы его в постоянных заботах о завтрашнем мирном дне республики, наблюдаем, как он направлял работу Нижегородской радиолаборатории, предвидя грандиозные перспективы зарождающегося радиовещания. Показан Ленин и с товарищами по эмиграции. Для этого в отдельную главку писатель вводил тексты дневников М. Ольминского, Марии Эссен, С. Гусева.
Далее Б. Полевой показывает Ленина в контактах с Джоном Ридом, Альбертом Рисом Вильямсом, Гербертом Уэллсом. Мир мыслей и дел Ильича все более усложняется, и нет в нем вопросов второстепенных, нет и встреч, которые можно отложить до «лучших времен». Так в конечном итоге и постигаем мы основные посылы повести, заключавшиеся в том, чтобы приблизить читателя к мыслям Ленина, показать классовое понимание им нравственности, довести до нас широту его таланта руководителя революции и государства, способного ежечасно трудиться и ежеминутно направлять свое сознание на преодоление целых сонмов непростых и судьбоносных государственно-общественных задач.
Заметный вклад в советскую литературную Лениниану внес и В. Чикин. Его книги – «Сто зимних дней» (1969), за которую он был удостоен премии Ленинского комсомола, «Имярек. Памфлет одной ленинской строкой» (1977), отмеченную дипломом Всесоюзного литературного конкурса им. Н. Островского, и «Круг на великом круге. Конспекты и размышления» (1979) – следует рассмотреть более детально уже в силу того, что они давно стали библиографическими редкостями. Просто так, в любой городской или сельской библиотеке, их сегодня не найти. Да и невозможно четко и однозначно определить их форму и жанр.
В предисловии к «Ста зимним дням» автор так обозначает свой творческий замысел: «Эта хроника повествует о том, что пережил и передумал Ленин в свою последнюю зиму в Кремле». С мыслями Ильича, с его переживаниями, с его поисками, борениями (а он тогда уже был скован суровым недугом, и врачи старались изолировать его от повседневной работы) знакомит нас писатель. И, несмотря на жесткие препятствия, чинимые ему самой жизнью, Ленин оставался борцом. Он продолжал напряженно мыслить, взвешивать факты, анализировать и сопоставлять события, их причинно-следственные связи. Эту потрясающую, гигантскую силу ленинского интеллекта, не желавшего мириться с действительностью в тех, сжатых для него условиях убедительно, красочно, по-особому выписывая каждый существенный штрих полета трепетной мысли, и показывает нам В. Чикин. Показывает умело, публицистически выверенно, вкладывая в свой авторский текст большое смысловое наполнение, нацеливая его на вдумчивого читателя.
Исследованию использования Лениным классических художественных образов из творчества Гоголя, Салтыкова-Щедрина, Чехова, созданных ими нарицательных сатирических образов в ленинской политической полемике с буржуазными и мелкобуржуазными идеологами и политиками посвящена книга В. Чикина «Имярек. Памфлет одной ленинской строкой». Основной посыл этого произведения точно подметил известный публицист Ю. Белов: «Несомненная заслуга Валентина Чикина как исследователя состоит в том, что он не просто выявил, отобрал наиболее часто употребляемые в ленинских текстах классические образы «теней жизни», того же «человека в футляре» или Иудушки, а показал, как Ленин использовал эти образы, чтобы вскрыть типично вредоносное явление в общественно-политической жизни и революционном движении России. У Ленина, можно сказать, классики «работали» на партию, им ведомую».
С призывом к самостоятельному и всеохватному проникновению в мир ленинской мысли обращался к читателю В. Чикин и в книге «Круг на великом круге. Конспекты и размышления». Уже в самом названии ее, заложив в него конкретный исторический подтекст, связанный с изучением Лениным философии Гегеля, сравнивавшего историю философии с кругом, от которого расходится великое множество кругов, кроется расшифровка замысла автора, напоминающего нам и ленинскую заметку на полях по сему поводу: «Очень глубокое сравнение!!! Каждый оттенок мысли – круг на великом круге (спирали) развития человеческой мысли вообще». Так-то, в вечном круговороте ленинского учения, в постижении его общих тенденций и направлений, отдельных граней, частностей, характеристик, и призывал писатель читателя, в первую очередь молодого, вступающего в большую жизнь, находить ответы на судьбоносные вопросы современности, планируя тем самым и свой поступательный путь в будущее. И движение это, земная круговерть, со всеми ее закономерностями и непредсказуемостью, заверяет нас Валентин Васильевич, лучше и надежнее преодолевать, заручившись ленинской поддержкой, вооружившись его великим знанием, благо и сегодня доступным всем тем, кто ставит перед собой цель соприкосновения с ним.
Позволю себе отдельно остановиться и на произведениях одного из представителей так называемой поздней советской Ленинианы. Речь о книгах не так давно ушедшего из жизни С. Есина «Дорога в Смольный: Июль – октябрь 1917 г. Страницы великой жизни» и «Константин Петрович». В первой книге, состоящей из трех повестей, в повести «Воспоминание об августе», Сергей Николаевич удачно воссоздал события августа 1917 года и показал Владимира Ильича скрывавшимся от сыщиков Временного правительства в Финляндии. Написанная на основе воспоминаний людей, знавших и помогавших Ильичу скрываться в то опасное время, повесть погружает нас в размышления Ленина о марксизме, о революционной борьбе, о задачах пролетариата в революции, о государстве.
Об одном дне из жизни Ленина – 24 октября 1917 года узнаем мы из повести «Один день в октябре». Тот день, как и большинство дней после возвращения из Финляндии, большевистский лидер провел на квартире своей соратницы Маргариты Васильевны Фофановой. В повести этой присутствуют также и другие видные большевики: А. Бубнов, Ф. Дзержинский, Я. Свердлов, В. Невский, В. Антонов-Овсеенко, Н. Подвойский. О них писатель проникновенно говорит в начале повести: «Удивительная когорта людей того времени!.. Каждый из них ежечасно рисковал своей жизнью и жизнью близких. Но боролись они не ради себя. Это уже потом, задним числом, история поставила их на пьедесталы, к которым потомки приносят цветы… Каждая из этих судеб – и они это понимали! – могла быть сломана, как стебель, в самом начале роста, и тогда ни жизни, ни посмертной славы…» И опять же Ленин в повести размышляет – в основном на тему, что будут делать большевики «с победой». Революция была Лениным и соратниками по партии тщательнейшим образом подготовлена. Осталось только ее совершить. «Дальше все хрестоматийно известно», – говорит нам писатель в завершающей главе своей повести.
К событиям августа–сентября 1917 года, когда Ленин под именем сестрорецкого рабочего Константина Петровича Иванова вынужден был скрываться от ищеек Керенского, писатель возвращается и в романе «Константин Петрович». И если предыдущие повести воссоздавали в большей мере личные качества вождя как обаятельного и остроумного человека, то роман этот предоставляет нам возможность заглянуть в ленинскую духовную лабораторию. С. Есин доводит до нас и главный свой замысел о том, что ленинская жизнь – пример подлинного единства слова и дела. Причем слова, подтвержденного и обеспеченного реальным ходом исторических событий. За формулировками Ленина выступала судьба партии и в конечном счете и обездоленного народа. Сознавал ли Ильич это в тот период, осенью 17-го, формулируя свои мысли, – таким вопросом в романе задается С. Есин. Уверенным видим мы и авторский ответ, – да, безусловно. Обращает наше внимание писатель и на драматичность той ситуации, в которой оказался Ленин, когда ему в письмах в ЦК приходилось доказывать неизбежность воплощения в жизнь лозунга о том, что «большевики должны взять власть». Как известно, внутри ЦК не было единства в отношении данных ленинских предложений. И как же необычайно много в той ситуации зависело от уверенности Ленина в своей правоте, от его несгибаемости и целеустремленности! В романе мы видим Ленина непримиримым, убеждающим, грозящим выходом из ЦК. Думается, что талантливое повествование о том, как победила гениальная ленинская мысль об историческом моменте, для взятия власти у буржуазии и в наше время очень даже востребовано.
В этой связи важно отметить ряд существенных обстоятельств. Первое из них заключалось в том, что авторов преследовал неподдельный интерес к фигуре Владимира Ильича. В подтверждение приведу слова из заметки Э. Казакевича «Как я писал «Синюю тетрадь»: «Всю мою жизнь меня больше, чем все другие люди на свете, интересовал Ленин. Я знаю, что в этом смысле я не одинок, что он интересовал все мое поколение, что миллионы людей думали о нем с пристальным жгучим интересом… Он был олицетворением справедливости и правды».
Второе же обстоятельство необходимо связать с временем, в котором писались произведения Ленинианы. И если первые поэтические вещи создавались еще при жизни Ильича, то с годами временное расстояние от его реальных лет существования стало увеличиваться. Конечно, мы помним о том, что М. Горький не просто знал Ленина, а был с ним в товарищеских отношениях, хотя не всегда и теплых. Е. Драбкина, дочь профессиональных революционеров, не только видела и слышала Ленина на протяжении многих лет на публичных мероприятиях, но неоднократно наблюдала его в домашней обстановке.
Посчастливилось в молодые годы неоднократно видеть и слышать Ленина и Д. Ерёмину. Такую возможность он получил, воспитываясь и учась в подмосковной Малаховской школе-интернате вместе с Михаилом Горбуновым, младшим братом Николая Петровича Горбунова, секретаря Владимира Ильича и управляющего делами Совнаркома. Однажды, находясь в Москве, он повел их в Кремль, где они оказались близкими свидетелями беседы Горбунова с Лениным. Юному Ерёмину пришлось близко видеть руководителя советского правительства и в Люберцах, возле завода сельскохозяйственных машин, названного впоследствии именем революционера – машиниста Московско-Казанской железной дороги Алексея Ухтомского, где работали его отец и старшие братья и куда Владимир Ильич в те годы приезжал неоднократно.
Кстати, Д. Ерёмина следует отметить и потому, что необычен был сам ракурс подачи исторических фактов в его романе «Золотой пояс», так как молодая республика, охваченная пламенем Гражданской войны, не отразившая окончательно предательский удар Антанты, не изгнавшая с дальневосточной земли японских империалистов, зажатая в тисках экономической блокады крупнейшими капиталистическими странами, представлена им, в том числе, и глазами крупного американского бизнесмена мистера Вандерлипа. И, тем не менее, фактически он является главным действующим лицом произведения, его реальная и увлекательная жизненная история, в которую нас погружает автор, становится лишь вспомогательным инструментом, определенной сюжетной линией, ведущей нас к постижению сложнейших политических процессов, направляемых В.И. Лениным в ходе революционной борьбы нового мира со старым, отжившим свое, но яростно сопротивляющимся.
Ключевое значение имеет глава романа, просто и конкретно обозначенная как «Беседа». Владимир Ильич в присутствии молодого референта Наркомата иностранных дел Саши Хохлова беседует с самодовольным и уверенным в реализации своих корыстных замыслов бизнесменом, некстати упомянувшим о «благих принципах гуманизма». Но его обывательский кругозор сталкивается с мудростью и сарказмом непостижимой им ленинской мысли, обличающей лживую демагогию, лицемерие, беспринципность буржуазного мира, без труда угадывающей тщательно замаскированные планы политической верхушки США по проникновению крупных монополий и военщины на российский Дальний Восток. По существу, Ленин видит собеседника насквозь, он, не нарушая правила дипломатического этикета, бьет его наотмашь, не оставляя последнему возможности для тактического маневра. В этом диалоге и показан весь Ленин, во всем его величии, гениальности и прозорливости.
Третьим аспектом необходимо выделить то, что старшее поколение авторов, и в первую очередь прозаики, такие как С. Сергеев-Ценский, К. Тренев, М. Шагинян, К. Федин, А. Толстой, более молодые В. Катаев, Л. Леонов, И. Сельвинский, С. Виноградская, драматург Н. Погодин, ну и еще более молодые Г. Фиш, М. Прилежаева и другие, жили в те бурные времена и на их глазах свершались революционные события, о которых они имели и собственное представление. Соответственно, образ Ильича им был более доступен, понятен. С ним у них были связаны многие личные переживания, думы, помыслы, стремления, чувства, а иногда и рабочие будни, как у С. Виноградской, работавшей секретарем М. Ульяновой в редакции «Правды».
Но и тем, кто шел за ними, тоже было все же проще воспринимать образ Ленина, так как были живы те, кто его знал и с кем уже им, работая над ленинской тематикой, пришлось работать. Так, тому же С. Дангулову посчастливилось общаться с Н.К. Крупской. О той встрече он годы спустя очень интересно напишет: «Почти тридцать лет тому назад в Москве, на Чистых прудах, мне посчастливилось беседовать с Надеждой Константиновной Крупской. Я знаю, что в те годы на Чистые пруды было паломничество. Люди шли к ней просто поговорить по душам, посоветоваться по делам, очень насущным и личным. Но велико было искушение поговорить с нею именно о Ленине. Многое из того бесценного, что было написано о Ленине вообще, к тем годам было написано. И прежде всего книга Джона Рида, поэма Маяковского, известный горьковский этюд. Несмотря на то, что и одна вещь, и другая, и третья были созданы давно, Надежда Константиновна по понятным причинам говорила о них так, точно она прочла их только что. Как человек литературный (о ее литературном таланте когда-нибудь будет написано) и государственный, Надежда Константиновна говорила об этом, имея в виду и то, что должно быть сделано. Помнится, она говорила, что два начала определят успех на этом пути: верность правде и та творческая свобода, без которой (она так и сказала) «художник из существа крылатого превращается в существо бескрылое». Если же говорить о верности правде истории, правде жизни Ленина, то художнику трудно решить эту задачу без того, чтобы не стать исследователем, – знание предмета здесь обязательно».
Этого принципиального исследовательского подхода придерживались все прозаики, а также поэты, как тот же А. Вознесенский, бравшиеся за воплощение образа Ленина в своих произведениях. Долгие годы они изучали архивные и иные документы, воспоминания соратников и других лиц, лично знавших Ильича, научную и мемуарную литературу, подшивки газет. Пришлось им объездить и многие места, связанные с определенными периодами жизни и деятельности Ленина. И путем этим авторы шли, как правило, основательно, всецело растворяясь в предмете исследования. В этом плане можно немало занимательного поведать о работе практически всех писателей, вместе с тем отмечу лишь подвижническую деятельность М. Шагинян, В. Катаева, Э. Казакевича, Г. Фиша, С. Дангулова, В. Тельпугова, И. Шамякина, В. Канивца, Е. Яковлева.
Вместе с тем писатель не может быть лишь фотографом или иллюстратором, копирующим определенные исторические события и личностей, их творивших. По своей природе он художник, и ему необходима внутренняя свобода и раскованность при создании образа героя, которая дается путем постижения черт его характера. По-другому быть в художественной литературе в принципе не может. Оттого-то в каждом из них и жил «мой Ленин». А Э. Казакевич твердо был убежден в том, что о Ленине «надо писать с абсолютной внутренней свободой, не рассчитывая на то, что читатель любит этого героя заранее, до прочтения повести».
О том же, что у каждого художника Ленин, то или иное событие из его жизни воспринимаются совершенно по-своему, интересно высказалась и Е. Драбкина: «Мне вспоминается, как однажды, когда я была подростком, мы с мамой оказались на юге Франции и в каком-то небольшом городке попали на необычную выставку картин. Вся она состояла из двух или трех десятков портретов одного и того же человека, выполненных разными художниками. И тут возникло чудо: на вас глядело два или три десятка лиц, они были одним и тем же лицом и в то же время каждое из них было особенным, своим и единственным.
Такое же чувство возникает у меня, когда я думаю о Ленине, перебираю свои воспоминания о нем, читаю воспоминания его близких и его соратников. В чем-то они едины, в чем-то каждый, соприкасавшийся с Лениным, создает своего Ленина. Но, соединенные вместе, они складываются в полный мысли и движения образ Ленина, насыщенный внутренним миром самого рассказчика и тем новым, что приносит нам каждый день быстротекущей жизни».
Не остывал и пыл тех тонких лириков, кто пытался через постижение ленинской мысли обращаться к вопросам не преходящим, навеянным сиюминутной суетой, а к темам мировоззренческим, дающим возможность сопоставить день вчерашний с сегодняшним и ответить веским словом на не покидавшие их душевные переживания. В конце 50-х годов прошлого столетия с мыслями и чувствами к Ленину в своих творениях обращаются и такие выделявшиеся из общей поэтической шеренги мастера, как В. Луговской и О. Берггольц.
[img=-13746]
К вдумчивому и серьезному постижению действительности, к следованию по пути, начертанному нам Лениным, призывал нас и А. Твардовский, произнося в своей известной поэме «За далью – даль» такие слова:
И высших нет для нас велений –
Одно начертано огнем:
В большом и малом быть как Ленин,
Свой ясный разум видеть в нем.
Никак нельзя обойти вниманием и то, что своим чувством сопричастности к Ленину возвышенным поэтическим словом с читателем делились такие крупные национальные художники, как П. Бровка, Р. Рза, М. Миршакар, Г. Гулям, Г. Абашидзе, С. Хаким, К. Кулиев, Р. Гамзатов, О. Сулейменов, С. Чиковани, Б. Шинкуба, Д. Кугультинов, Элляй, Я. Судрабкалн, Ю. Марцинкявичюс, М. Рауда и др.
Будучи певцами своих народов, они неизменно подчеркивали и их национальную взаимосвязь с вождем революции. В третьем номере журнала «Вопросы литературы» (1969), рассказывая об истории создания и о самой поэме «Горская поэма о Ленине», балкарский поэт Кайсын Кулиев отметил существенные особенности национальной поэтики народов СССР на ленинскую тему: «Поэзия со времен своего возникновения воспевала героев, борцов за правду и счастье людей. По преимуществу это был эпос: образы героев были грандиозны и относились ко всему человечеству в целом. Они, как правило, были чужды лиризма. Сегодня же все происходящее в мире относится к каждому человеку, непосредственно влияет на его судьбу, на строй его мыслей и души. Особенно остро чувствуют это поэты. В скольких проникновенных лирических произведениях создан образ Ленина – величайшего из героев! И свою скромную «Горскую поэму о Ленине», о которой я хочу рассказать… я писал… не только о Ленине, но и своем народе и о себе».
С присущей ему глубинной философичностью воспринимал ленинский образ и крупнейший литовский поэт Эдуардас Межелайтис в стихотворении 1954 года с исчерпывающим названием «Ленин»:
Пою человека простого,
Кто мудрой сиял правотой,
Ценил человека простого,
Любил человека простого
Великой своей простотой.
Воспрявшему роду людскому
Он в душу сумел заглянуть,
Помог человеку простому,
Открыл человеку простому
Широкий невиданный путь.
Поэтических произведений на ленинскую тему на рубеже тех послевоенных десятилетий и вплоть до развала СССР написано действительно немало. Большое количество стихов и поэм о Ленине, его многогранной личности, жизненной правде ленинского учения, о семье Ильича появилось в преддверии 100-летнего юбилея Владимира Ильича. Крупным событием явилась тогда поэма Е. Евтушенко о детстве, семье, отце, мировоззрении будущего гения «Казанский университет». Определенно философской направленности, наполненные раздумьями о ленинском образе и современности стихи вышли и из-под пера калмыцкого советского поэта Давида Кугультинова. Известны его не поддающиеся и сегодня пересмотру слова:
Мы вправе в буре наших лет
Идти за Лениным вослед,
Но равными ему не будем:
Он – солнце сердца и ума,
И, выстрадав, его сама
История вручила людям!
Обо всем ленинском поэтическом багаже не скажешь. Да и нет в этом необходимости. Мне же думается, что для обозначения одной, если так можно выразиться, щекотливой темы, стоит обратиться к таким талантливым и не вызывающим сомнения словам:
Как в зной мы на колени припадаем,
Чтоб влаги родниковой зачерпнуть,
Вот так мы Ваши книги открываем,
Чтоб Вашим взглядом на себя взглянуть.
Строфы эти завершают поэму «Ленин, том 54» украинского советского поэта В. Коротича, написанную им в 1970 году. Поэму свою поэт тогда построил не в традиционном биографическом ключе, а путем вторжения во внутренний мир Ленина как исключительной личности, внимательно изучив содержание всего написанного Ильичом в последние годы и вошедшего в его 54-й том Собрания сочинений. При этом автор смог вполне удачно проследить созвучие между заветами Ленина и тем, современным ему днем, в котором он писал свою поэму. Безусловно, В. Коротич написал во всех отношениях стоящее произведение, и оно в то время обогатило советскую литературную Лениниану. Вроде бы добавить и нечего. Но в кого превратился этот автор годы спустя? А стал он – лауреат Государственной премии СССР, удостоенный столь высокой награды за написание публицистической книги о капиталистических реалиях в США, как назло, тем, кто Советскую власть откровенно ниспровергал и разрушал со страниц «Огонька», который он и возглавлял в годы перестройки-катастройки. Потом, после развала СССР, успел он какое-то время пожить в еще совсем недавно ненавистной ему Америке. В конечном результате ничего советского в нем не осталось.
Хотелось бы знать, а вспоминает ли сегодня перешагнувший 80-летие Виталий Коротич, что и он был в числе авторов, воспевавших бессмертный ленинский образ? Думается, что нет. Пишу же об этом нелицеприятном факте потому, что далеко не все, кто брался за ленинскую тему в художественной литературе, в том числе и те, чьи фамилии указаны в настоящем очерке (как тот же вознесенный до небес Е. Евтушенко, писавший более 30 лет после выхода его прославленной поэмы «Казанский университет», примерно тогда же правленной им под совершенно иным прицелом, что «самая главная идея поэмы была не в юбилейном воспевании Ленина» и вообще вся ленинская деятельность была основана на желании отомстить за казнь брата Александра); называть другие имена дополнительно при этом не буду, – остались теми, кем были раньше. Если не превратились они в откровенных антисоветчиков, то и не были среди тех, кто Советскую власть защищал и боролся за то, чтобы не допускать поругания великого имени, о котором они так восторженно писали. Вследствие чего нужно четко разграничивать то, что некоторые писали ранее, порой талантливо, ярко, красочно и убедительно, строго идеологически выдержанно, и то, о чем они писали и говорили тогда, когда Советской власти уже не стало. Но это отдельная тема, и для явно большого и совсем не радужного разговора.
Многонациональная советская литература, и касается это напрямую прозы и публицистики, вспоминала о Ленине очень часто. Он присутствовал на страницах многих тысяч художественных разноплановых произведений, написанных абсолютно непохожим языком и на диаметрально противоположные темы. Можно было бы назвать не одну сотню знаковых, содержательных, глубоких, высоконравственных творений, где герои обращаются к образу Ленина, говорят о нем, сверяют с ним свои мысли, планы, конкретные дела и начинания. Порой это были необычайно удачные обращения. Неизменно присутствовал в них широкий смысловой тон, были видны и ощутимы эмоциональность, чувственное восприятие писательского замысла. Обращались же к Ленину в этих текстах буквально все, вымышленные и взятые из жизни, названные своими именами герои – от крупнейших государственных деятелей до простых рядовых колхозников, рабочих, молодежи. Назову в данной связи всего несколько имен и произведений.
| [img=-13747] |
Обратимся к известному роману А. Первенцева «Кочубей». На протяжении всего повествования писатель показывает нам неразрывную связь как самого реально существовавшего прославленного героя Гражданской войны Ивана Кочубея, так и его бригады с партией большевиков и лично В.И. Лениным. К нему стремится эта неординарная личность, с ним он связывает будущее юга России, ему верит, от него ждет поддержки. И даже в самые тяжелые часы болезни тифом, сопровождавшим его во время изнуряющих и изматывающих переходов по Кавказу и астраханским степям, находясь в бреду, он беседует с Лениным – так велико было его неподдельное желание стать в строй бойцов-ленинцев, так хотелось ему увидеть Владимира Ильича. И в предсмертной своей записке, найденной на квартире, в которой его, больного, размещали перед казнью, которую он предпочел предательству, «наполовину печатными, наполовину письменными буквами» Кочубей напишет: «Вот шо, я кончаю. Мою одежду, як шо можно, просю доставить до дому, як последнюю память. Я верю, шо скоро придет наша Красная Армия. Хай не поминает меня лихом. Перешлите товарищу Ленину, шо я до последней минуты отдал свою жизнь за революцию».
Вспоминается повесть А. Караваевой «Двор». В ней Ленин присутствует в крестьянских раздумьях русской деревни второй половины 20-х годов XX века. А как трепетно, «так взволнованно, словно видел его своими глазами», рассказывал детишкам бедноты о Ленине в первой киргизской аульной школе в 1924 году самоотверженный молодой учитель Дюйшен из повести «Первый учитель» Ч. Айтматова! О «первой встрече с Лениным», о своих переживаниях, нахлынувших в Шушенском на пути в 1925 году из далекой Тувы в Москву, в Коммунистический университет трудящихся Востока, в своем автобиографическом романе «Слово арата» поведал основоположник тувинской советской литературы, многолетний руководитель коммунистов Тувинской АССР С.К. Тока.
О том, как в самые судьбоносные дни начала Великой Отечественной войны к гению Ленина обращался Сталин, на страницах романа «Война» рассказал И. Стаднюк. В своих размышлениях Сталин взывает к Ленину, перечитывает его статьи, сверяет с ним свои задумки и планы, мысленно советуется с учителем и вождем, с ученым-марксистом. А в разговоре с Молотовым на предмет создания Государственного комитета обороны определяет итог своим раздумьям: «– Следует поучиться у Ленина <…> Ночью я перечитывал кое-что… Например, в письме «Все на борьбу с Деникиным!» Владимир Ильич будто для сегодняшнего дня дает нам советы. Разве несовременно звучат такие слова Ленина?.. – Отведя в сторону глаза, Сталин начал вспоминать: – «…всякое раздувание коллегиальности, всякое извращение ее, ведущее к волоките, к безответственности, всякое превращение коллегиальных учреждений в говорильни является величайшим злом…» Верные слова? <…> Сейчас особенно надо сверять наши дела по Ленину. А если кто будет обижаться на жесткость…»
С особой теплотой воспринимается и эпизод, когда главная героиня повести С. Антонова «Дело было в Пенькове», молодой зоотехник образца 1954 года Тоня Глечикова, в письме подруге, рассуждая о колхозных буднях, обращается к конкретным ленинским словам о силе государства сознательностью масс, прекрасно понимая их практическое значение в повседневной деятельности.
Но более подробно считаю необходимым представить разговор двух товарищей, недавних комсомольских секретарей крайкома и райкома, вместе отучившихся в Высшей партийной школе, а ныне председателя крайисполкома Тараса Калашника и первого секретаря сельского райкома партии Антона Щедрова из романа С. Бабаевского «Современники». Писатель описывает в романе конец 60-х годов минувшего столетия.
Этот роман, в котором описываются события пятидесятилетней давности, писатель закончил в 1973 году. Сколько времени с тех пор прошло!.. Сменился общественно-политический строй. Перестал существовать СССР. Компартия из правящей превратилась в партию оппозиционную, а актуальность споров о том, как жить по Ленину, никуда не делась. По-прежнему мы часто говорим о Ленине, уверяем себя и окружающих, что живем по его заветам, ссылаемся на него, зачастую вовсе неуместно его цитируем, а жить по-ленински так и не научились. Увы…
Когда в очерке «Рождество в Сорренто» (или «Урок четвертый» из художественно-публицистической книги «Четыре урока у Ленина», завершенной писательницей на крымской земле, в Ялте, чуть более 50 лет тому назад) М. Шагинян писала: «Слишком много еще дела на земле, слишком важно с живым трепетом осваивать прошлое, потому что прошлое – еще в росте, его нельзя останавливать на ходу, нельзя создавать из него штампы и «модели». А тем более – в работе над темой о Ленине…», она и предположить не могла, что не станет Советского Союза, очернительству и откровенной, грязной, балансирующей на грани абсурда и мракобесия лжи подвергнется сам образ Ленина, а советская художественная Лениниана прекратит свое существование как завершенное творческое и культурно-просветительское явление. В этой связи мы и рассматриваем его, пускай с позиций настоящего времени, отдавая себе отчет в том, что продолжить или добавить Лениниану уже никак невозможно. В том качестве, в каком она есть, двери в нее давно закрыты. Она стала классическим столпом нашей отечественной литературы. Именно так ее и следует считать, воспринимать и к ней относиться.
Чем же выделяется это явление в общем советском литературном наследии?
Прежде всего, без преувеличения и пафоса скажу, своей уникальностью. Ведь показать образ великого человека отнюдь не просто. Тем более такого исключительного человека, как Ленин, да еще во всем его величии и простоте, живыми красками, без ложной наигранности и ненужной патетики. При этом авторам следовало в каждом конкретном художественном произведении умело сочетать реальные факты и вымысел, вводить персонажи придуманные, но типичные для описываемых ими событий. Необходимо было придерживаться и достоверности в отображении самого Ленина, его внешнего облика и огромного и неповторимого внутреннего мира. И некоторые перегибы в этом плане, когда Ильич то ли чересчур добр, то ли жесток и непримирим, могли нанести вред завершенному писателем произведению. Читатель же мог его просто-напросто не принять. К счастью, большинство из созданных на ленинскую тему произведений не оказались пустыми и шаблонными однодневками. Они выдержали экзамен на зрелость и выполнили свое главное предназначение – путем художественного вторжения в мир ленинского образа донести его до как можно большего числа людей, до всех тех, кому интересен и дорог этот непревзойденный гений.
Принципиально важно заметить и то, что в результате той кропотливой, творческой, исследовательской работы, новаторского подхода в изображении Ленина и его мыслительной деятельности, которую провели советские писатели за более чем полувековой период, образ Ленина был вписан в галерею вечных образов мировой литературы. Эта истина непреложная, и не считаться с ней нельзя.
Заметно выделяются произведения советской литературной Ленинианы и потому, что написаны в большинстве своем по мандату сердца, искренне, с особой теплотой, душевностью. В них жизнеутверждающая правда. В них особая энергетика. Они заставляют сопереживать и, конечно, думать. Собственно, без вдумчивого соприкосновения с ними невозможно постичь их глубину и цельность, направленность, смысловую составляющую и авторский замысел.
Актуальна ли советская литературная Лениниана в наши дни? Нужно ли к ней сейчас обращаться? Однозначно считаю, что обращаться, и в первую очередь молодежи, к ней просто необходимо. Она не устарела и не утратила своей привлекательности. Да и постигать Ленина через средства художественной литературы не только целесообразно, но и полезно, так как благодаря литературным приемам он воспринимается в читательском сознании и как титан революции, и как мыслитель, и как человек. А человека исчерпывающе представить и объяснить как раз таки призвана художественная литература. Именно ей это под силу. В этом ее неизменное назначение.
Благо и то, что путь у отечественной Ленинианы был весьма значимым. Созданы прекрасные, высокохудожественные произведения, которые способны при каждом их прочтении привносить новое, напоминать о подзабытом, делать акценты на чем-то важном, в том числе на том, что волнует нас сегодня.
Отрадно напомнить и о том, что советская литературная Лениниана в большинстве своем не утеряна. До сих пор ее книги можно встретить на книжных рынках и развалах, в букинистических магазинах и лавках. Есть они, хотя и в ограниченном количестве, в библиотечных фондах. Но в то же время не стоит преуменьшать проблематику по их доступности для современного читателя ввиду того, что они в основной своей массе на протяжении почти трех десятков лет не переиздаются. И откровенно говоря, вряд ли российские издательства, живущие по правилам рынка, возьмутся в ближайшей перспективе за их переиздание.
В современной буржуазной России только коммунисты принципиально и последовательно продолжают дело Ленина. Коммунистическая партия Российской Федерации свою практическую деятельность связывает с ленинским учением, применяя его на практике. Продолжается и ожесточенный бой за сохранение светлой памяти о нем, за защиту его имени от грязных посягательств антисоветчиков и русофобов, либеральной шушеры, ни на день не прекращающей свои мерзкие вылазки и нападки. Приходится сражаться и за само существование народной святыни – Мавзолея В.И. Ленина.
Борьба за ленинскую правду продолжается. И в этом благородном деле хорошим подспорьем может выступать советская литературная Лениниана. Хочется верить в то, что КПРФ, ее региональные структуры возьмутся за переиздание лучших произведений ленинского цикла. Они нужны нам сегодня, будут они необходимы и завтра, причем всем тем, кто пойдет вместе с нами по единственно верному ленинскому пути.
К 100-летнему юбилею Ленина, в 1970 году, замечательный русский советский поэт Михаил Исаковский написал по-особому доброе, духоподъемное и нацеленное в будущее стихотворение «101-й год». В нем присутствуют такие слова:
А Ленин – жив! Душа и ум народа,
Он, как народ, вовеки не умрет:
Как раз в апреле нынешнего года
Ему пошел уже сто первый год!
Год 151-й. Может, под впечатлением этой даты на нашей многострадальной и одновременно прекрасной земле, где живут не только Иваны, родства не помнящие, появятся все же серьезные поэты и прозаики, которые вновь возьмутся за разработку ленинского образа? Вопрос сей остается открытым. Но и оптимизма всем нам не занимать…
[img=-13748]
